«Ко мне пришел некий гильдмастер, – донесся до меня голос грандмастера Харрата. – Однажды вечером выяснилось, что он ждет меня в этом самом доме – стоит в передней, даром что служанки не хотели его впускать. Я сразу понял, что это непростой человек. Его лицо походило на… Роберт, я почему-то не могу вспомнить его лица, хотя он стоял рядом и я чувствовал запах дождя от дорогого плаща…»
Когда мы всей гурьбой направились во внутренний двор конюшни, где ярко-красные кирпичи источали пар в лучах утреннего солнца, я сунул руку в карман новенького пальто и стиснул в кулаке числобус. Окутанная туманом Сэди, взяв гигантские ножницы, перерезала розовую ленту на воротах стойла. Вельмастер Порретт крайне старательно изобразил изумление, когда вывели рыжеватого единорога, большого и плечистого, как возовик, нервного, как годовалый жеребенок. Звездный Всполох, серебристо-вороной скакун Сэди, последовал за ним, два существа заржали и встали на дыбы, как прекрасные статуи, когда мы все собрались перед ними в ожидании фотографической вспышки.
Когда всех вывели на заснеженную поляну за конюшней, подошла Сэди. На поляне росли прекрасные цветы всевозможных форм и оттенков. Но стоило коснуться замерзших лепестков, и они разлетались вдребезги.
– Бедный Всполох, – сказала она. – Придется покататься на нем сразу, как все это закончится, просто чтобы успокоить. Сомневаюсь, что Изамбард когда-нибудь прокатится на втором звере – он предпочитает машины. – Она сняла перчатки, порылась в карманах и вздохнула. – Все сильно изменилось с той поры, как мы с тобой были здесь в последний раз.
– Но ты тогда сказала, что хочешь, чтобы я приехал зимой.
– Правда? Ну… вот ты и приехал. А где Анна?
– Рискну предположить, она катается на коньках.
– Да, у нее это славно получается… И, кстати говоря, нам и впрямь надо поговорить. Для начала о том, почему вы оба здесь.
– Это не…
– Роберт, я уже большая девочка. И в последнее время стала куда проницательнее. Так что, пожалуйста, не пудри мне мозги. Впрочем… – она кивком указала куда-то вперед, где за деревьями виднелся металлический купол здания, с первого взгляда похожего на церковь средних размеров, – …я хотела тебе кое-что показать. Это было единственное, на чем я настояла. Я не от всех семейных традиций откажусь после завтрашней свадьбы.
Кованый железный купол напоминал огромную птичью клетку. Потревоженное нашим приближением существо внутри закаркало и перелетело с одного насеста толщиной со ствол дерева на другой такой же. Знатоки подбирались ближе, благоразумные держались поодаль, и было много разговоров о том, что в этом году Гильдия звероделов в очередной раз превзошла себя. Дракон оказался крупнее единорогов, но, когда он расправил крылья и пронзительно завопил, от скопившейся на дне узилища жижи повеяло тем самым аммиачным смрадом, который я запомнил в десятисменник, когда мы с мамой стояли перед клеткой для кроликов на займищах. Как я понял, охота на дракона была крупным рождественским событием в Уолкот-хаусе, а Сэди и ее отец – одними из самых активных его участников. В идеальном мире их единороги пронзали бы добычу рогами, но на самом деле охотники имели при себе длинные легкие копья. Существо умело летать, но ему собирались подрезать крылья перед тем, как отпустить на свободу, и, к моему вящему разочарованию, оно не могло дышать огнем. Дракон оскалил острые зубы и издал душераздирающий вопль. Когда он ударил о прутья решетки крыльями, с их кончиков сорвались капельки крови. Зеваки отпрянули, и сперва поблизости остались только мы с Сэди, а потом – лишь один вельграндмастер. Он взглянул на дракона, который бил хвостом, и зверь, прекратив вопить, ответил таким же пристальным взглядом. Над толпой повисла странная тишина. Издалека по-прежнему доносились крики фигуристов, где-то лаяли злопсы. И еще… впрочем, Пассингтон повернулся и взмахом руки предложил всем вернуться в большой дом и продолжить празднества. Все-таки Рождество.
В залитых солнцем галереях подавали горячий шоколад. С виду он был вылитая грязь, но с райским вкусом, и я допивал то ли третью, то ли четвертую чашку, когда обнаружил Анну, сидящую на одном из больших диванов у поворота к восточной лестнице. На шее у нее висели коньки. Пряди волос выбились из-под заколок из черного дерева. Лицо было бледным, и лишь на щеках алели маленькие пятна.
– Ты уже видела Сэди?
– Она уехала кататься на Всполохе. Но я получила записку. Она все еще хочет, чтобы я была главной подружкой невесты. Невероятно, да?
– Сдается мне, она и сама в это не верит, – я залпом допил остатки из своей дымящейся серебряной чашки. – Судя по тому, как она со мной разговаривала совсем недавно.
– Но мы планируем предать ее!
– Ты сомневаешься? Я-то думал…
– А чего еще ты от меня ждал?! – Мы умолкли, пока мимо шла какая-то пара. – Это последний день в моей жизни, который я проведу вот так, – продолжила Анна спокойнее. – Что бы ни случилось сегодня вечером, ничто уже не будет прежним. Как думаешь, почему я здесь сижу? Как думаешь, почему я пошла кататься на коньках?
– Прости, – вздохнул я и жестом попросил проходившего мимо слугу принести еще шоколада. – Я всегда… ой! – Слуга выхватил пустую чашку, чуть не вывихнув мне палец, и удалился. – Что это было?!
– Ты-то должен знать, Робби. Большинство здешних тружеников – выходцы из рыбацких семей в Фолкстоне и Солтфлитби, и в коптильнях был локаут, какие-то проблемы с гильдиями. Здесь тоже дела плохи. В сухом остатке он, вероятно, просто рассердился, потому что слугам нравится время от времени слышать «пожалуйста» и «спасибо», как всем остальным, – или ты не в курсе?
Рождественский банкет начался в большом зале в полдень, на шесть часов вечера была назначена служба в часовне, следом за которой примерно в полночь начинался вечерний бал. Казалось нелепым, что на прием пищи отвели целых шесть часов, но я, как всегда, недооценил демонстративное великолепие Уолкот-хауса. Гостей рассадили среди изящных белых колонн, оплетенных остролистом, и предложили то, что неискушенный мог бы принять за полноценное блюдо. Цукаты и конфеты; орехи и ягоды; янтарное, рубиновое, розовое и красновато-коричневое вино. По крайней мере, на этот раз я сидел прямо рядом с Анной, и передо мной не вздымался громадный букет. Мы были далеко от основных столов – среди тех, кого добавили в списки гостей в последнюю минуту, и, похоже, у каждого из наших соседей имелась длинная история с объяснением того, как он сюда попал.
– А как насчет вас – мастер, мистрис?
– О, – Анна бросила на меня быстрый взгляд. – Мы старые друзья из Йоркшира.
Неспешный разговор продолжился, и слуга налил суп в глубокую тарелку, которую поставил передо мной. Я выбрал нужную ложку с внешнего края разложенных приборов, зачерпнул ею с дальней стороны. Не подул на зеленую жидкость и не поморщился, когда она оказалась холодной. Невзирая на прочие заботы, я нашел время изучить руководство по этикету, пока сидел в Публичном читальном зале. Я взглянул на Анну и поднял нужный бокал, беззвучно поблагодарив вышмастера Джорджа за его доброту.
Принесли тушеного тюрбо с майонезом из лосося. Вторые блюда начались с бекаса, за которым последовали ортоланы, рябчик, фазан, утка, вальдшнеп, гусь – и все это перемежалось щербетами, салатами, желе и трюфелями. Но большая часть горячей еды остыла к тому времени, как дошла до нас, а большая часть холодной слегка нагрелась. Возможно, в конце концов, быть богатым не так уж и весело, думал я, глядя поверх лабиринта скучающих, жующих лиц на главный стол. Смуглая лысая голова вельмастера Порретта покачивалась, пока он поедал обжаренное в сливках филе молодого зайца и время от времени бросал почти столь же голодные взгляды на Сэди, а вот сидящий рядом вельграндмастер почти ничего не ел, его жена выглядела еще более увядшей, чем прежде. К этому времени в комнате уже вовсю полыхал закат, и детей давно отпустили побегать по дому. Я сидел и завидовал им, как вдруг подошел слуга, коснулся плеча Анны и моего и поманил нас прочь.
Так называемая часовня, в которую он нас привел, на самом деле была огромной церковью. Здесь прославлялась семья Пассингтон, все ее многообразные деяния, обличья, сделки и альянсы. Вон с того балкона упала и разбилась насмерть жена третьего вельграндмастера, и на этой самой плите осталось пятно ее крови, которое никак не отчистить. Каноник Вильберт, веселый и слегка во хмелю, показывал нам с Анной огромный благоухающий дом Божий, который деловитые члены Гильдии растениеведов украшали к сегодняшней службе веточками остролиста, красными ягодами и яростно полыхавшими фонарницами.
– Конечно, все это уберут к завтрашней свадьбе, когда… Ах, вот и она.
Сэди, одетая во что-то похожее на костюм для верховой езды, в сопровождении подружек невесты, мальчиков-пажей и суетливой оравы служанок, устремилась по проходу между скамьями.
– Грандмистрис, если позволите заметить, завтра утром вам, разумеется, придется идти намного медленнее, чем сейчас. Но потому мы и собрались здесь… – Каноник хлопал в ладоши, жестикулировал, указывал. Свадебная процессия, во всем причудливом многообразии сегодняшних нарядов, выстроилась убывающими рядами. – Так, ты будешь вот тут… – Он схватил какого-то слугу. – А вам следует встать вот сюда…
Я запротестовал.
– Разве нам не следует дождаться вельграндмастера и жениха?
Каноник Вильберт вздохнул.
– А вы как думаете, зачем вас пригласили?
Когда Сэди, Анна и свита толпой вышли из часовни, чтобы снова войти, мне пришло в голову, что Порретт трижды участвовал в подобной церемонии. А вельграндмастер одной из самых могущественных гильдий вряд ли отвлечется от более важных занятий ради чего-то столь простого, как банальная, хотя и чрезвычайно пышная свадьба.
– Где органист? Он уже должен быть здесь. Эй ты! Иди и поищи его в бильярдной.
Я почти пожалел, что не могу вернуться на банкет и наесться несезонных груш, винограда и нектаринов. Но, безусловно, это было странное ощущение – стоять на месте самого вельграндмастера и ждать свою дочь Сэди, которая время от времени появлялась и исчезала под стонущие наставления каноника Вильберта. Тут, а не там! Не так, а вот так! Сэди, наконец, взяла за руки сперва меня, затем лакея, пробормотав что-то, заставившее его улыбнуться и покраснеть. Понадобилось кольцо-реквизит, и каноник снял с толстого пальца огромный перстень, по размеру и весу – вылитая круглая ручка от двери. Завтра за пределами этих стен должен был возобновиться обычный график гильдейского труда. Но здесь будет праздник святого Стефана. Даже если бы не случилось свадьбы Сэди, рождественские торжества в Уолкот-хаусе продолжались бы по традиции до Нового года и после – до так называемого Богоявления.