ждества, одетый в плащ из листвы, и приносит яблоки и орехи в подарок, а вот в Уолкот-хаусе этот мифический персонаж обрел плоть и кровь. Многие обнаружили на ковриках сухие листья, почувствовали запах древесного дыма или мельком увидели серый силуэт, сопровождаемый шелестом. Снаружи на нетронутом снегу самых высоких крыш виднелись следы в форме полумесяцев. Я посмотрел на них из своего окна и предположил, что какой-то слуга рискнул жизнью ради этих отпечатков – впрочем, в Уолкот-хаусе было трудно судить о том, что случилось на самом деле. Гости улыбались при виде озадаченной физиономии чужака, который бродил тут и там, сонный, но чисто выбритый и в накрахмаленном новом костюме. Да, к ним тоже ночью приходил Повелитель Минувших времен года, о котором знают дети, а взрослые-то понимают, что это сам вельграндмастер явился дарить мечты, пусть у него множество других забот. Орехи были золотыми. В роли яблок выступали серебряные футлярчики для ароматических шариков. Женщины получили духи и браслеты с инициалами, выложенными из крошечных драгоценных камней. Мужчины – сигары. Также изысканно украшенные щетки для волос, если адресат не щеголял заметной лысиной. Я вспомнил, как блестели глаза в прорезях маски из коры старого дерева. Аккуратный и вдумчивый выбор подарков подтверждали ручка и блокнот, которые получил я сам; это одновременно приятно удивляло и вызывало дрожь.
– Могла бы предупредить, – сказала я Анне, когда она, наконец, вышла из своей комнаты в накрахмаленном синем платье, таком же новом, как и мой собственный наряд. Она вымыла волосы и уложила с помощью заколок из черного дерева, усыпанных блестящими камешками. Я догадался, что это подарки из ее собственного чулка.
– Предполагается, что Уолкот – обитель сюрпризов. Кроме того… – она огляделась по сторонам. – Не сомневаюсь, ты же не такой дурак, чтобы оставить кое-что без присмотра – верно, Робби?
Гости со всего дома поспешили на запахи бекона и изысканных специй – туда, где что-то тихонько шкворчало, – и нам пришлось идти против течения.
– Сэди и тебя сюда водила?
Мы стояли вдвоем в конце верхнего коридора центрального крыла, уставившись на пустую желтовато-зеленую стену.
Анна кивнула.
– Она взяла меня с собой, когда я впервые приехала сюда из Сент-Джудса. Думаю, она поступает так с большинством людей, на которых хочет произвести впечатление.
Я погладил гладкую поверхность.
– Я был уверен, что это то самое место…
– О, ты не ошибся.
Она присела на корточки, чтобы осмотреть цельную деревянную обшивку. Когда ее волосы были вот так подняты наверх, на шее над белым воротничком платья виднелся серебристый пушок. От нее пахло по-другому – чрезмерной чистотой, – и я, наклонившись и ощутив этот запах, изумился собственной былой и глупой уверенности в том, что в Истерли она осталась прежней. Затем Анна что-то пробормотала. То ли перезвон часов, то ли песенка колокольчика – и на стене, как будто сквозь метель, проступили очертания двери. Я потянулся к ней, но все тут же исчезло. Анна повторила мелодичную фразу, что-то к ней добавив. На этот раз дверь возникла отчетливее, однако вновь пропала. Мне показалось – я будто услышал, – как что-то захлопнулось со скрежетом.
Анна встала и оперлась рукой о стену. Я подумал, что она собирается попробовать что-нибудь еще, но она просто отдыхала.
– У тебя получится?
– Я не знаю. – Она перевела дыхание. – Уолкот – это не какой-нибудь обычный дом. Эта дверь преграждает путь к одной из тайн великой гильдии. И я проголодалась. Давай что-нибудь съедим, ладно?
Завтрак подавали в том же помещении, что и летом. Гости общались, размахивая вилками во время беседы, улыбались и вытирали сок с лиц белыми салфетками размером с простыню, в то время как из окон лилось сияние заснеженных садов. В зал залетело несколько птичек с рождественского дерева. Они порхали в поисках объедков, и щебет, шелест крыльев умножали шум.
«Очередной-найденыш-Сэди». Не то чтобы кто-то сказал это вслух, пока я сооружал на своей тарелке гору из омлета с грибами, из которой торчала сосиска, но взгляды были весьма красноречивыми. Я же, как ни крути, летом получил свою минуту славы. «Найденыша» приглашали, опекали, выставляли напоказ и пародировали. А потом отсылали прочь. До чего же она очаровательная и скандальная, эта новая выходка дражайшей Сэди: пригласить одно из своих мимолетных увлечений на собственную свадьбу.
Многие из молодых гостей побывали – или утверждали, что побывали, – возле Капеллы защитников в тот вечер, когда вышмастер Джордж обрушил ее песней. «Вы же с ним знакомы, верно? Он всегда был таким…» С точки зрения этой публики, попивающей кофе и мудро посмеивающейся по поводу ночного визита Владыки Бесчинства, вышмастер Джордж Суэйлклифф, узник далекого гильдейского дворца, чье имя превратилось в пароль обездоленных, был все равно что мертв. И потому они обратили свой взгляд на Анну Уинтерс, а может, никогда его не отводили. О чем они догадались? Как много знали? Несомненно, история с разрушением Капеллы защитников была весьма странной, и вряд ли Сэди ни с кем не поделилась своими догадками. Но вот она, Анна Уинтерс, – воскресла перед свадьбой подруги, совсем как в сказке. И как в былые времена, их медленно и неумолимо потянуло к ней. Мистрис Саммертон была права, подумал я, наблюдая, как люди стараются прикоснуться к Анне и на их лицах расцветают улыбки. Анна могла бы продолжать в том же духе, несмотря ни на какие происшествия. Пожалуй, этим блаженным рождественским утром единственной несообразной деталью общей картины была сама Анна Уинтерс. Она изменилась и не изменилась одновременно. Стала другой и осталась прежней. Та Анна, которую я видел сейчас – силуэт на фоне сияющего окна, – казалась более хрупкой и призрачной. В прошлом в подобной ситуации, оказавшись в центре внимания, она могла бы в полной мере воспользоваться шансом стать той, кем ее хотели видеть эти люди. Но сейчас я чуял ее сомнения.
Привлеченные рождественскими мелодиями, гости начали выходить из зала для завтраков, а слуги – собирать и расточительно сваливать в еще теплые кучи сироп и копченую сельдь, сливки и бекон, а ведь жители Кэрис-Ярда набросились бы на эту еду без промедлений, хоть она и представляла собой настоящее месиво.
– Эй, попрошу не трогать!
Не пришлось оборачиваться, чтобы узнать, кто появился с опозданием. Я рассчитывал встретить в Уолкот-хаусе чету Боудли-Смартов. В конце концов, мелкие инциденты вроде случившегося как-то ночью во Фредериксвилле легко забывались, а сам вельграндмастер, как я теперь знал, не без оснований чувствовал себя в долгу у этих людей. Притворившись, что испытываю новый приступ голода, которого не было и в помине, я взял другую тарелку и неторопливо последовал за грандмастером Боудли-Смартом вдоль оставшихся столов с едой. Он слегка улыбнулся, взглянув в мою сторону. Затем понял. Тут как раз появилась его разодетая супруга, сверкая рубинами, однако смущенное выражение ее лица подсказывало, что муж ей про меня ничего не объяснил – как, вероятно, и вельграндмастеру Пассингтону. Тишину, в которой мы втроем накладывали себе еду, нарушал только звон черпаков. Я подумал: именно сейчас он мог бы крикнуть, что я самозванец, опасный шарлатан. Но несмотря на то, что грандмастер Боудли-Смарт много знал обо мне, я знал о нем гораздо больше. Пусть его приспешники и разыскивали меня на протяжении нескольких сменниц, он вряд ли обрадовался, столкнувшись со мной лицом к лицу здесь, в Уолкот-хаусе. Я, во всяком случае, на это надеялся, хотя испытал причудливое родство с этим человеком, пока мы пробирались вдоль фуршетных столов. В конце концов, мы со Стропкоком оба прибыли сюда из Брейсбриджа опасными и витиеватыми маршрутами, и теперь он вел себя точно так, как поступил бы я на его месте: ничего не предпринимал и выжидал. Я вручил свою только что наполненную тарелку слуге и ретировался; в ушах у меня звенело.
Голубое, как цельный лоскут, небо отражалось в снегу, и весь озаренный дивоблеском мир погрузился в мерцание полупрозрачных древесных крон, под которыми мельтешили черные кормила движущихся силуэтов. Вдоль разровненной тропы пылали жаровни. Где-то поодаль компания молодых людей направлялась к большому замерзшему озеру кататься на коньках. Стволы огромных рисклип передо мною напоминали вертикальные мазки огромной кистью. Снег был таким чистым, что скрипел под новыми ботинками, словно каучук.
Конюшни представляли собой скопище болезненно-резких лазурных теней, внутри и вокруг которых собралось около сотни гостей. Было много смутно знакомых лиц, но я никого по-настоящему не узнал и не нашел и следов Анны. Затем откуда-то из-за деревьев донеслось сердитое жужжание. Люди улыбались, потому что эти сани были волшебными; они ехали сами. Внутри сидела Сэди в мехах, а рядом с ней – грандмастер Порретт, который направлял испускавшую дым машину между деревьями. Потом она с грохотом остановилась. Пара выбралась наружу, и грандмастер Порретт, в своем огромном пальто из ярко-рыжего лисьего меха, отвесил поклон, в то время как Сэди просто стояла, принимая аплодисменты. Появился вельграндмастер Пассингтон собственной персоной, и стало очень тихо; в морозном воздухе раздавался лишь шорох упавшего с ветки снега и далекие отзвуки с озера, где перекрикивались фигуристы. Он был одет в простой черный плащ. Его голова была непокрыта, и волосы казались чернее прежнего. Высокий мужчина, подумал я, и как будто создан для этой роли; его любили те, кто оказывался рядом. Конечно, этим утром он выглядел несколько усталым и бледным, под глазами залегли тени после вчерашних визитов, но это лишь добавляло ему серьезности и заботливости. Улыбки, игравшие на устах женщин, нешуточное обожание мужчин; я видел нечто подобное, только наблюдая за спутниками Анны, однако вельграндмастера чтили куда бесстыднее. Он одновременно был человеком и кем-то большим. О да, он был замковым камнем своей гильдии, и я мог убить его прямо сейчас, броситься с криком, размахивая несуществующим ножом. Как и Джордж, я мог заполучить быстротечную и бесполезную известность, пролив кровь на снег. Потом бы меня упекли куда-нибудь, а Нынешний век продолжился без изменений. Кто-то другой взобрался бы на вершину великой земной пирамиды. Чтобы по-настоящему покончить с Пассингтоном, смерти недостаточно. Мне следовало его уничтожить.