В его словах был резон, я согласилась.
— Коля, будем спать по очереди. Ты первый. Иди.
— Я останусь с тобой.
— Нет, ты должен отдохнуть. Через два часа я тебя разбужу, и ты заступишь на дежурство. Это приказ.
Бывший солдат нехотя повиновался. Я осталась одна. Меня мучили недобрые предчувствия. Но Барсуков превзошел самый гнусный прогноз. Он перезвонил минут через десять и потребовал совершить подлость.
66
— Убей его! Пристрели! Задуши! Размозжи голову! Делай, что хочешь, но он должен немедленно умереть.
Барсуков уже не просит и не убеждает, он говорит требовательно и жестко, словно диктует приказ. За много лет он привык, что его приказы выполняются.
— Я, начальник городского УВД, даю официальную санкцию на убийство. Ты умеешь это делать. Это твоя работа. Отличие лишь в том, что на этот раз мы не будем за тобой охотиться, мы тебя наградим. Ты понимаешь меня?
Я молчу. Он доходчиво объясняет:
— Если мы войдем в дом, и он будет жить — ты убийца, если увидим его труп — ты герой!
Я в растерянности. Привычный мир вывернулся наизнанку. Жертва беззащитна и полностью доверяет мне, власть не борется за спасение человека, а требует казни. Нажав на курок, мне не нужно будет скрываться. Впервые мне не заплатят грязные деньги, а официально поблагодарят.
И всем будет хорошо.
Всем, кроме девятнадцатилетнего Коли Субботина, который находится сейчас за стенкой и не слышит моих слов.
— Это выгодно для всех, — твердит Барсуков. — Для тебя, для меня, для города! Подумай как следует.
Я думаю, извожу себя сомнениями, он давит и давит. Наконец принимаю мучительное решение.
— Я согласна. Ты увидишь его мертвым.
— Вот и договорились, — по облегченному вздоху слышно, что Барсуков доволен. Он знает, что я всегда держу слово.
— Одно условие. Я передам тело в шесть утра.
— Это опасно. В первую очередь для тебя.
— Он умрет раньше. Но до шести ты и твои люди не посмеют меня беспокоить.
— Хм. Согласен. Но ни минутой позже.
— А потом я уйду. Беспрепятственно. Это и будет моей наградой.
— Хорошо.
— Вот и договорились.
67
Вдвоем в «гнезде Коршуна» тесно. Если стремишься не задеть друг друга. Но как только тела сливаются в единое целое, становится обволакивающе уютно. Мне так хотелось, чтобы короткую жизнь Николая Субботина озарили по-настоящему счастливые минуты.
— Ты же говорила, что надо дежурить, — шептал он, целуя меня в щеку и ухо.
— Забудь. Есть только ты и я, и больше никого. Никого…
Я нежно гладила его по макушке, и давнее позабытое ощущение как электрический разряд проникало через ладонь, проходило сквозь тело и сладкой болью пронзало сердце. Мне чудился родной запах, родные руки, родные губы. Я помолодела на двадцать лет и перенеслась в ту ночь, когда любимый мужчина впервые овладел мной.
— Коленька, — шептала я, задыхаясь от нежности, и раскрывалась навстречу мужской силе. Как и тогда сознание ухнуло в пугающий затяжной полет. Будь что будет. Разобьюсь или воспарю.
Неопытный Коля тяжело дышал и неловко дергался. Я помогала ему, общий темп нарастал. Вскоре он издал протяжный стон и ткнулся горячими губами мне в шею. Возможно, это самый лучший момент в жизни повзрослевшего сироты. И другого подобного у него уже не будет. Никогда. Ведь я дала слово.
Субботин приподнялся на локте. Искрящаяся чернота звездной ночи, врывавшаяся через открытую дверцу, не мешала мне видеть его благодарное лицо.
— Спасибо тебе. Я этого никогда не забуду, — прошептали его пересохшие губы.
— Отдыхай, — умилилась я. Как мало надо для счастья вчерашнему мальчишке.
— Где у нас вода?
— Вот. — Я протянула пластиковую бутылку.
Он несколько раз отхлебнул и передал мне. «Вирус!» — отдаленно щелкнуло в голове. Я завинтила крышку и оттолкнула бутылку.
Глубоко вздохнув, Николай Субботин прикрыл глаза и затих на моей груди с кроткой улыбкой. Непокорный хохолок топорщился на его голове. И опять меня словно отбросило на двадцать лет назад. Он так похож на моего Колю!
Я зажмурилась, пытаясь избавиться от опасного наваждения. Забыть его имя! Есть только фамилия. Мой Коля погиб. Это чужой человек. Мне надо быть холодной и решительной. Я подарила ему минуты счастья, но… Это всё, что я могла сделать. Ночь уже на исходе. Субботин должен умереть!
— Спи, — я высвободилась из-под мужчины и привела одежду в порядок. Потом сказала: — Тебе надо сделать еще один укол. Так надо.
Николай покладисто шевельнул рукой. Он полностью доверял мне. Я нашла нужную ампулу, наполнила шприц, перетянула ему руку и медленно ввела препарат в набухшую вену.
Вот и всё. Проблемы позади. Сейчас ты заснешь мертвым сном. Боли не будет. Ничего не будет. Ты так и не узнал, какой смертельной дрянью тебя наградил беспринципный Доктор. Ты так и не догадался, из каких благородных побуждений тебя хочет убить заботливый Хозяин. А самое страшное — ты не слышал о моем уговоре с ним. Но страх этот только мой. Ты уходишь счастливым.
Моя рука покоилась на шее Субботина. Я чувствовала, как замирает его пульс и остывает тело. Он уходит. И мне осталось недолго топтать грешную землю, скоро страшная болезнь разрушит мой организм. Но сегодня я должна быть бодрой и сильной! У меня еще много дел!
Рука нащупала в кармашке последнюю ампулу. Амфетамин из секретной лаборатории. Сейчас проверю, так ли он хорош?
Указательный палец давит на поршень шприца. Препарат проникает в мою кровь, расползается по организму горячими стальными нитями, укрепляет мышцы, взбадривает мозг. Внутри меня расправляет плечи всесильный гигант, не чувствующий боли. Я выхожу на площадку перед «гнездом», раздуваю легкие холодным предрассветным воздухом. Мне кажется, я выросла на целую голову.
Шестой час. Скоро явится за обещанным трофеем Барсуков.
Я отстегиваю от рюкзака саперную лопату. Под ногами каменистая почва, она бросает мне вызов. Ну что ж, вот и первый случай проверить в деле воздействие секретного препарата. Руки сжимают короткий черенок, лезвие вонзается в непокорную землю. Потом еще и еще раз. Десятки и сотни раз. Яма быстро углубляется, рядом растет горка из земли и камней.
В кармане дергается мобильный телефон. Без трех минут шесть. Звонит Барсуков. Он ничего не забыл, сволочь.
— Доброе утро.
— Кому как.
— Как наши договоренности?
— С моей стороны проблем нет. — Я стою по пояс в свежевырытой яме, по форме напоминающей могилу.
— Я не слышал выстрела. Ты сделала то, что обещала?
— Он умер тихо.
— Мне надо убедиться. Мы поднимаемся.
— Придешь один.
— Но…
— Зачем тебе лишние глаза. По городу могут поползти ненужные слухи.
— Ты обещаешь, что не причинишь мне вреда?
— Вчера ты был смелее, Барсук.
Он сопит и решительно выдыхает:
— Иду.
Я переношу тело Субботина и бережно опускаю его в яму. На его бледном лице умиротворение. Если бы не отсутствие дыхания, могло показаться, что он спит. И тут я замечаю поразительную деталь. Мне становится не по себе.
Трещат ветки. Неуклюжий Барсук ломится сквозь кусты. Он выпрямляется и впивается в меня недоверчивым взглядом. На нем бронежилет, полусогнутые руки готовы выхватить оружие. Как всякий подонок, не раз обманывавший других, Барсук ждет подвоха. Я молча показываю на могилу. Он с опаской пятится к краю, заглядывает внутрь, и сразу заметно, как расслабляется его тело. Дело сделано. Субботин мертв. Барсук может счастливо жить дальше.
— Доволен? — с издевкой спрашиваю я.
— Я очень устал.
— Могу отправить на вечный отдых.
— Но-но, не кипятись. Ты сделала свою работу.
— А в чем заключается твоя работа, Барсук? Сбывать черные ампулы террористам?
Он злится, но сдерживает себя.
— По-моему, нам лучше расстаться.
Жаль, что он не пытается меня убить, я бы ответила достойно. Я сую сонную черепашку за пазуху и накрываю голову Субботина перевернутым пластиковым ведром. Взгляд снова цепляется за поразившую меня деталь. Так и есть! Я не ошиблась. Гнетущее чувство разрастается.
— В чем дело? Что ты там делаешь? — окликает Барсук.
— Пусть хотя бы его лицо останется чистым.
Барсук бормочет под нос что-то о бабьей нежности. Я сыплю землю, камни стучат по ведру, у меня сжимается сердце. Что я наделала?!
— Закапывай сам, а я пойду.
— Подожди. — Барсук косится на современную снайперскую винтовку, висящую на моем плече, проходится взглядом по оттопыренным карманам. — Тебя выпустят, если с тобой не будет оружия.
— Мы так не договаривались.
— Мы просто это не обсуждали. Я и так иду на должностное преступление. Отпускаю киллера, который находится в федеральном розыске.
— С каких это пор тебя волнуют подобные мелочи? После моего давнего урока?
Барсук трет старую рану на ладони, но сдерживает злость:
— Времена изменились, Демьянова. Бандиты вымерли. Теперь это мой город. Мой! Я отвечаю за его безопасность. Никто, кроме моих людей, здесь не может расхаживать с оружием!
— Даже Тархан?
Барсук меняется в лице.
— Он уехал. Забудь о нем! Ты должна оставить оружие. И тоже уматывай из города! Мои люди тебя пропустят, если я им позвоню.
— Это легко устроить. — Я направляю винтовку ему в живот. — Звони!
Барсук упрямо качает головой.
— Ты обещала не причинять мне вреда. Я пошел с тобой на переговоры, потому что ты всегда выполняешь обещания.
— А ты?
— После моего звонка тебя выпустят, — уклоняется он от прямого ответа.
В конце концов, частью оружия можно пожертвовать. Сейчас время важнее словесной перепалки. Я соглашаюсь:
— Хорошо. — На землю шлепается винтовка и пистолет. Особенно жалко компактную снайперскую винтовку с прибором для бесшумной и беспламенной стрельбы. Она хорошо отстреляна, проверена в деле, я доверяю ей. С ней так же удобно, как в любимых туфлях, еще новых, модных, но в меру разношенных.