— Я съезжу в город и вернусь.
— Тогда я с тобой.
— Нет. Ты остаешься здесь. Отдыхай спокойно. Кроме меня, это место никто не знает.
«А тот, кто знает, забыл», — надеялась я.
— А Коршунов? Ты говорила о нем.
— Его уже нет… Я оставлю тебе телефон и в случае чего позвоню.
— В случае чего?
Мы смотрели друг на друга, и я ощущала его нешуточное волнение. Не за себя, а за меня! Позабытое чувство мужской заботы обрадовало и напомнило, что я все-таки женщина. Я не удержалась и весело потеребила Николая по макушке, поймав себя на мысли, что точно так же заигрывала когда-то с мужем.
Я смутилась, отвела взгляд и поблагодарила:
— Спасибо тебе, Коля.
— За что? — Как и все мужики, он не понимал тонких материй.
— И позаботься о Пифике… в случае чего.
На этот раз он не стал переспрашивать. Подобные просьбы делают мужчин сильнее. Я поспешила уйти, пока он рос в собственных глазах.
Спустившись к джипу, припрятанному в трех километрах от убежища, я решила сменить раскраску МЧС на надпись: «Прокуратура Российской Федерации». У меня даже имелся соответствующий мундир. Но поленилась и передумала. В конце концов, оранжево-черные полосы МЧС меня исправно выручали.
Спустя полчаса я остановилась у большого кладбища на окраине Валяпинска. Где-то здесь похоронена непутевая и влюбчивая Ирина Жаркова, а возможно и Кирилл Коршунов, который остался один против своры бандитов и спас мою жизнь ценой собственной. Я обязательно отыщу их могилы и поклонюсь им, но сегодня я пришла ради другого человека. Нет, меня не терзает совесть, это не продажный мэр Марчук. Его похоронили с шумными почестями на старом купеческом кладбище практически в центре города. Так уж получалось, что мои клиенты находили покой в престижных местах. Денежные мешки, крупные чиновники и бандитские авторитеты не хотели селиться рядом с простолюдинами даже после смерти.
Я вошла на кладбище через главные ворота. На мне была собственная куртка, я не прикрывала лицо очками или бейсболкой. В этом месте не хотелось маскарада. Руки прижимали к груди охапку мокрых хризантем. «Дочка, ты стебельки обломай, когда на могилку положишь. Умыкнуть могут», — предупредила старушка, продавшая мне цветы.
Кладбище закрывалось. Я прошла мимо павильончика администрации, решив, что сама отыщу могилу. Ноги вывели на так называемую «аллею Славы», где хоронили за счет военкомата. Вместо солидных памятников и простых крестов здесь над могилами торчали стандартные пирамидки со звездами. Первые, достаточно редкие, датировались шестидесятыми годами, когда кладбище только открылось. Я удалялась от главной аллеи, и даты смерти стремительно приближались к сегодняшним временам. Девяностые годы подарили частокол облезлых звезд.
Я нашла нужный год и замедлила шаг. Глаза тревожно прощупывали надписи на обелисках. Вот она! Родная фамилия едва различалась на заросшей могиле. Я наклонилась и раздвинула бурьян. Мое сердце остановилось.
На обелиске вместо одного имени чернели два.
Одинаковые!
52
— Почему так долго? — возмутился полковник Барсуков, услышав в трубке голос майора Звягинцева.
— Вернуться на службу пришлось не только мне, но и сотруднику сотовой компании. Я не хотел привлекать новых людей.
— Ладно, докладывай.
— Нужный вам абонент зафиксирован к северу от города, километрах в тридцати-сорока.
«Ишь ты, вам, а раньше говорил нам!» — заметил полковник. Он давно убедился, что самые толковые специалисты терпеть не могут сверхурочную работу. А вот тупые и недалекие охотно демонстрируют служебное рвение, часами протирая штаны.
— Где это? — пробурчал Барсуков.
— Базовая станция находится на трассе между Калиновкой и Егорьевцем.
— Мобильник что, движется?
— Пока у нас нет динамики.
— Ну, так обеспечь эту чертову динамику!
— Если часто посылать сигналы, абонент может обнаружить слежку. Возможно потрескивание соседних электронных устройств, телефон быстрее разряжается, — начал нудное объяснение майор.
— Слушай, Звягинцев, ты мне дурака не включай. Я же сказал, учту твое усердие. Учту! — и перед тем как отключить связь, он рявкнул: — Работай!
С нервным оскалом Барсуков взъерошил волосы. Светлый Демон покинула город. Куда? Зачем? Как ей удалось, черт возьми, проскочить сквозь многочисленные посты? В сознании полковника возник ее сегодняшний взгляд в объектив микрокамеры в прихожей мини-отеля. В тот момент он поежился, вспоминая давнюю стычку, когда чудом остался жив. Ни о чем другом он тогда не думал. Он видел только ее холодные глаза. А ведь мелькнуло еще что-то!
Полковник зашел в свой наблюдательный пункт. Отыскал нужную запись. Вот Светлый Демон сняла черную кепку, и вновь взгляд с экрана буравит его. А вот она отвернулась и шагнула к электрическому щитку. Стоп! Полковник увеличил застывшую картинку.
На ней черная куртка. На плечах видны звездочки. Это погоны! И кепка была с кокардой! Полковник вернулся к началу эпизода. Это фуражка! Вот так дела. Киллерша в форме капитана МЧС!
Как же он не учел, что Светлый Демон склонна к перевоплощению. Она выбрала эффективное решение. Милиционеры ищут гражданскую женщину и не обращают внимания на офицеров силовых ведомств. Она утерла нос всему управлению! Спасибо за науку. Но, как говорится, еще не вечер. Она — одиночка, а за ним — система!
Начальник УВД вернулся на рабочее место, приосанился и приказал дежурному подключить его к общей связи. Дождавшись исполнения, он четким голосом продиктовал срочное распоряжение всем постам и патрульным экипажам.
53
«Надежда, которая долгие годы теплилась в ее сердце, погасла, как уголек под проливным дождем». Писатели любят подобные красивости.
Со мной всё обстояло не так. Я, прежняя, умерла в тот день, когда Мир Рухнул. Я, новая, родилась после выстрелов в элегантный костюмчик самодовольного мэра. Рождение всегда сопровождается болью, а порой и смертью. Год и три месяца между этими событиями кто-то другой — не я! — пребывал в аду. Во мне новой не осталось ничего от прежней. По крайней мере, я так считала много лет.
Но вот недавно, собравшись в Валяпинск, я обнаружила внутри себя потайной чуланчик. И неосторожно открыла заколоченную дверцу. Маленький кусочек прежней Светы, сохранившейся в нём, взволнованно затараторил: «А вдруг он выжил? Ведь тела так и не нашли. Чудеса бывают. Ты верь и ищи! Твой сын жив». С тех пор этот голос не давал мне покоя. И я вернулась сюда из-за него.
На кладбищенском обелиске я увидела два родных имени: Николай Демьянов и Коля Демьянов. Отец и сын были похоронены в одной могиле. Их годы смерти совпадали. Николай погиб молодым, как и большинство на этой аллее. А у Коленьки разница между датами составляла ужасно мизерные девять месяцев.
Вот я и нашла вас. Проклятый чулан со старьем можно замуровывать.
Я не помню, когда плакала в последний раз. Теперь знаю. Стебли цветов, недавно вынутых из ведра с водой, казались сухими по сравнению с моими щеками. Я положила на могилу двадцать две хризантемы. По числу месяцев, когда была счастлива девушка-сирота по имени Света Демьянова.
Не помню, как покинула кладбище. Хотя главное и самое страшное прояснилось, без ответа остался еще один вопрос из прошлого. И я решила идти до конца.
В город я въехала в форме капитана МЧС, старательно наклеив усы. Пока что вызывающий прикид меня не подвел.
Где-то рядом заиграли колокола. Такого в Валяпинске моей юности не доводилось слышать. Я остановилась, приоткрыла окно. Жилые дома загораживали обзор, звон, как и подобает, шел сверху.
…Лет пять назад, в период особой тоски, вот так же я сидела в машине и слушала колокольный звон, раздававшийся из-за старинной кирпичной стены. Был унылый осенний день, когда уже опала листва, под ногами хлюпает грязь и еще не выпал снег. Я уже часа два сидела под стенами женского монастыря, не решаясь войти. Зачем я сюда приехала, я сама себе не могла объяснить. Хотелось и поговорить, и помолиться, а может, вообще отринуть неправедную жизнь и остаться в духовной обители навсегда.
Конечно, это была утопия. Я не помнила, чтобы меня крестили. За всю жизнь в храм я заходила дважды, и то — следя за клиентом, а как ведут себя в монастыре, совершенно не знала.
Звон монастырских колоколов стих. Из ворот потянулись прихожане, многие рассаживались по дорогим машинам. Мне показалось, что ворота скоро закроют, и я поспешила внутрь. Ноги вывели меня к главному собору. На стертых ступенях я столкнулась с двумя монахинями в черных одеждах. На груди старшей из них поблескивал золотой крест.
— Без платка не следует входить в храм Божий, — сказала та, что с крестом. Она мирно изучала меня, а молодая спутница смотрела осуждающе.
Конечно же, у меня был платок. Я недолюбливаю дамские сумочки, они сковывают руки, их можно потерять в случае бегства, а это — ворох улик. Я ношу сумочку, если требует имидж. Какая же дама на каблуках без этого пухлого довеска. В остальные дни предпочитаю просторную одежду с многочисленными карманами. Я шлепала себя по бокам, рылась за пазухой и шифоновый платок, уместный больше на пляже, нашла не сразу. Что-то в моей растерянности тронуло пожилую монахиню.
— Какая печаль привела тебя к нам? — спросила она.
Если бы монахиня произнесла любое другое слово, я развернулась бы и ушла, но «печаль»… Она попала в самую точку. Я набрала воздуха, чтобы ответить, и застыла. Глаза косили на ту, которая осуждала.
— Иди, сестра, — вновь угадала мое настроение пожилая монахиня, обратившись к молодой.
— Хорошо, матушка.
Здесь каждая обретает мать, позавидовала я, и все между собой сестры. У меня никогда не было ни той, ни другой.
— Что грызет тебя? — спросила матушка, когда мы остались одни.
— Я убивала людей, — выпалила я. — Мне за это платили.
Повисла тишина. Ее лицо не изменилось. Ни осуждения, ни сочувствия. Мудрые глаза наполнены вниманием. Она спросила: