– Держу пари, на работе тебе приходится видеть много лиц, – проворчал он, вытирая руку о свою горностаевую мантию. – Какой бы она ни была, твоя работа.
Он явно тоже узнал меня – в том смысле, что понял: мне здесь не место.
Я взглянул на его жену. На ее лице отразилось волнение.
– Я знаю, кто вы… – Она потянулась ко мне и схватила за запястье. – Вы были там, верно? Как глупо с нашей стороны не вспомнить! То маленькое собрание искателей в Тамсен-хаусе!
Я уставился на нее.
– Тамсен-хаус?
– О, вы же знаете! На Линден-авеню. С мистером Снайтом!
– Ах… Да, я там был. – В конце концов, там была грандмистрис Сэди Пассингтон. Так почему бы и не грандмистрис Боудли-Смарт?
Она просияла.
– Мой дорогой супруг не понимает. Он думает только о делах.
– Я думаю, нам пора, – грандмастер Боудли-Смарт прервал щебетание жены.
– Вы составите нам компанию, не так ли, мастер Роберт? – не унималась грандмистрис Боудли-Смарт. – Кажется, пришло время для рыбки-желаньки.
– Для чего?..
Но Боудли-Смарты уже удалялись, он в своем королевском плаще, она в мантилье. Возможно ли полностью сменить одну личность на другую? Так или иначе, в белом внутреннем дворике, под розовым вечерним небом, теперь собирались группами другие гости, одетые по меньшей мере так же странно, как и Боудли-Смарты. Там были пираты и ангелы средних лет, пухлые тропические дикари, ученые-классики с лавровыми венками, приклеенными к лысеющим головам. В центре внимания был круглый мраморный пруд для разведения рыбы, рядом с которым высокий гильдеец раздавал хрустальные кубки. Заглянув в пруд, я увидел, как в воде шныряют крошечные рыбки. Один из гостей, краснолицый демон, запустил чашу в воду, присмотрелся, убеждаясь, что поймал рыбку, а затем выпил содержимое залпом. Несколько мгновений спустя один из пиратов сделал то же самое. Следующими были Боудли-Смарты. В Брейсбридже эту историю сочли бы слишком дикой, чтобы в нее поверить. Но произошла странная вещь, когда по жилистой шее грандмастера Боудли-Смарта прокатились желваки. Его борода каким-то образом стала менее фальшивой. Изысканная одежда и корона теперь сидели куда лучше прежнего. Даже черты лица, хотя и по-прежнему отчетливо крысиные, неуловимо изменились. И его жена стала выглядеть почти изысканно, на самом деле – о да! – по-королевски, когда проглотила желаньку. У нее улучшилась дикция. Один из пиратов убедительно исполнял бойкую джигу, покидая двор под дудку корабельного товарища. Я, как был, в потрепанном черном пиджаке, решил попробовать.
Я опустил чашу в холодную воду. Полупрозрачным рыбкам не терпелось, чтобы их поймали. Когда я поднял сосуд, внутри была одна: ее крошечные жабры ритмично шевелились, вдоль спины тянулась яркая эфирная полоса. У воды не было запаха или явного вкуса. Но я почувствовал, как в горло скользнуло что-то гладкое и живое. Я огляделся. Боудли-Смарты куда-то ушли, пиратов сменила компания престарелых балерин. Поодаль, в садах, сверкали подвешенные на ветвях зеркала в полный рост, в которых гости могли себя рассмотреть. Я увидел, как из сумерек появился некто в темном костюме. Но он казался выше, старше, намного мрачнее и могущественнее меня. Мое нутро затрепетало. С неимоверным усилием воли я приблизился к зеркалу. Не Робби, нет; не Роберт и не мастер Борроуз, не какая-то другая версия меня. Вздохнул вечерний ветер, зеркала качнулись, блеснула серебром листва. Этот темный пиджак, это поджарое тело, этот взгляд, каким-то образом одновременно безжалостный и всепонимающий. Я коснулся острых уголков манжет и провел кончиками пальцев по щекам, гладким и теплым, словно эфирированный металл, хотя брился я много часов назад.
«И-кем-ты-будешь?» Шепоты и возгласы радостного изумления вспархивали над живой изгородью. Однако теперь я знал, кто я такой, – видел так же отчетливо, как нити музыки, обвивавшие балерин, которые совершали арабески и пируэты на окутанных исступленным благоуханием дорожках розария. Я был воплощением всего, чего эти люди страшились и старались игнорировать в надежде, что оно исчезнет само по себе. Я был призраком Нового века.
– Безупречно! Выглядишь и впрямь грозно, словно настоящий революционер. Я знала, что ты меня не разочаруешь. – Из сумерек возникла Сэди в платье паутинно-серых оттенков. – Что ж… – Когда она оказалась близко, я почувствовал ее запах. – Я тебе нравлюсь?
Я коснулся ее руки. Ощутил легкий пушок.
– Кто ты?
Она сделала слегка насмешливый реверанс.
– Тебе придется угадать…
Ее волосы были уложены светящимися волнами и локонами при помощи крошечных красных бантиков, и они же заменяли пуговицы на платье. Сегодня она была почти белокурой. Ее кожа тоже стала светлее.
– …все еще без понятия? – По тому, как засверкали глаза Сэди, когда она выпрямилась, я понял, что она тоже проглотила желаньку. – Что ж. Возможно, потом сообразишь.
Вместе с другими гостями мы направились в бальный зал, влекомые звуками музыки. Как объяснила Сэди, действие желаньки длилось всего несколько часов. Но какие истории она рассказывала! И про балерин, и про – взгляни-ка! – вон того лысого серого коротышку, который выхватил скрипку из оркестра и галопировал с ней. Дорогой грандмастер Порретт обожает свои дурацкие мелодии. Обычно не может взять ни одной ноты, но всякий раз во время маскарада старикан Порретт проводит ночь, бегая с желанькой внутри на полусогнутых ногах, двигая локтями туда-сюда, изливая музыку. В мягком, дымчатом свете люстр бальный зал уподобился огромному океану. Бриз метался туда-сюда, сверкали острова, темнели водовороты, мерцали огоньки.
– В этот момент я обычно задаюсь вопросом, стоит ли оно того, – пробормотал пастырь, который подошел и встал рядом с нами.
– О, не говори так, папа! – Сэди игриво толкнула его. – Кстати, ты знаком с мастером Робертом Борроузом?
Вельграндмастер медленно улыбнулся мне. Взмахнул посохом.
– Кажется, мы встречались вчера где-то в коридоре. Я надеюсь, вам понравится сегодняшний вечер. Кстати, я не могу обещать, что будет много других мероприятий такого масштаба. Было бы гораздо лучше перечислить средства напрямую благотворительным организациям. Я уверен, вы знаете, как сейчас все сложно. И все-таки мы здесь, дурачимся и танцуем…
– Ну какой же ты пессимист, папа!
Пока Сэди и ее отец разговаривали, я заметил, что вокруг нас все к ним прислушиваются. Это было впечатляющее представление – и вельграндмастер действительно был красивым мужчиной, который мог нарядиться в коричневую робу и непринужденно болтать со своей дочерью о состоянии дел в стране, не выглядя при этом нелепо. Но через некоторое время их беседа стала однообразной, и, хотя зеваки продолжали подбираться ближе, я ушел, задумчиво размышляя, каким останется в моей памяти этот выходной – похожим на грезу, какой он прямо сейчас и казался, или на реальную жизнь. Потом мне пришло в голову, что немного вина не помешает. Желанька наконец-то избавила меня от мигрени. Тут как раз появился вышмастер Джордж, одетый всего лишь в дорогой костюм и, по-видимому, в роли самого себя.
– Надеюсь, – сказал я, – ты не рассчитываешь, что я догадаюсь, кто ты такой…
Джордж вздрогнул при звуке моего голоса.
– О, это ты, Роберт. – Его взгляд казался странным, расфокусированным. – Что ж, твоя-то роль сомнений не вызывает и ты для нее подходишь.
– В самом деле?
Он досадливо пожал плечами.
– Ну, сам-то я не хочу примерять никакую личину.
– Ты не пробовал желаньку?
Его взгляд блуждал по танцующим.
– Мне придется отупеть до их уровня, чтобы поверить в подобную мишуру.
Но в его глазах, изгибе рта, блеске пота притаилось нечто недосказанное.
– Скажи мне, Роберт… – Он облизнул губы. – Прошлой ночью, когда я помогал тебе найти твою комнату… что ты говорил об Анне?
– А что я говорил?
– О… ну просто ты так рассмеялся при мысли о том, что она – Анна Уинтерс, как будто все это какая-то замечательная шутка, смысл которой понимаете только вы двое. Вы, должно быть, много смеялись вместе с ней. Ну, я хочу сказать… – Он ненадолго умолк. – Когда оба были юными.
– Все было не совсем…
– И с ней так весело находиться рядом, – продолжил Джордж. – Она сообразительная и очаровательная, у нее есть все, чего не хватает мне. И все же, кажется, она никогда не смеется обычным образом. – Он нахмурился. Струйка пота пробежала по его щеке. – Мне было интересно, не подскажешь ли ты, зная Анну так, как знал или продолжаешь знать, нечто этакое, способное… ну… возбудить ее.
Я уставился на него.
– Не в физическом смысле! Хотя, возможно, вы и этим занимались. – Выражение его лица стало еще более страдальческим. – На самом деле, Роберт, я просто хочу узнать, как заставить Анну смеяться.
Я уставился на Джорджа, вспоминая, как его рука скользила по ее спине на пляже утром. И теперь он ждал, что я помогу ему. И в самом деле, что могло рассмешить Анну – пошатнуть ее странное и прекрасное самообладание? Я вообразил, как она прислоняется ко мне, и мы разделяем этот дар, свойственный лишь людям. Я почти ощутил прикосновение ее лица. Запах ее волос.
– Вот ты где, Анна! Как раз говорили о тебе.
– И что говорили? Надеюсь, только хорошее?
– А разве в тебе есть что-то плохое?
Уголки ее рта дернулись от дурацкого комплимента. Она знала, о чем мы говорили; ну конечно, она знала. Плетеный серебряный браслет отягощал ее обнаженную левую руку. Платье тоже было серебристым, с очень пышной юбкой – экстравагантно, если судить по нарядам, которые я на ней видел с той праздничной летней ночи на пирсе. Оно блистало в свете люстр и сливалось с ее волосами. Анна Уинтерс сегодня вечером вновь была собой. Она не нуждалась в желаньке.
– Прошу меня простить… – Джордж бросил на меня извиняющийся взгляд, а Анне предложил изогнутую руку. – Может, потанцуем?
Анна кивнула. Зеленые глаза сверкнули. Она безупречным жестом откинула назад ниспадающие локоны, и мне осталось лишь проследить взглядом за тем, как музыка увлекла их с Джорджем прочь. Теперь вокруг меня вертелись танцоры. Пол в бальном зале пружинил; даже при ходьбе ритм музыки пытался околдовать мои ноги, но сегодня вечером мне не стоило танцевать. Я был социалистом, революционером – полной противоположностью всему, за что выступали эти люди. Употребление желаньки наделило меня многим, но не способностью двигаться в такт с этим переменчивым, хитрым ритмом… На такое и рассчитывать не стоило.