Аркадий нажал курок — и тот удовлетворенно и смачно щелкнул, оглушая его звуком выстрела.
Тимур конвульсивно дернулся, словно к нему поднесли оголенный провод, вытянулся, ударив ступнями о спинку старинной железной кровати с большими серебряными шишечками на спинке так, что шишечки тихонько зазвенели, словно случайно задетые плечом елочные игрушки, будто пародируя удар гонга, который неожиданно издала металлическая спинка кровати. Глаза он так и не открыл, только моргнул — и по заспанному, отекшему от выпитого накануне лицу пробежала гримаса.
Аркаша завороженно смотрел, как на белой махровой майке Тимура расцветает красный лохматый пион, чувствуя, как по спине потек липкой струйкой пот, который загустевает на подошве, превращаясь в клей, намертво прилепивший его к полу. Ружье он по-прежнему держал в согнутых руках, застывших негнущимся алебастром.
— Что это за звук? — В дверях стояла всклокоченная Злата в небрежно завязанном голубом халатике с райскими синими птицами счастья, из-под которого виднелась нежно-розовая оборка кружевной ночнушки.
Потом Злата с Аркашей судорожно трясли Тимура за плечо, пытаясь его разбудить, он был еще теплый и розовый, а лицо Златочки становилась все серее и серее, словно апрельский снег, впитавший выхлопную гарь, и только ручеек на виске становился все голубее, будто путь навигации на карте, открытой online.
70
Спустя два месяца после гибели сына Вика осторожно, крадучись, зашла в его комнату, в которую не заходила с похорон: не могла. Они с Глебом плотно закрыли дверь и не заглядывали туда: как будто бы сын уехал. Нет, она ни на минуту не забывала тот глухой деревянный стук где-то в глубине черной зияющей раны на зеленом теле земли, расцвеченном желтым крапом чистотела, зверобоя и львиного зева, частый и похожий на дробь барабанного боя на пионерской линейке: «Кто шагает дружно в ряд…» Ее сын никогда не шагал в ногу со всеми и никогда не летал в общей стае. Белый ворон с перебитым крылом. Он и ушел тогда, когда никто из его ровесников не думал уходить. Еще более нелепо, чем уходили дети из той больницы, из которой она когда-то убежала, испугавшись, что там умирают. Впрочем, та детская больница, где для детей слово «смерть» было обыденным, как будто слово «звонок», означающее, что можно рвануть в коридор и поиграть в «ручеек». Была такая очень простая игра. Игроки разбиваются по парам и, взявшись за руки, образуют живой коридор, «ручеек». Оставшийся без пары игрок проходит внутри коридора, выбирая себе пару и разбивая одну из старых пар; новая пара встает в конец «ручейка», а освободившийся человек становится водящим и ищет себе пару. Обычно, по правилам, мальчик выбирает девочку, а девочка — мальчика. В детском возрасте смысл игры для участников часто сводится к возможности постоять, взявшись за руки, с интересными тебе людьми… Репетиция взрослой жизни… Чем быстрее течет «ручеек», тем веселее. Звонок на урок избавлял кого-то из ребят от необходимости разнимать руки.
Села за стол сына и нерешительно, вяло, будто пробуждаясь от сна, начала перебирать бумаги, лежащие на столе. Перебирала механически, всматриваясь в размашистый почерк — и не понимая ни строчки. Буквы прыгали на батуте, раскачивались обезьянками на лиане, выстаивались в неровный клин перелетных птиц, улетающих на юг. Закрыла глаза — и сидела так несколько минут, пытаясь унять сверлящую боль за грудиной. Потом медленно выдвинула верхний ящик и взяла в руки черную кожаную тетрадь. Она знала, что у сына есть дневник, но никогда не решалась его читать, так как считала, что это то же самое, что читать чужие письма. Погладила шершавый дерматин рукой, прижалась к нему щекой, вдыхая запах искусственной кожи и клея. А потом открыла наугад где-то посередине толстой тетрадки и начала читать, хаотично, перелистывая страницы то вперед, то назад; листала машинально, пока пыталась справиться с тоской, сжимающей горло мертвой хваткой, разжать которую уже не было сил. Сидела обмякшей куклой, набитой опилками, навалившись на спинку кресла.
Из дневника Тимура:
… Вот почему я такой родился? Я сейчас плачу и стучу ногой в пол. А мама просто плачет вместе со мной, потому что ей тоже трудно со мной рядом жить. И мне очень одиноко. У меня друзей нет совсем, только мама. Но и она меня понять не может… У меня внутри будто яркий свет горит… Чувствую себя светлячком, запутавшимся в густой траве, тщетно посылающим свои сигналы…
Почему важно при обучении использовать картинки? Когда я был маленький, то речь сливалась в один поток, и невозможно было разобрать слова. Вот, допустим, мне говорят: «Возьми мяч!» А я слышу «возьмимяч» — и не понимаю такого слова. Вот, когда мне стали писать отдельные слова и картинку значения слова показывать, то я стал хотя бы выделять знакомые слова из текста. А раньше я вообще ничего не понимал. И до сих пор мне трудно слушать речь и выделять знакомые слова. Потом, я про учителей хочу рассказать. Когда я в первый раз вижу человека, то вообще не понимаю его. Ведь на его канал еще нужно настроиться. Если приходит какая-то новая учительница на замену нашей, я в первый день вообще ничего не понимаю и не могу даже сидеть на уроке из-за этого, сразу орать начинаю, потому что внутри меня только шум сплошной. Но иногда быстро получается настроиться, это бывает, когда во мне похожие волны на того человека. Вот у папы и бабушки, у них волны вообще другие, чем у нас с мамой. Я даже иногда думаю, родные ли мы вообще… У них поле непрошибаемое.
Никак не мог различить слово «мне» и «мой». Просто у меня в голове каждое слово состоит из букв и из шума волнового. И мне очень сложно переключиться с волнового восприятия на обычное, как у всех людей.
И опять о картинках. У мамы есть такая книжка для глухих. Вот она мне очень сильно помогла. Там нарисованы действия. Допустим: «Зина моет раму». А рядом еще картинка: «Зина» и «рама». И понятно, где — Зина, а где — рама. Получается, что моет — это по стеклу водит тряпкой. А если в ванне моет? Тогда как? А потом я понял (это тоже мама объяснила), что «по стеклу водить тряпкой» и «грязь смывать» — это одно и то же: и там, и там грязь смывают.
Вот в чем для меня была сложность: я раньше с трудом понимал значения глаголов и местоимений.
Летучие мыши слышат ультразвук. Я, конечно, не мышь, но слышу где-то в этом спектре. Но одновременно — и как люди. Думаете легко так жить, как я? Когда половина жизни, считай, проходит впотьмах.
Поле — это такое излучение волновое, которое я слышу от каждого человека. Когда я в автобусе еду или, например, в толпе нахожусь, то мне очень сложно ощущать маму рядом. Вот когда я настраиваюсь на нее, то мне легко делается, потому что я тогда слышу все вокруг через нее. Предположим, говорит с ней какой-то человек, а я с мамы снимаю информацию.
Если бы я сейчас попал в «страну глухих», фильм такой есть, я бы не понял по их жестам, что они хотят сказать, а понял бы по образам, которые они создают в мыслях. Во всяком случае, маму сейчас осенило, она этого понять не могла до сих пор, а сейчас прониклась, что я внимательно наблюдаю за глухонемыми и смеюсь вместе с ними, когда они руками машут и смеются.
Почему я раньше не догадался объяснять свое поведение другим людям? Я думал, что они и так это понимают, а выяснилось, что нет. И вот сейчас я хотя бы успокоился. Почему многие не понимают этого нематериального мира? К старости все приходят к этому, все боятся умирать. А мне не страшно, я не боюсь, у меня есть защита. Она меня ведет по жизни и доставит на место по этому тубусу светящемуся. Когда я умру, то попаду в рай. Я знаю, что мир устроен так, что надо любить друг друга и не делать гадостей. А сам я часто гадости делаю осознанно, даже специально, чтобы досадить, будто в меня вселяется бес какой. Я сам знаю, что бес вселяется, но ничего не могу с собой поделать. Мне потом маму жалко, хочется ее погладить, как кошку, но я не могу. А если она подходит первая, мне кажется, что она жалеет меня, что я ущербный, и я брыкаюсь.
У бабы в последнее время почему-то часто стали летать воздушные шары по комнате, особенно ночью. Я заметил, это происходит перед смертью. И мама тоже говорит, что у нее сердце изношенное, но сама она очень жить хочет и молит бога, чтобы он ее не забирал. Я вот думаю, помогает ли бог или нет? Вот вижу событие: скорую смерть. Но теперь уже не так ясно и отчетливо, как раньше. Значит, можно вымолить, получается? У бабы смерть в поле стояла близкая. А теперь, вроде, отдалилась немного. Почему так? Значит, бог есть, и он помогает, если человек просит очень сильно?
Мне сложно складывать мысли в слова. Это будто ты из песка пытаешься построить снежный дворец. А ведь это песок, а не снег! И на дворе лето!
Болезнь с рождения забрала у меня чувство слуха. Потом дар полноценной речи. Я сижу на чужом празднике и улыбаюсь. Эта иллюзия того, что все в порядке, очень важна окружающим. Как клоун разрисовывает свое лицо: на белила накладывает румянец больного в жару; приклеивает себе толстый красный нос, точно его только что укусила пчела; прилепляет накладные ресницы, похожие на еловые иголки; напяливает парик, напоминающий пеньку, и обязательно надевает воротник гармошкой, из которого его забавная рожица выглядывает, точно подарочный букет из гофрированной яркой обертки, чтобы веселить окружающих, хотя в душе у него тоска и пустота, сжирающие, точно раковая опухоль, — так и я все время прячусь за маской. Эта иллюзия стайности очень важна окружающим. Даже тем, кто бросает на меня лишь короткие взгляды, только осторожно касается, считая, что пялиться неприлично. Даже тем, кто отводит взгляд, немного стыдясь своего здоровья в моем присутствии, хотя они не виноваты в моем недуге. Я представляю, что участвую в их беседе и понимаю, о чем речь, киваю и улыбаюсь. Мне тоже хочется что-то сказать, все равно что, лишь бы иллюзия продолжалась. Мои мечты незамысловаты и безамбициозны: подарите мне чувства. Я хочу слышать играющую музыку, под которую дергаются мои друзья, точно лягушки, к лапкам которых поднесли электрод, я хочу подпевать звучащей песне.