Я морщусь, потому что вижу его боль - знаю, как он страдает - это опустошает меня. Я тоже чувствую его боль. Чувствую, как легкие Дориана горят от напряжения. Ощущаю пульсацию в виске, в результате чего из его глаз сыплются искры.
И я чувствую боль в его костяшках пальцев, когда он сжимает запястье моего отца так, что кости трещат, угрожая сломаться.
Я хватаюсь за грудь, растирая несуществующую рану. Потом протягиваю руку перед собой, она липкая и влажная от свежей, теплой крови - крови из раны, которой быть не должно. Секунду назад ее там не было
- Дориан, - хрипло шепчу я, все еще в изумлении уставившись на руку, покрытую темной, густой субстанцией. Этого не может быть. Просто физически невозможно. То, что я могу чувствовать его - подтверждает нашу связь - но это... этого не должно было произойти.
- Дориан. Дориан, пожалуйста.
Каким-то образом он услышал меня, или просто почувствовал мое недовольство. Возможно, учуял запах страха, витавшего в воздухе, потому что в мгновение ока, он уже рядом, сжимает мою запачканную кровью руку.
- Габриэлла, что... - он осторожно стягивает рубашку, которая прилипла к ране на груди, его бледные глаза сузились в замешательстве. Сейчас они более светлые и дикие от ярости и кровопролития.
Пока он оценивает глубокий порез, протянувшийся от ключицы до левой груди, глаза Дориана становятся теплее, возвращаются к ярко-синему цвету, который меня покорил, в тот самый момент, когда я увидела его год назад в ночном клубе. С тех пор эти глаза завораживают меня каждый день.
Он обхватил мое лицо тонкими пальцами, вглядываясь все тем же пронзительным взглядом. Я чувствую его страх - почти предсказываю его следующие слова, как будто они мои собственные.
- Что произошло? Малышка, что с тобой случилось?
Дрожь, внезапно перед глазами все расплывается, я касаюсь окровавленным пальцем к раненой плоти, испортившей его некогда красивую кожу.
Руки Дориана - последнее, что я чувствую... прежде, чем перестаю ощущать вообще что-либо.
Глава 2
Я знаю, что такое замешательство. Это чувство я знаю лучше, чем саму себя.
Но разве я могу так говорить? Ведь вся моя жизнь на самом деле не была моей. Это просто иллюзия.
Наступило пробуждение. Осознание, что твоя семья, друзья... лишь создавали образ обычной молодой женщины. На самом же деле ни черта нормального во мне не оказалось.
Я и замешательство? Это мое второе имя.
Все же, это что-то еще - что-то большее. Что-то, к чему действительно не можешь подготовить себя.
Катастрофически дерьмовое положение дел заставляет чувствовать себя, как будто ты находишься на одном из тех вращающихся аттракционах на ярмарке.
Нет, в Комнате смеха. Моя жизнь определенно похожа на Комнату смеха. Зеркала, искажающие картинки реальности, отражают то, что ты даже представить не можешь.
Только ты цепляешься за что-то реальное, как пол уходит из под ног, и вот ты уже на заднице и изо всех сил пытаешься твердо встать на ноги. Единственная разница... что в этом дерьме нет ничего веселого.
- Габриэлла? - приглушенный голос зовет меня. Я знаю, что должна ответить, но земля снова движется, вызывая у меня непрекращающееся головокружение. Это не кончается. Никогда не кончится.
- Габриэлла? - голос снова зовет. Я действительно хочу, чтобы люди заткнулись и прекратили называть мое имя. Я больше не знаю, кто эта девушка. Это не моя жизнь. Большинство людей утверждало бы, что ее никогда не было.
Но, по крайней мере, я знала, кем была. Я знала, что важнее всего для меня в этой жизни. И я знала, что готова умереть ради этого. Во всяком случае, я думала, что так и сделала.
- Габриэлла? Пожалуйста... ответь мне. Открой глаза, малышка!
- Что за...? Малышка? Что это еще за извращенное дерьмо?
- Не подходящее время, Александр. Отвали. Уйди, мать твою.
- Не неси чушь! Я никуда не уйду. Убери руки от моей дочери!
- Тебе не кажется, что немного поздновато проявлять родительскую опеку. Я знал и любил ее в течение прошлого года. А где тебя черти носили?
Глубокий рык разрезает напряженную атмосферу, как предупреждение о надвигающейся угрозе.
- Было бы мудро с твоей стороны тщательнее подбирать следующее слова, Дориан. Прямо сейчас, моя дочь испытывает боль, между прочим, из-за тебя, и нуждается в моей помощи. Я обещаю, что мы решим наши разногласия позже.
Ах. Вот и мы. Я точно знаю, в какой части Комнаты смеха мы находимся.
Это где на тебя что-то выскакивает и пугает до усрачки, заставляя кричать и бежать сломя голову. Часть, где дерьмо становится явью.
- Нуждается в тебе? Она нуждалась в тебе двадцать один год назад. Ну, а где ты был, Александр? А? Выжидал время, когда ей потребуется защита? Когда она будет в опасности?
- Давай не будем забывать, от кого ее нужно защищать, да, принц Дориан? Лучше скажи мне, из-за кого она подвергается опасности? Ты отлично знаешь, что я отдал свою жизнь, чтобы защитить ее. Все, о ком я забочусь - это Габриэлла. И если бы ты хоть капельку ее любил, то чувствовал, то же самое.
- Даже не думай, что можешь постичь всю глубину моей любви к ней. Она моя, а я ее. Я убедился в этом. И нет ничего, что ты или еще кто-нибудь можете сделать, чтобы изменить это.
Еще одно низкое, гортанное рычание.
- Уверен, мой старый друг? Или ты уже забыл кто...
Я изо всех сил медленно открываю глаза, желая остановить их перепалку, прежде чем она обернется насилием... снова. Здесь было достаточно кровопролития, а ведь я еще даже кофе не выпила.
Перед глазами появляется лицо Дориана, и он с облегчением вздыхает, морща лоб от беспокойства.
- Габриэлла, - выдыхает он так, будто его лишили драгоценного воздуха на несколько часов... дней... тысячелетий. Дориан ободряюще улыбается, после чего я неловко перевожу взгляд на что-то или кого-то напротив него.
Я умираю.
Не в буквальном смысле... Черт, я не могу сделать этого. Но что-то внутри меня - забытые воспоминания, горечь, ложь - разлетается в прах.
Потому что, то о чем я думала было реально - несмотря на все посланные мне этим миром страдания - а не тем, чем казалось.
Моя реальность стоит надо мной, смотрит сверху вниз с такой заботой и любовью, которая может теплиться только в глазах родителей. Так смотрит отец на дочь, когда она обдирает коленку или приходит домой в слезах, после того, как мальчишка разбил ее сердце.
Такой взгляд может похвастаться добротой, заботой и любовью.
Хотя я и не знаю этого поразительного человека передо мной, но с уверенностью могу сказать, что он мой отец. Что-то внутри меня расцветает в надежде, призывая принять это маловероятное открытие и отчаянно держаться за прекрасное видение, опасаясь, что оно растворится на моих глазах.
- Габриэлла?
Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь, да что угодно, но не могу подобрать правильных слов. Итак, настоящая Габриэлла во всей своей красе, я озвучиваю первое, что приходит на ум.
- Ты довольно неплохо выглядишь для мертвого парня.
Александр выдыхает и улыбается, как будто он только что услышал мой первый крик после рождения. Я думаю, в некотором смысле, так и есть. Это наше первое знакомство. То, что было украдено у нас двадцать один год назад.
- Мое дитя, - бормочет он, неуверенно поглаживая спутанную, неопрятную копну волос на моей голове. Он касается меня с неохотой, которую может понять только Темный. Он излучает чистую, безграничную, бескорыстную любовь, то, что они редко чувствуют или испытывают.
Я приподнимаюсь, чтобы лучше рассмотреть его, и меня тотчас ошеломляет его красота. Темные кудри, бронзовая кожа и поразительно ярко-голубые глаза.
Его волосы длиннее, а на подбородке легкая щетина, которой вполне достаточно, чтобы придать ему угрожающий и опасный вид. Тем не менее, он, несомненно, красив.
Почти смазлив. Этот человек не может быть моим отцом. Несмотря на его разорванный пиджак и перепачканную кровью льняную рубашку, нет ни шанса, что я могу состоять в родстве с кем-то, кто так чертовски хорошо выглядит. Но я вижу... я вижу себя.
Форма его носа, полные губы, ямочка между бровей, когда он сосредоточен. Он часть меня, каким бы странным это не казалось.
Я начинаю вставать, чтобы сесть на диван, при этом Дориан и Александр бросаются мне на помощь, в которой я совершенно не нуждаюсь. Я принимаю ее, это не для моего комфорта, а полностью для их душевного спокойствия.
Я бросаю взгляд вниз, чтобы рассмотреть клочок ткани, который до этого был тонкой, белой рубашкой Дориана.
Вверх выпачкан в моей крови, но кожа под ней гладкая и неповрежденная, только немного холодная на ощупь. Я пробежала рукой от ключицы до верха левой груди, затем последовала леденящая часть, где до этого была окровавленная плоть.
Затем я сделала то же самое с Дорианом, позволяя пальцам ласкать его грудь. Сначала он вздрогнул, все еще привыкая к моему прикосновению. После он наклонился ближе, впитывая ощущения от моей кожи и аромат моей силы.
- Дориан, что произошло? - спросила я шепотом. Он открыл рот, чтобы ответить, но звука не последовало, как будто слова были украдены с его языка. Я пристально на него посмотрела и наклонилась.
Я не пытаюсь воздействовать на него, я не хочу когда-либо вынуждать его прогнуться под своей волей, но мне нужно услышать, как он говорит это. Я чувствую его сопротивление. Чувствую, как он пытается вытолкнуть меня из головы. Есть что-то, что он не говорит мне, но он итак печально известен своей загадочностью.
Больше нет.
- Габриэлла, мне жаль, я... я не представлял, что это случится. Я не знал, - запинается он. Он кладет свою руку на мою, которая все еще лежала на его груди, его холодное прикосновение все еще приятно.
- Что ты не знал? - я киваю, поощряя его продолжить. - Что со мной случилось, Дориан? Что с тобой произошло? Расскажи мне.
Я давлю сильнее, и он морщится, как будто ему больно от того, что он чувствует меня внутри. Или, может быть, боль ему причиняет сопротивление. Дрожь пробегает по нему, когда я подвигаюсь так близко, что ловлю каждый его вдох.