Светлые века — страница 10 из 94

– Когда я говорю «дельце», Аннализа, это значит поручение, – тем временем объясняла мистрис Саммертон. – Надеюсь, приятное. Перед тобою Роберт Борроуз, и я подумала, ну, мне пришло в голову, что вы двое… – Шершавые пальцы подтолкнули меня к двери.

Аннализа попятилась. Миг спустя мы оказались наедине в длинном коридоре.

– Ты хотя бы знаешь, что это за место? – спросила она после долгой паузы.

Я покачал головой.

Аннализа вперила в меня презрительный взгляд.

– Если хочешь знать, оно называется Редхаус, – сказала она. – На случай, если тебя интересуют факты. Что, как я полагаю, маловероятно.

Она повернулась и зашагала прочь. Пряжка на одной сандалии болталась и при каждом шаге слегка позвякивала. Не в силах придумать ничего лучше, я последовал за Аннализой.

– Значит, ты тоже подменыш?

– Сам-то как думаешь, малыш Роберт Борроуз? – Она – быть может, намеренно – прижимала руки к бокам. Я не видел ее запястье. – Я похожа на одного из них?

– Я не знаю. То есть нет… конечно, не похожа. Но живешь здесь, в таком месте… – Я шел рядом с ней, изо всех сил стараясь не отставать. – Хотя кажешься обычной.

– С какой стати меня должно волновать твое мнение? – пробормотала она.

Мое тело отреагировало быстрее, чем разум. Я остановился, схватил Аннализу за руку и развернул. В тот же самый момент воздух прорезал тонкий, едва слышный визг.

– Послушай… – У меня перехватило дыхание, когда я посмотрел ей в лицо. Разрушенный коридор внезапно показался бесконечным. – Я такой же, как ты. Сегодня меня не спросили, хочу ли я отправиться сюда. Я могу либо уйти один и посидеть где-нибудь, подождать маму, либо остаться с тобой. Вообще-то я…

– Ладно…

Я все еще держал Аннализу за левую руку, чуть выше запястья. Мои пальцы разжались, будто по собственной воле, и в них появилось покалывание. Я не поверил собственным глазам: под слоем грязи на коже не было никаких отметин, не считая покрасневших следов, которые оставил я сам.

– Но не думай, что я такая же, как ты, – прибавила она. – Потому что я не такая.

По правде говоря, я счел Аннализу абсолютно уникальной. Полагаю, во многих отношениях я произвел столь же сильное впечатление на нее: обычный парнишка из обычного мира, который эту девочку якобы не интересовал. Но я почувствовал – в тот самый момент, когда она отвернулась и пошла прочь, – что наши противоположности притягиваются. Что мы в каком-то смысле пара. Когда мы достигли помещений, некогда бывших парадными залами Редхауса, то оказалось, что кристаллических наростов становится все больше. Потолки в основном рухнули, со многих стен осыпалась богатая лепнина. Сперва на прогнившем полу попадались всего лишь крупицы машинного льда. Потом на немногих сохранившихся потолочных балках появились крупные висячие наросты, похожие на люстры.

– Раньше здесь жило гораздо больше людей, – как будто невзначай сказала Аннализа. – Но им пришлось уйти. Тут когда-то работали эфирные двигатели, как и в Брейсбридже.

Значит, она слышала о Брейсбридже! Но вопросы и чудеса сыпались друг за дружкой слишком быстро. Мы вошли в комнату, чьи стены тянулись ввысь, к огромному, невероятным образом уцелевшему световому фонарю овальной формы. Со всех сторон вздымались книжные утесы, осыпающиеся и просевшие, опоясанные балкончиками. Это место превосходило мои представления о библиотеке, хотя явно когда-то было ею. Здесь вновь переплелись две тихо враждующие стороны особняка. Испещренные темными прожилками, светящиеся наросты машинного льда оккупировали полки и стекали по лесенкам сверкающей пеной, ниспадали на пол застывшими волнами. Даже стеклянный купол был наполовину покрыт льдом, от чего сделался похож на моргающий глаз. Я дотронулся до одного нароста. Кристаллы были холодными, хрупкими. От моего прикосновения они рассыпались с шипением и звоном.

Я ощутил щекой дыхание Аннализы.

– Мне нравится здесь читать, – сказала она.

– Я тоже люблю читать, или, по крайней мере…

– …полагаю, разглядывать картинки. – Не успел я возразить, как она продолжила: – Единственная проблема в том, что вся эта библиотека слишком старая. Книги рассыпаются на глазах.

Я взял томик с вершины книжной горы, выросшей на полу. Страницы вспорхнули, будто снежные хлопья. Как же печально смотреть на погибающее знание. Но когда я повернулся к Аннализе, она улыбалась.

– А ну-ка! Спорим, ты меня не догонишь! – Она сиганула через перила, схватила с полки книгу и швырнула в меня. Я пригнулся. Том скользнул по выложенному плиткой полу. На корешке был гребень из кристаллов.

– Взгляни на картинки! Ты ведь даже не умеешь читать!

Мимо просвистела еще одна книга.

Рассерженный и повеселевший одновременно, я вскарабкался на балкон следом за ней. Дерево скрипело, отламывались щепки. Машинный лед с шипением осыпался. Аннализа порхала впереди, снова и снова швыряясь книгами и оскорблениями.

– Слыхал о Платоне? – крикнула она с яруса надо мной и бросила том, который ударился об пол с глухим звуком, будто кирпич. – Он был человеком, совсем как ты, однако гораздо умнее. Открыл эфир задолго до грандмастера Пейнсвика, но на самом деле только мысленно. Это пятый элемент, который ходит по кругу, в то время как все прочие движутся по прямой. – Еще одна книга пронеслась мимо меня, войдя в штопор в длинных полосах солнечного света и хлопая блистающей от кристаллов обложкой. Летели все новые и новые тома, взмахивая страницами, словно крыльями, позволяя мельком взглянуть на свои яркие иллюстрации. Они срывались в полет и огибали меня, а потом скользили по далекому шахматному полу библиотеки. Когда Аннализа вырвалась вперед, я сам начал сбрасывать книги с окружающих полок, карабкаясь с уступа на уступ. Наконец мы заключили перемирие и легли, раскинув руки и тяжело дыша, на плиточном полу среди обломков нашей битвы. Мои исцарапанные ладони и колени были покрыты серебристо-белой пылью. Огромная, жутковатая библиотека сияла.

– А у тебя не будет неприятностей из-за этого бардака?

Аннализа усмехнулась.

– Мисси все равно. Она такая – позволяет мне делать все, что вздумается. – Вблизи от нее пахло землей и солью, как от любого другого ребенка. – Теперь на Редхаус всем наплевать. Он не нужен никому, кроме нас.

Я рассеянно подобрал лежавшую поблизости раскрытую книгу. Аннализа, конечно, была права. В то время картинки привлекали меня больше, чем слова. Я увидел старинные ксилографии Века королей, полные темных завитков, похожих на дым из труб Брейсбриджа в середине зимы. Люди с собачьими головами обгладывали трупы. Существа с отвисшими грудями и лицами, похожими на тающие фонарики, летели по небу на метлах. Подписи к картинкам были набраны плотным шрифтом и изобиловали буквами причудливого вида. На одной странице была крупная иллюстрация, которую я сперва принял за изображение цветка, а потом понял, что «тычинка» – это человек, скорчившийся у столба посреди языков пламени.

– На что это ты уставился?– Аннализа проворно выхватила книгу и изучила название на корешке.– Compendium Maleficarum[2]… какое старье. – Легким движением она швырнула том так далеко, что он как будто растворился в мерцании кристаллов. Затем встала, подбоченившись, и я мельком увидел ее серые панталоны. – Ну что? Идем?

Я последовал за Аннализой, которая распахнула окно и спрыгнула в раскинувшийся снаружи одичалый сад. В ярком послеполуденном свете я увидел среди клумб новые нагромождения кристаллов, плотную пену, рядом с которой покачивались крупные хризантемы и цвели розы. Аннализа сорвала персик с ветки дерева, похожего на сверкающий белый зонтик. Ударив покрытым коркой фруктом о красную кирпичную стену, она расколола его, как орех, и бросила мне. Я откусил кусочек, и сок залил ладонь.

– Из книг можно узнать много интересного, не сходя с места, – как ни в чем не бывало заявила Аннализа, когда мы уселись на лужайке рядом с посеребренной глыбой фонтана. – То есть я могу рассказать тебе о городке, где ты живешь… как бишь его…

– …Брейсбридж…

– …почерпнув из книг больше, чем ты когда-либо узнаешь, просто находясь там.

Я пожал плечами, ковыряя пестреющую маргаритками траву.

– Ну и, конечно, о других вещах, которыми люди занимаются. – Аннализа обхватила руками колени. – Я имею в виду мужчин и женщин. Когда они хотят потереться друг о друга и завести малышей.

– Я про это все-все знаю. Впрочем, – уступил я, – рассказывай, если хочешь.

– Ну что ж… – Аннализа оперлась на локти и посмотрела на небо; ее волосы теперь ниспадали бледным золотом, почти как пена, а платье приблизилось к белизне. Тема разговора ее совершенно не смущала, и вместе с тем она явно считала, что известные ей факты заслуживают того, чтобы ими поделиться. Наблюдая за Аннализой, пока она говорила, я предположил, что она не может быть полностью отрезана от мира в этом особняке. Но посреди блестящей травы, под сияющими окнами бородавчатого особняка, рассказ Аннализы об акте человеческого размножения вошел в причудливый резонанс с позаимствованными из книг словесами на каком-то сложнейшем языке, и я возжелал, чтобы время, которое мы провели вместе, так и осталось абсолютно уникальным опытом.

– Затем labia minora[3]… Далее corpora cavernosa[4] набухают… Одновременно прикрепляясь к гладким…

Я слушал, искренне поглощенный звучанием этих длинных, красивых, витиеватых выражений, демонстрирующих, что взрослые жители Брейсбриджа – не говоря уже о моих собственных родителях – совершают ритуалы куда более экзотичные, чем я мог себе вообразить. Аннализа чуть запыхалась; ее высокий голос звучал с особенным, личным выговором, не свойственным конкретному времени или месту.

– И, разумеется, зигота…

Пока Аннализа говорила, подставив лицо солнечным лучам подле фонтана, чьи взметнувшиеся и застывшие струи искрились, тускло-белая бретелька платья соскользнула с ее плеча. Ее кожа, с виду почти чистая, была покрыта золотистыми волосками. Аннализа замолчала. Устремила на меня долгий взгляд, потом моргнула и резким жестом поправила бретельку. Вскочила и пошла через сад на склоне, к тому месту, где за искореженными перилами простирался крутой спуск. Я поспешил вниз следом за ней, хватаясь за ветки и прыгая с камня на корень.