— По-моему, тебя Жаркова перехваливала, сморчок занюханный. — Я безжалостно сжала пальцы.
— Отпусти!
— Это вначале для Жарковой ты был Гераклом. В последний год она дразнила тебя Караваем. Так?!
— Ммм, да!
— Я разгадала ее последние слова.
— Какие слова?
Долгие годы я была уверена, что, падая в реку, Жаркова выкрикнула «Это кара!» — то есть возмездие. Всё, что произошло со мной в тот день, когда Мир Рухнул, она устроила, чтобы наказать меня за отнятого жениха. Но недавно во сне я в деталях увидела эту ужасную сцену и услышала ее предсмертный крик по-другому: «Это Ка-ра-вай!» Я проснулась и не могла понять, о каком каравае меня предупредили? И тогда я вошла в социальные сети. Я почти никого не знала из выпускников валяпинских школ, но эту носатую рожу на фотографии вспомнила сразу. Милиционер стоял у входа в комнату милиции при железнодорожном вокзале. Он чувствовал себя местным царьком. Георгий Караваев. Гера Каравай!
— Ты видел меня, когда я стояла на обрыве с ребенком? Ну!
— Да-а-а.
— И что ты сделал?
— Я не трогал тебя!
— Ты же мог спасти девчонку, которую обманул!
— Ты сама. Сама!
— Вместо этого ты крикнул! Что?
— Чтоб ты сдохла, сука!
— Сука — это мать щенков. Этим словечком меня не проймешь. Даже в тот день! Ты хотел увидеть триумф своего плана. Говори, как было дело!
— Это была шутка.
— Что?! — Наверное, я слишком сцепила пальцы и дернула кисть. Его глаза лезут на лоб. Я ослабляю хватку. — Рассказывай быстро, подонок!
— Ирка меня достала. Она цеплялась за меня, а сама хотела вернуть твоего мужа. Она говорила только о нем и о тебе. Она мне смертельно надоела своим нытьем, и я предложил ей соблазнить Кольку Демьянова, хотя бы для видимости. Она бы ласкалась с ним, а я в это время привез тебя, чтобы ты увидела измену. Ты же чокнутая, помешана на семье и преданности, тебя бы это убило.
Он осекся, сказав неосторожное слово, и сморщился в ожидании боли.
— Говори! — требую я.
— У Ирки ничего не получилось. Коля не поддался. Но она вцепилась в эту идею и хотела вас рассорить. Тогда я вспомнил про Барсука. Он ходил к твоей подруге, а со спины, да еще в темноте, напоминал его.
— С Леной был Барсуков?
— Да! И он был в курсе нашего плана, занавесил окно, но не закрыл дверь! А твоего благоверного я позвал для перевозки мебели. Но никакой мебели не было! Мы усадили его в общаге пить пиво, и я подбросил в комнату Ленки его куртку!
— Сволочь!
— Отпусти меня, я всё сказал.
— А Лена? Она тоже была заодно?
— Нет. Бабы дуры, им не понять красоты замысла.
— Красоты?!
— Это была только шутка!
— Ах, шутка. Ты тихо посмеивался, когда я потеряла голову. Ты ржал, когда я не в себе стояла у обрыва. А чтобы совсем стало весело, ты подтолкнул, крикнул в спину что-то мерзкое!
— Я не хотел.
— Сейчас я тоже пошучу. — Я убираю руку. — Слышишь? Поезд отправляется.
Его глаза, успевшие расслабиться, захлестывает новая волна ужаса. Он распят между вагоном, готовым тронуться, и неподвижным рельсом. Рука нервно дергает веревку.
— Бесполезно. Я умею вязать узлы.
Он пытается достать зубами до пластиковых петель.
— Не получится. Зубки сломаешь.
— Развяжи меня! Это убийство!
— А мне кажется — хорошая шутка. Я попробую смеяться. Ты громко смеялся там, на берегу, когда меня не стало? Когда погиб мой ребенок!
Поезд трогается. Веревка натягивается. Тонкие прочные петли впиваются в кожу. Руки демонстрируют максимальную растяжку. Сейчас затрещат суставы.
— Спаси!
В чужих мучениях смешного нет ни капли. Поэтому я стараюсь убивать безболезненно. В руке щелкает выкидное лезвие. Я смотрю в безумные глаза Каравая и замахиваюсь ножом.
57
Безотказный «кореец» уносит меня от вокзала. Я врубила мигалки и мчалась по улицам, не соблюдая знаков и светофоров. Милицейская рация безостановочно крякала о нападении на сотрудника милиции женщины в форме проводницы. Передавали приметы, по которым можно было схватить четвертую часть женщин от тридцати до сорока. Потом появилась более точная информация. Интересно, это Каравай так быстро очухался от пережитого ужаса?
Когда я замахнулась ножом, он уже мало что соображал. Лезвие перерубило натянутую веревку. Каравай упал и повис на пластиковых петлях, они резали его кожу, но не обрывались. Поезд протянул его несколько метров.
— Беги! У тебя есть шанс! — не выдержала я.
Крик подстегнул его. Караваю удалось подняться, пробежать и лечь животом на ступеньки удаляющегося вагона. Подонок, как чаще всего и бывает, выжил.
На выезде из города меня пытались остановить, перегородив дорогу. Пришлось расчетливо боднуть милицейскую тачку. На курсах экстремального вождения я занималась до тех пор, пока мне не предложили перейти в преподаватели.
Колеса быстро отмеряли километр за километром, отдаляя меня от Валяпинска. А память не отпускала. Туман времени рассеялся, а боль нет.
В тот день, когда Мир Рухнул, я видела в полумраке спину Барсука. И он знал об этом! Он так шутил на пару с Караваем. Для пущего эффекта беспринципные постановщики подкинули куртку моего мужа. Они предвкушали горючие женские слезы. Как в мультфильмах: кого-то расплющивает грузовик, а зрители смеются. Но я не мультяшка, я живой человек! Как долго они насмехались над обманутой девчонкой? День, неделю, месяц? А Лена Баринова? Она была всего лишь статистом или активной исполнительницей? Она сказала, что ничего не знала. В принципе, я ей верю. В интернате шутили жестоко. Там мало было святого и запретного, но над семьей, даже вымышленной, не глумились.
Я вспомнила, как мчалась по этой же дороге на угнанных милицейских «Жигулях». На сиденье в подсыхающей крови валялся пистолет с теплым стволом. Я выстрелила из него пять раз. Два раза в мэра, два раза в Барсука, один в его напарника. Все пули достигли цели. Я навсегда запомнила эти выстрелы, как, впрочем, и все последующие, предназначенные для моих клиентов.
На поляне рядом с охотничьим домиком меня встретил настороженный Кирилл Коршунов. Я остановила милицейскую машину и тут же испугалась. А если и он в сговоре с Барсуком? От отчаяния я не могла сдержать слезы, пальцы вцепились в окровавленный пистолет. Одной рукой я размазывала сопли, другой целилась в единственного человека, которому доверяла.
Кирилл подошел и обнял меня. Я выронила пистолет и разрыдалась. Он гладил меня по напряженной спине, пока я не затихла.
Кирилл спрашивал молча. «Что случилось?» — прочла я в его глазах, когда он отстранился.
— Барсук хотел меня убить.
Он перевел взгляд на пассажирское сиденье в пятнах крови. Я покачала головой и ответила:
— Ты же учил не убивать невинных.
Он посмотрел на милицейскую машину, вздохнул. «Что будем делать?»
— Я хочу отмыться.
В тот момент у меня было стойкое ощущение, что я с головы до ног покрыта омерзительной липкой грязью. Кирилл меня понял, а может, даже предвидел мое состояние. Когда я вошла в дом, там уже была теплая вода. Я без устали драила тело, стирала одежду и, только переодевшись во всё чистое, почувствовала, что продолжаю жить. С тех пор после каждой отнятой жизни я возвращаю свою лишь после того, как тщательно отмоюсь. Это превратилось в ритуал.
Чистая и обновленная я вышла на нашу поляну. Подбородок медленно описал полукруг от плеча к плечу. Всё выглядело, как и прежде. Неслышный ветерок шевелил листья осин, солнце окрашивало изумрудом верхушки темных елей, перекрикивались невидимые птицы. Только я стала совсем другой.
— Они приедут сюда за тобой… Нам надо уходить, Светлая, — сказал Кирилл, покусывая травинку. По-моему, он тоже изменился.
«Нам» прозвучало обнадеживающе. Я не одна, нас двое. Если бы и он от меня отвернулся, я бы не выжила. Мы собрали самое необходимое, половину из которого составляло оружие и боеприпасы. Долго топали через лес, петляя и меняя направление. На закате Кирилл привел меня на труднодоступный утес к «гнезду Коршуна», заверив, что здесь нас не найдут.
Уже следующий день показал, что он ошибся.
58
Геннадий Барсуков с кислой миной переваривал очередной доклад подчиненных. «Пища» была отвратительной.
Светлый Демон бульдозером прошлась по Георгию Караваеву, который когда-то предложил устроить для нее небольшой спектакль. Представление, задуманное как комедия, закончилось трагедией. Для нее. Для них всё так и осталось удачной шуткой. Но сегодня пошутила она.
Барсуков поморщился. Этак обиженная зрительница и до него доберется. Ведь он запомнился ей не только голой задницей, он поучаствовал в следующей кровавой постановке. Кто ж мог подумать, что из обманутой девочки получится непревзойденная исполнительница самых сложных «заказов».
Сколько утихомиренных «клиентов» числилось на счету Светлого Демона, Барсуков не знал. Молва и журналисты наверняка приписывали ей больше, чем есть на самом деле. Издержки славы, как говорится. Но и официальных сводок было достаточно, чтобы понять, что имеешь дело с незаурядным исполнителем. Роман Витальевич Мосягин умело обломал юную Светлану Демьянову, заставил ее работать на себя, но не до конца разгадал сильный характер. Кирилл Коршунов натренировал девчонку в стрельбе до невероятных результатов, а старший лейтенант Барсуков не сумел остановить на взлете неуловимую ракету.
Вот и результат. Опасный и непредсказуемый.
Теперь она вернулась в родной город и копается в прошлом. Это сулило серьезные неприятности, но давало шанс, что его не шлепнут с помощью «оптики», а предварительно захотят поговорить. Что еще она хочет узнать? И главное. По чью душу Светлый Демон прибыла в Валяпинск?
Полковник глядел на карту с отмеченной базовой станцией, около которой зафиксирован телефон. Областная дорога, пронизывающая деревеньки, а вокруг заросшие лесом горы. Грибные и ягодные места, охотничьи угодья.
Охота! Мозг пронзила яркая м