Открыв саквояж, Кэролайн обнаружила, что он привез ей несколько вечерних платьев и охапку нижнего белья. Видно просто выгреб содержимое ящика, в котором она это белье хранила. Жаль, что там не оказалось пижамы, ибо она лежала в другом месте, до которого, как видно, он не добрался. Сгреб первое, что попало под руку, запихнул в саквояж и доставил ей, считая свою миссию выполненной.
Кэролайн в глубокой задумчивости смотрела на кучу добра, вываленного ею из саквояжа, затем спросила:
— А я-то думала отдохнуть здесь пару-тройку дней. Но вы, как видно, намерены ежевечерне таскать меня по приемам.
— Какие приемы, девушка? С чего вы взяли?..
— Ну как же! Вы же привезли все мои вечерние платья! Особенно вот это меня озадачило, — она подняла за плечики экстравагантное шелковое платьице, золотистое, в тонких темно-зеленых разводах, купленное исключительно по капризу и с тех пор безвылазно пребывавшее в гардеробе. — Прямо ума не приложу, куда вы меня в таком платье поведете. Впрочем, к нему еще и туфельки полагаются. А вы, я вижу, их не захватили…
— Веселенькая расцветочка, — проговорил он, скрывая под улыбкой смущение. — Думаю, оно вам очень пойдет.
— Да уж… Разве что вместо пижамы его нацепить? Пижаму-то вы не привезли!
— Я там никаких пижам не встретил. Может, у вас и вообще их нет, а меня обвиняете… Или думаете, мне пришло в голову взять кое-что из ваших вещичек и припрятать в своей спальне?
— Кто вас знает, мистер, что там у вас на уме, — хихикнув, ответила Кэролайн. — Может, я и еще чего потом не досчитаюсь…
Он серьезно взглянул на нее и взял одно из платьев, этакое эфемерное изделие из серого тюля на розовато-лиловой шелковой подкладке. Подняв платье за бретельки, он повернул его к свету и критически осмотрел со всех сторон.
— Очень красивый наряд. В нем хоть на прием к королеве. Глядя на такие штучки, невольно удивляешься: и как это женщины умудряются втиснуть в них свои тела.
Аккуратно положив платье на постель, он стал в позу дворецкого, ожидающего распоряжений господ.
— Не знаю как другие, а я свое тело в некоторые одежды даже и не пытаюсь втиснуть. Так что уж лучше бы вы украли одно из этих излишеств, чем припрятывать для себя на черный день мою любимую пижаму. Как хотите, а мне придется смотаться домой. Припоминаю, что у меня там должна быть еще одна.
— Ни за что на свете! Лучше скажите, где это сокровище у вас хранится, и я съезжу еще раз.
— Но я хотела принять душ сейчас…
— Хорошо. Стойте здесь и никуда не уходите. Я мигом!
Он исчез и через минуту вернулся с мужской рубашкой.
— Вот, пользуйтесь пока.
— Но это же ваша.
Джастин задумчиво осмотрел рубашку и серьезно сказал:
— Это ничего. Зато она чистая и большая. Так что вы вполне можете втиснуть в нее свое тело. Принимайте душ, а я пойду приготовлю что-нибудь поесть.
Кэролайн пошла в ванную и с удовольствием приняла душ. Ужас, испытанный из-за кровотечения, уже почти забылся, настроение понемногу улучшалось, чему немало способствовала и дурацкая болтовня о пижамах. А если она снова способна шутить, значит, все не так уж и страшно.
Вдруг некстати вспомнился родитель. Будучи малышкой, Кэролайн уже научилась притворяться. Это выручало ее в те минуты, когда отец, находясь в дурном расположении духа, жестоко высмеивал дочь за малейший проступок, то и дело обвиняя в идиотизме, доставшемся, конечно, от глупой матери. Девочка быстро сообразила, что слезы не помогут. Они только больше вдохновляли его на грубость.
Вот и начала она, осознав, что папочка, мягко выражаясь, сам дурак, вести двойную жизнь, глубоко пряча свои чувства и намерения, а все его слова пропуская мимо ушей. Тогда-то и появились мечты о счастливом будущем, которое освободит ее от тирании недалекого человека. И вот оно пришло, будущее. Жесткий самоконтроль к этому времени стал ее второй натурой, пока не произошли события, когда это качество стало ей изменять.
После душа Кэролайн расчесала волосы и облачилась в рубашку, доходившую ей чуть не до колен.
На этот раз она не позволит чувствам одолеть ее. Улыбка, приветливость, никаких споров из-за каждого пустяка. И тогда сокровенная тайна ее безответной любви будет хорошо упрятана в глубинах сердца. Стоя перед зеркалом, Кэролайн отрепетировала открытую и добродушную улыбку, после чего прилегла, слегка прикрывшись покрывалом, и задремала.
— Девушка, вы прекрасно выглядите. Кушать подано.
— Напрасно, Джасти, вы хлопотали, — вежливо проговорила она, очнувшись и принимая поднос с едой.
— Вот именно! — сказал он, усаживаясь на стул возле нее, — Мне бы, Мисс Независимость, обрядить вас в вечернее платье и отправить на кухню, дабы вы сами о себе позаботились.
— Но, мистер, я всю жизнь забочусь о себе сама.
— Наверное, это так же изнурительно, как держать в шкафу платья, которые некуда прогулять.
Кэролайн принялась за еду. Обычный разговор, твердила она себе, помня о принятом решении. Но какие-то силы вновь пытались ввергнуть ее в омут прежней раздражительности, где каждое его слово грозило выбить из равновесия.
Надо взять себя в руки и ответить вежливо.
— Да нет, Джасти, это дело привычки. Кстати, у вас все очень вкусно получается.
— Подумаешь, пару яиц разбить на сковородку да тосты приготовить. С этим любой дурак справится.
— Но не всякий и к плите подойдет. Это, очевидно, тоже требует определенного мужества.
Закончив есть, Кэролайн взяла чашку с чаем, наблюдая, как он, сняв с постели поднос, переставил его на тумбочку.
— Вы собираетесь дежурить возле меня как сиделка? В этом нет никакой необходимости. Обещаю, что ни шагу не сделаю из этой комнаты, чтобы не угодить опять под чьи-нибудь колеса.
— Не пойму, Кэрри, почему вы тогда сбежали. А что если я пообещаю никогда больше до вас и пальцем не дотрагиваться?
— Не понимаю, о чем вы…
— Ну, мы могли бы жить под одной крышей…
— Пожалуй, нет! Я тогда окончательно свихнусь!
На глаза Кэролайн тотчас навернулись слезы. Не успела она выработать систему защиты, как он все сломал. Видно, у него свои игры, и он не намерен исполнять свою партию по ее правилам.
Он, к ее огорчению, встал и сказал:
— Вы правы, Кэрри. Забудьте о моих словах. Кстати, работа у меня действительно имеется, так что я пойду. А вы отдыхайте. Да, я звонил своей матери, она должна вот-вот приехать.
— Вы звонили ей?
— Спокойной ночи, Кэролайн Вэйн. Зовите меня, если что понадобится. Я буду внизу, в кабинете.
— Стойте, Джастин! — окликнула она его, вернув от дверей. — Почему вы раньше не сказали мне об этом?
— Говорить тут не о чем, — вежливо ответил он. — Мать уже в дороге, и наши разговоры изменить ее планы не могут. Я звонил ей еще до того, как было отменено наше решение пожениться.
— И как вы теперь меня ей представите?
— Как свою знакомую, которую обстоятельства вынудили временно остановиться в моем доме. Вот и все.
Он вышел, а Кэролайн забилась под одеяло, сжавшись в комок. Это уж слишком. Он сделал попытку удержать ее, пусть даже только из-за ребенка, а она выпалила резкие слова. Да кто бы на его месте стал и дальше терпеть все это?
Прошлое смешалось с настоящим, сна не было, слез тоже. Она лежала, уставясь в потолок сухими глазами и вслушивалась в тишину. Дом был погружен в безмолвие. Может, он отправился к настоящей женщине, чувственной, ласковой, не спорящей по любому поводу, не раздражающейся из-за пустяков?.. Что ему сидеть возле ворчливой, вечно всем недовольной особы?.. Девушка стала представлять себе мучительные подробности романтических похождений своего любимого, ее усталые веки набухли, и она погрузилась в сон вся в слезах.
Проснулась Кэролайн от стука в дверь. Часы показывали начало девятого. Рубашка смята, волосы взъерошены, лицо… На лицо сейчас и взглянуть, наверное, страшно: бледность, опухшие от слез глаза… Если бы Джастин не видел ее и в худшем виде, он наверняка бы испугался.
Ручка двери медленно повернулась, и Кэролайн попыталась придать лицу веселенькое настроение, дабы не напоминать зомби, только что извлеченного на свет божий из могильного мрака. И вот дверь открылась, и на пороге появилась высокая седовласая дама, облаченная в строгое кашемировое платье темно-синего цвета. Вместо обычных для этого возраста жемчугов на груди у нее красовалась старинная брошь.
Если это домоправительница, то не иначе как служит она у королевы, подумала Кэролайн и продолжала улыбаться до тех пор, пока королевская фрейлина не приблизилась к ее постели.
Кэролайн вдруг осознала, что улыбка, не сходящая с уст, придает ей чуть ли не маниакальный вид, и постаралась немного расслабить напряженные этой улыбкой мышцы.
— Доброе утро, милая. Вас, несомненно, удивило мое появление, — заговорила женщина. — Ведь мы незнакомы…
Стоило Кэролайн услышать ее голос, она тотчас поняла, кем является ее посетительница. Возраст, внешность, та же манера разговаривать… Сердце ее заколотилось.
— Вы, должно быть, мать Джастина?
Статная, элегантная и ухоженная женщина подавляла своей величественностью. И Кэролайн — нечесаная, в мятой мужской рубашке, да еще беременная — чувствовала себя замарашкой, затесавшейся в приличный дом. У почтенной дамы было такое же строгое и красивое лицо, как у сына, хотя время уже успело внести в него свои печальные поправки.
— Генриетта Браун. А вы, если не ошибаюсь, Кэролайн?
Дама окинула комнату тревожным взглядом. Ее можно понять, подумала Кэролайн. Ничего себе! Приехать в свой лондонский особняк и застать в одной из гостевых спален столь непривлекательную картину!
— Весьма рада нашему знакомству, — солгала Кэролайн.
— В самом деле? — Взгляд ярких серых глаз буквально впился в нее. — Я бы с удовольствием сказала то же самое, но это, боюсь, было бы не совсем искренне.
Хорошо, подумала Кэролайн, не стоит заострять внимание на мелких булавочных уколах.
— Я приехала по просьбе Джастина. Ему пришлось вылететь по делам в Нью-Йорк, и он решил, что создавшаяся ситуация требует моего присутствия и, возможно, помощи.