Наконец – шаг и пауза, шаг и пауза, моя дорогая! – канонику удалось заставить Сэди достаточно медленно идти по проходу; затем она и лакей обменялись клятвами. Вильберт повернулся к алтарю. Открыл серебряный шкафчик, достал потир, преклонил колени и налил себе немного церковного вина.
– А как же мы? – спросила Сэди.
Каноник, по привычке улыбаясь, начал что-то объяснять, но Сэди выхватила у него чашу, залпом осушила до дна и вихрем умчалась из часовни.
Гости принимали ванны, втискивали телеса в наряды и оценивающим взглядом окидывали отражение в зеркале. Шла подготовка к вечернему балу.
– Интересно, что будет хуже? – пробормотала Анна. – Если мы уедем отсюда и ничего не изменится, или… – Она провела рукой по желтовато-зеленым обоям. – Можешь вспомнить что-нибудь из того, что сказала Сэди?
– А ты?
– Со мной это было много лет назад, Робби. Думаешь, я помню каждое заклинание?
Я наблюдал и ждал, оглядываясь на тихий коридор. Анна что-то проговорила. Ничего не произошло. Она прикусила губу.
– Возможно, – предположил я, – мне следует найти кирку.
– Эта стена и башня за ней выстоят и после того, как ты превратишь в пыль каждый камень в здании…
Анна прислонилась к стене, прижавшись к ней ухом. Кивнула и отступила назад, потирая плечо и слегка морщась. Затем надтреснутым голосом, совсем непохожим на привычный, произнесла длинную фразу. Последовала пауза. Дом как будто затаил дыхание. Затем содрогнулся, и Анна отшатнулась; по потолку змеей поползла длинная трещина, осыпав нас гипсовой пылью. Но стена держалась. Дверь оставалась невидимой.
– Теперь она знает, что мы здесь. Потому и сопротивляется.
– Мы не можем просто… – Я осекся. Шепот, визг – что-то огромное и белое неслось к нам по коридору. Это была Сэди в свадебном платье. Несколько швей с булавками во рту мчались за ней, на ходу что-то поправляя и подкалывая.
– А вы что тут делаете? Это мое личное крыло.
Мы с Анной обменялись взглядами, а Сэди рассмотрела место происшествия – и увидела трещину на потолке.
– Кажется, пришло время для того самого разговора. А вы все… – Сэди прогнала столпившихся швей, – …просто оставьте меня в покое! У вас еще целая ночь, чтобы разобраться с этой дрянью.
Она отвела нас в свои апартаменты по соседству, где царил хаос из одежды и подарков.
– Вроде бы вон те – свадебные, – беззаботно сказала она. – А эти – рождественские. Берите, если вам что-то нужно. – Втиснув платье между сверкающими предметами обстановки, она выдвинула верхний ящик комода. – Ах, хвала Господу! – Помахала пачкой сигарет. – Не мог бы ты закурить одну из них для меня, Роберт? Я не могу приблизиться к огню в этом… меня предупредили, что я вспыхну, как спичка.
Она опустилась на огромный диван рядом со сверкающей елкой, и ее платье медленно осело со всех сторон, как сугроб, шелестя и поблескивая. Сэди устало объяснила, что в ткань вплетен ослепительно белый утренний снег – вот здесь, на тесьме, и вот тут, наверху, – а с ним и объединенные заклинания Гильдии телеграфистов и Гильдии маляров. Поразительно огромное, с обручами и жестким корсетом, пропитанное эфиром, оно превосходило всякие заурядные представления о платьях, и когда Сэди затянулась, а потом рассеянно стряхнула пепел с груди, среди этих искрящихся, шелестящих, трепещущих складок у нее сделался потерянный вид.
– Вы слыхали про крупную демонстрацию в Дадли? Двадцать погибших, сотня пострадавших. Главная телеграфная линия, ведущая на север, оборвана.
– То есть никто не может отправлять сообщения?
– Роберт, это так мило с твоей стороны, беспокоиться о делах моей гильдии. Обмен сообщениями не прекратится из-за того, что где-то повалили один жалкий столб. Но все эти бессмысленные разрушения! Все дело в Нынешнем веке, да? Только потому, что наступил девяносто девятый год, каждый мизер и каждый малый гильдеец, похоже, требует перемен. Люди ожидают чего-то нового каждые сто лет! – Она рассмеялась. – Глупость какая!
Мы с Анной сидели и ждали. Сейчас, подумал я, она бросит нам вызов. Сейчас она нас вышвырнет. Но вместо этого Сэди прикурила вторую сигарету от окурка первой и начала рассказывать о вельмастере Порретте. Две из его жен, похоже, умерли при родах – дети оказались мертворожденными, – а третья жива, но не в себе. С личной жизнью не повезло, однако в том, что касалось жизненной силы, он был по-прежнему удивительно молод, если не обращать внимания на лысину и дрожащие руки. Он даже утверждал, что способен зачать ребенка. В любом случае, частью договора между гильдиями было то, что она родит ему детей. А если возникнут проблемы, – Сэди в дыму пожала плечами и прищурилась, – обязательно найдется какой-нибудь выход. Он всегда есть. Во время первого ужина наедине он сказал, что любит на досуге водить кистью, и приятно удивленная Сэди вообразила, что ее жених вопреки всем ожиданиям знает толк в искусстве. Но его слова имели буквальный смысл, связанный с трудом членов его гильдии, которые водили кистями туда-сюда по перилам. Единственный выходной, который они провели вместе, был потрачен на ремонт плесневелых стен одного из его уродливых особняков. Сэди теперь знала заклинание, замедляющее впитывание и образование пузырей при покрытии белого чугуна составом с примесью оксида меди, а еще – вот, взгляните! – она протянула руку над своим белопенным платьем, и оказалось, что под ногтями синеют неизгладимые кобальтовые полумесяцы.
– И теперь вы оба снова здесь, – сказала она наконец, – к тому же выглядите почти как пара. Но это на тебя не похоже, верно, Робби? И на тебя тоже, Анна. Джордж в тюрьме, в Лондоне бардак, я выхожу замуж – и почему-то сомневаюсь, что вы приехали сюда только для того, чтобы отпраздновать. Я пыталась или делала вид, что пытаюсь узнать немного о том, кто ты такая и откуда на самом деле родом, Анна. Но стоит уважать чужие тайны, да? – Она закурила еще одну сигарету и затушила старую в хрустальной пепельнице, которую держала в складках ткани на коленях. Гаснущие искры отразились на ее ожерелье из шептемм. – Чего же вы хотите? Я имею в виду, на самом деле…
– Здесь нет никакой тайны, Сэди, – начал я. – Мы здесь просто потому, что…
– Нет! – перебила Анна.
Платье Сэди зашуршало громче обычного.
– Нет. – Анна смотрела на нас обоих. Если не считать двух красных пятен на щеках и синюшного оттенка губ, ее лицо было совершенно белым. – Я устала от лжи. Мы должны сказать тебе правду, Сэди. А потом ты решишь, что с ней делать…
Сэди докуривала оставшиеся сигареты, пока Анна рассказывала ей о своем детстве с мистрис Саммертон и о том, как она научилась маленьким хитростям, в которых со временем стала так хороша. Затем последовала школа Сент-Джудс и личина Анны Уинтерс, в которую она сама поверила так же сильно, как все остальные. Но прошлое преследовало ее. Вот почему она здесь, вот почему… В этот момент я, отбросив всякую осторожность, начал собственное повествование о первом визите в Редхаус и встрече с Анной, которая тогда была Аннализой, и о том, как наши пути разошлись и сошлись здесь, в Лондоне и Брейсбридже. Наши судьбы сплетались прямо сейчас, пока мы сидели в освещенной камином комнате, и в конце концов настал черед поведать про эксперимент с халцедоном, смерти наших матерей, грандмастера Харрата, человека, который когда-то был Эдвардом Дерри, Боудли-Смартах, работающие вхолостую двигатели Брейсбриджа, утрату эфира – и, наконец, про ключевую роль ее отца во всей этой катавасии.
Свет камина то разгорался, то угасал. Сэди смотрела на нас.
– Что из этого вы можете доказать?
Анна на мгновение задумалась.
– Большую часть.
– Моя свадьба… неудивительно, что это так важно, если наша гильдия на самом деле обанкротилась! И вы знаете, что произойдет, если это всплывет наружу, – но ведь именно поэтому вы здесь, не так ли? Вот почему вы пытались попасть в Поворотную башню…
– Мы пытаемся приблизить Лучший век, Сэди.
– Или разрушить мою гильдию – разве это не так с моей точки зрения, Робби?
У меня закончились слова. Сэди была права. Теперь, как и говорила Анна, ей предстояло сделать выбор.
– Знаете, мой отец… – в конце концов проговорила Сэди. – Он неплохой человек. Если он сделал что-то дурное, если пострадали люди, значит, у него были на то причины. К тому же веские, и все случилось так давно. Ты сам сказал, что эксперимент с халцедоном провалился – то есть никто не хотел, чтобы случилось то, что случилось. Ты говоришь о моем отце, Робби, будто он дьявол во плоти. Он не такой. А ложная отчетность фабрики – разве это преступление, поступать таким образом, чтобы люди в родном городе были здоровы и счастливы? В твоих устах все звучит слишком просто – лишь человек, который прожил жизнь вне гильдий, может так говорить. Вот скажи, откуда взялось заклинание в халцедоне? Ты действительно думаешь, что, ткнув пальцем в моего папу, доберешься до самой сути?
Я ничего не сказал. Всю свою жизнь – или, как теперь казалось, большую ее часть – я искал своего теньмастера. И я знал, что не позволю Сэди с ее двусмысленными речами отнять его у меня.
– Анна, вообрази, что окажешься по соседству с монстрами в Сент-Блейтсе – ты, такая милая и прелестная? Что произойдет, если я попытаюсь дернуть вон за ту сонетку и позвать охранников? – Сэди покачала головой, проверила содержимое пустой пачки из-под сигарет и швырнула ее в огонь. – Как ты поступишь, Анна? И насколько сильно ты постараешься остановить меня, Роберт? У тебя хватит духу убить человека? – Медленно, с трудом и громким шорохом, она встала. Коснулась ожерелья из шептемм. – Насколько сильно ты хочешь этого, Роберт, – чего бы ты на самом деле ни хотел? Потому что тебе нужна не Анна и уж точно не я, и ничто и никто другой в этом доме или в Лондоне… – Она медленно направилась к сонетке с кисточкой, а потом, сердито скривив губы, дернула нить на шее. Одна из шептемм блеснула у нее на ладони и со стуком упала на низкий столик.
– Сэди, я…
– Не благодари меня, мастер Роберт! Ничего не говори! Я делаю это не по причинам, которыми стоит гордиться, и не из-за ваших гребаных граждан – я так поступаю, потому что грандмистрис Сара Пассингтон – закоренелая эгоистка.