Он вселенной гость, ему всюду пир,
Всюду край чудес;
Ему дан в удел весь подлунный мир,
Весь объем небес;
Всё живит его, ему всё кругом
Для мечты магнит:
Зажурчит ручей – вот и в хор с ручьем
Его стих журчит;
Заревет ли лес при борьбе с грозой,
Как сердитый тигр, –
Ему бури вой лишь предмет живой
Сладкозвучных игр.
Да иль нет
За листком листок срывая
С белой звездочки полей,
Ей шепчу, цветку вверяя,
Что скрываю от людей.
Суеверное мечтанье
Видит в нем себе ответ
На сердечное гаданье –
Будет да мне или нет?
Много в сердце вдруг проснется
Незабвенно-давних грез,
Много из груди польется
Страстных просьб и горьких слез.
Но на детское моленье,
На порывы бурных лет
Сердцу часто провиденье
Молвит милостиво: нет!
Стихнут жажды молодые;
Может быть, зашепчут вновь
И мечтанья неземные,
И надежда, и любовь.
Но на зов видений рая,
Но на сладкий их привет
Сердце, жизнь воспоминая,
Содрогнувшись, молвит: нет!
«Есть любимцы вдохновений…»
Есть любимцы вдохновений,
Есть могучие певцы;
Их победоносен гений,
Им восторги поколений,
Им награды, им венцы.
Но проходит между нами
Не один поэт немой,
С бесполезными мечтами,
С молчаливыми очами,
С сокровенною душой.
Этих манит свет напрасно,
Мысль их девственно дика;
Лишь порой, им неподвластна,
Их слеза заблещет ясно,
Вспыхнет жарко их щека.
Им внушают вдохновенье
Не высокие труды,
Их призванье, их уменье –
Слушать ночью ветра пенье
И влюбляться в луч звезды.
Пусть не их толпа лелеет;
Пусть им только даст она
Уголок, где шум немеет,
Где полудня солнце греет,
Где с небес глядит луна.
Не для пользы же народов
Вся природа расцвела:
Есть алмаз подземных сводов,
Реки есть без пароходов,
Люди есть без ремесла.
«Да, много было нас, младенческих подруг…»
Да, много было нас, младенческих подруг;
На детском празднике сойдемся мы, бывало,
И нашей радостью гремела долго зала,
И с звонким хохотом наш расставался круг.
И мы не верили ни грусти, ни бедам,
Навстречу жизни шли толпою светлоокой;
Блистал пред нами мир роскошный и широкой,
И всё, что было в нем, принадлежало нам.
Да, много было нас, – и где тот светлый рой?..
О, каждая из нас узнала жизни бремя,
И небылицею то называет время,
И помнит о себе, как будто о чужой.
«Нет, не им твой дар священный!..»
Нет, не им твой дар священный!
Нет, не им твой чистый стих!
Нет, ты с песнью вдохновенной
Не пойдешь на рынок их!
Заглушишь ты дум отзывы,
И не дашь безумцам ты
Толковать твои порывы,
Клеветать твои мечты.
То, чем сердце трепетало,
Сбережешь ты от людей;
Не сорвешь ты покрывала
С девственной души своей.
Тайну грустных вдохновений
Не узнают никогда;
Ты, как призрак сновидений,
Пронесешься без следа.
Безглагольна перед светом,
Будешь петь в тиши ночей:
Гость ненужный в мире этом,
Неизвестный соловей.
Монах
Бледноликий
Инок дикий,
Что забылся ты в мечтах?
Что так страстно,
Так напрасно
Смотришь вдаль, седой монах?
Что угрюмой
Ищешь думой?
Чужд весь мир тебе равно;
Что любил ты,
С кем грустил ты, –
Всё погибло уж давно.
Бросил рано
Свет обмана
Ты для мира божьих мест;
Жизни целью
Сделал келью,
Вместо счастья, взял ты крест.
Лет ты много
Прожил строго,
Память в сердце истребя;
Для былого
Нет ни слова,
Нет ни вздоха у тебя.
Или тщетно
Долголетно
Ты смирял душевный пыл?
Иль в святыне
Ты и ныне
Не отрекся, не забыл?
Бледноликий
Инок дикий,
Что забылся ты в мечтах?
Что так страстно,
Так напрасно
Смотришь вдаль, седой монах?
Дочь жида
Томно веют сикоморы,
Сад роскошный тих и нем;
Сон сомкнул живые взоры,
Успокоился гарем.
Что, главу склоня так низко,
В зале мраморной одна,
Что сидишь ты, одалиска,
Неподвижна и бледна?
Или слушаешь ты, дева,
Средь заветной тишины
Звуки дальнего напева,
Дальный гул морской волны? –
В область счастья, в область мира,
Красотой своей горда,
Ждет могучего эмира
Дочь единая жида.
Без заботы, без боязни
Здесь забудет, хоть на миг,
И победы он, и казни,
И врагов последний крик.
Много ль сладостных приманок
Для владыки ты найдешь?
Чернооких ли гречанок
Песнь влюбленную споешь?
Или гурией небесной
Перед ним запляшешь ты?
Или сказкою чудесной
Развлечешь его мечты?
«Нет, не песней, нет, не сказкой
Встречу здесь владыку я, –
Но святою, чистой лаской,
Лучше плясок и пенья.
В этот жданный час отрады
Вспомню мать свою я вновь,
Все эмировы награды,
Всю эмирову любовь.
И узнает он немую
Думу тайную мою;
Тихим вздохом очарую,
Взором страстным упою.
И, склонясь с улыбкой нежной
К повелителю лицом,
Жар груди его мятежной
Усмирю моим ножом».
Мотылек
Чего твоя хочет причуда?
Куда, мотылек молодой,
Природы блестящее чудо,
Взвился ты к лазури родной?
Не знал своего назначенья,
Был долго ты праха жилец;
Но время второго рожденья
Пришло для тебя наконец.
Упейся же чистым эфиром,
Гуляй же в небесной дали,
Порхай оживленным сапфиром,
Живи, не касаясь земли. –
Не то ли сбылось и с тобою?
Не так ли, художник, и ты
Был скован житейскою мглою,
Был червем земной тесноты?
Средь грустного так же бессилья
Настал час урочный чудес:
Внезапно расширил ты крылья,
Узнал себя сыном небес.
Покинь же земную обитель
И участь прими мотылька;
Свободный, как он, небожитель,
На землю гляди свысока!
«Небо блещет бирюзою…»
Небо блещет бирюзою,
Золотисты облака;
Отчего младой весною
Разлилась в груди тоска?
Оттого ли, что, беспечно
Свежей радостью дыша,
Мир широкий молод вечно,
И стареет лишь душа?
Что всё живо, что всё цело, –
Зелень, песни и цветы,
И лишь сердце не сумело
Сохранить свои мечты?
Оттого ль, что с новой силой
За весной весна придет
И над каждою могилой
Равнодушно расцветет?
Старуха
1
«Не гони неутомимо
По широкой мостовой,
Не скачи так скоро мимо
Ты, мой всадник удалой!
Не гляди ты так спесиво,
Ты не слушай так слегка:
Знаю я, как молчаливо
Дума точит смельчака;
Как просиживает ночи
Он, угрюм, неизлечим;
Как напрасно блещут очи
Всех красавиц перед ним.
Средь веселий залы шумной,
В тишине лесной глуши
Знаю бред его безумный,
Грусть блажной его души.
Усмехайся ты притворно,
Погоняй коня ты вскок;
Не всегда же так проворно
Пронесешься, мой ездок.
Хоть стучат коня копыты, –
Не заглушат слов моих;
Хоть скачи ты, хоть спеши ты, –
Не ускачешь ты от них
И взойдешь в мою лачужку,
Мой красавец, в добрый час;
Ты послушаешь старушку,
Не сведешь с нее ты глаз».
Пыль вдали столбом взвивалась,
Проскакал ездок давно,
И старуха засмеялась
И захлопнула окно.
И как только слышен снова
Звонкий топот бегуна,
Уж красавца молодого
Ждет старуха у окна.
Словно как стрелу вонзает
В глубину сердечных ран,
Взор за юношей бросает,
Как невидимый аркан.
И пришло то время скоро,
Что с утра до тьмы ночной
Ржал у ветхого забора
Быстроногий вороной.
Что творится у старухи
С чернобровым молодцом? –
Уж в народе ходят слухи,
Слухи странные о том.
2
Близ лампады одинокой
Он сидит, нетерпелив,
В сумрак комнаты глубокой
Очи жгучие вперив.
Что младому сердцу снится?
Ждет чего оно теперь?
Дверь, белея, шевелится,
И старуха входит в дверь;
Входит дряхлая, седая,
И садится, и опять,
Обольщая, возмущая,
Начинает речь шептать.
Юной грусти бред мятежный,
Сокровенные мечты
Одевает в образ нежный,
В непорочные черты.
Говорит про деву-чудо,
Так что верится едва,
И берет, бог весть откуда,
Ненаслушные слова:
Как щеки ее душистой
Томно блещет красота,
Как сомкнуты думой чистой
Недоступные уста;
Как очей синеет бездна
Лучезарной темнотой,
Как они сияют звездно
Над мирскою суетой;
Как спокоен взор могучий,
Как кудрей густая мгла
Обвивает черной тучей
Ясность строгого чела;
Как любить ее напрасно,
Как, всесильная, она
Увлекательно прекрасна,
Безнадежно холодна. –
А в покое темно, глухо,
Бьет вдали за часом час;
Соблазнительно старуха
Шепчет, шепчет свой рассказ,
Говорит про деву-чудо,
Так что верится едва,
И берет, бог весть откуда,
Ненаслушные слова.
3
На коне неутомимо
По широкой мостовой
Уж давно не скачет мимо
Наш красавец удалой.
В зимней стуже, в летнем зное
Он и ночью, он и днем
В запертом сидит покое
Со старухою вдвоем.
Неподвижный, весь исчахлый,
Он сидит как сам не свой
И в лицо старухе дряхлой
Смотрит с жадностью немой.