— Подними штанины, — требует ушлый мент.
— На ножки мои захотел полюбоваться?
— Не откажусь.
Я задираю брючины, раздраженно отстегиваю от лодыжек малокалиберный пистолет и нож. Успокаивает одно — кое-что у меня припрятано в автомобиле.
— Распахни куртку, — не отстает Барсук.
— Может, тебе еще и стриптиз станцевать?
— Для этого есть девочки помоложе.
Сволочь! Как любая из женщин на моем месте, я не сдерживаю возмущения:
— Ты в зеркало давно смотрелся, козел старый?
— Еще немного — и мы станем похожи на семейную пару. — Он тянет руки к моим карманам, объясняет: — Лучше это сделаю я, чем мои тупые ухари.
— Да подавись ты! — Я выкидываю запасные обоймы, распахиваю куртку, демонстрируя тонкую футболку под ней и черепашку во внутреннем кармане. — Я могу идти, господин Хозяин города?
— Какие нежности, — Барсук смотрит на Пифика.
— Животные лучше многих людей.
— Это точно.
Я подхватываю большую бутылку с водой, из которой пил Субботин, и трясу ею перед носом Барсука.
— Надеюсь, у нас не самолет? Больше ста грамм можно проносить?
Начальник УВД кривится, набирает номер и цедит в трубку: «Пропустите ее». Потом обращается ко мне:
— Ты своевременно его прикончила? Ты не заразная?
— А что? Хочешь поцеловаться?
— Проваливай!
Я топаю вниз и слышу, как на утесе орудует лопатой Барсук. Тяжелая земля засыпает тело Коли Субботина. Я прохожу сквозь строй любопытных оперов, едва сдерживая слезы. И вот я одна. Показуха отброшена. Меня трясет от ужасного подозрения. Я отгоняю его, но червь сомнения вновь и вновь вгрызается в разбитое сердце.
Когда я укладывала Субботина в могилу, я увидела на его голове две макушки и непокорный хохолок между ними. В точности как у моего мужа.
И как у моего сына, которому исполнилось бы столько же лет, сколько сейчас Субботину.
Светлый гребешок мягких волос. Как я любила касаться его, ворошить и счастливо улыбаться в удивленные глазенки моего малыша. Светло-карие, как у меня. И у Субботина такие же… О господи! Не потому ли моя ладонь невольно тянулась к его голове, что он мой…
Нет! Это невозможно! Я не совершила непоправимое. Мой сын и муж погибли. Их могилу я видела вчера на кладбище. Это совпадение. Редкое совпадение!
68
Геннадий Барсуков спустился с утеса к подчиненным.
— Спасибо, ребята. Все свободны. Уезжаем.
— А как же эта? — Кондратьев кивнул на тропинку, по которой ранее прошла Светлый Демон. — Мы могли ее запросто шлепнуть.
— Она… — Полковник задумался, решая, как объяснить свой приказ пропустить преступницу. Он сам не ожидал, что сдержит слово. Однако жизнь порой наказывает жестче, чем смерть. Он знает то, что будет ее мучить до конца дней. Это похлеще любого изощренного наказания.
— Никуда она не дэнется, началнык, — пообещал Старший из кавказских милиционеров. Он похлопал по плечам своих помощников. — Мы подготовили ей встречу.
В лесной чаще ухнул сильный взрыв. Гвалт растревоженных птиц взмыл над деревьями.
— А вот и наш прывет твоему Дэмону. В машине дожидался, — криво осклабился Развязный и поднял перебинтованную руку. — За ней должок был.
Полковник исподлобья взглянул на троицу с Северного Кавказа. Ему не терпелось крикнуть: «Да убирайтесь вы к чертям собачьим! Я хочу тихо жить в своем городе по своим законам и иметь дело со своими бандитами, с которыми можно договориться!»
Вместо этого он устало произнес:
— Хорошо. Езжайте к Тархану, я сейчас ему позвоню.
Он дождался, когда чужие милиционеры уйдут, отошел в сторону и достал трубку. Хлопоты позади, настало время получить деньги за товар. Однако его опередил входящий звонок. Полковник узнал голос Мосягина:
— Привет, Гена. Ты почему меня не встречаешь? Я уже в городе.
— Дела, Роман Витальевич.
— Какие могут быть дела в такую рань, да еще и в День города? Что-то мне не нравится твое настроение. А ну, выкладывай!
— Да тут такая херня закрутилась… — Измотанный мент, как в старые времена, поведал Мудрому Наставнику о заброшенном фармзаводе, черных ампулах, смертельном вирусе и Светлом Демоне.
Раньше он всегда докладывал Наставнику о трудностях и получал мудрый совет. Потом Мосягин стремительно обогатился, бросил службу, стал миллиардером и переместился в столицу. А Барсукову было достаточно владеть безраздельной вотчиной в виде родного города. Он знал, что это его потолок, и к большему не стремился.
…В превращении следователя прокуратуры в воротилу бизнеса милиционер Барсуков сыграл важную роль. С его помощью был устранен неудобный мэр Марчук, затем город зачистили от бандитов, и люди в погонах подмяли под себя бизнесменов средней руки. Только после этого набравший силу Мосягин нацелился на самый лакомый кусок — медеплавильный комбинат.
В те годы все акции комбината ловко приватизировал «красный директор» Новиков. Из показного коммуниста он быстро переродился в алчного капиталиста. Диалектика.
Мосягин двигался к главной цели планомерно. Для начала он пустил в оборот крупную партию наркотиков, изъятых у бандитов. Наркотики сбывались дешево, и вскоре на них массово подсела городская молодежь. Жители роптали, открыто требуя найти и расстрелять наркоторговцев. И вот тогда с помощью Барсукова оптовая партия наркотиков оказалась в роскошной квартире Оксаны Новиковой, молоденькой дочери владельца медеплавильного комбината. Перед этим благодаря жене Барсукова в местной газете прошла серия статей о том, как «золотая девушка» транжирит огромные деньги на рестораны, украшения, дорогие шмотки и умопомрачительный отдых. Особенно возмутила работяг фотография «бриллиантового» ошейника пекинеса Оксаны Новиковой. И хотя это были всего лишь стразы, журналисты представили их как крупные бриллианты.
Дальше пошла обычная ментовская раскрутка. Оксану Новикову задержали, «обнаружив» в ее квартире тысячи доз наркотической дури. Несколько дилеров дали показания, что получали наркоту от нее. Был подготовлен разоблачительный спецвыпуск газеты «Валяпинский рабочий». С сигнальным экземпляром Мосягин прибыл в полночь в дом Новикова.
— Мою дочь освободят! Я нанял лучших адвокатов, — кипел негодованием директор комбината.
— Конечно, — любезно соглашался следователь. — Обратите внимание, в газете есть утечка информации о том, что Оксану выпустят в четырнадцать часов из здания прокуратуры. Она идет сразу вслед за сравнительным списком погибших от наркотиков и перечнем трат вашей дочери. Смерть — ожерелье, смерть — автомобиль, смерть — отдых в Каннах. Тут хорошая подборка фотографий: могильные кресты — и роскошные покупки. Народ будет рад узнать, за чей счет жирует ваша дочь.
— Но это не так! Вы знаете, что…
— Заткнись, козел! — Лицо-ширма передернулось. — Народ поверит тому, что написано здесь! Газета поступит в продажу в восемь утра, а в два я выпущу твою доченьку на площадь. Ее будут встречать, будь уверен. Придет немало людей. Ты знаешь нравы своих работяг. Я шепну кому надо, что Новикову выпустили за взятку и она хочет скрыться за границей. Думаешь, ей удастся дойти до твоей машины? Даже не надейся. А потом гнев толпы я направлю на тебя!
— Выпустите ее раньше, тайно. Я заплачу любые деньги.
— Мне не нужны деньги, козел. У меня их полно. Вот что надо тебе подписать. — Мосягин швырнул пачку бумаг.
— Но это же… — Новиков испуганно листал страницы.
— Это пятьдесят процентов акций комбината, которые ты передашь мне. Подписать надо сейчас. И тогда газета не выйдет, протоколы я уничтожу, ты заберешь свою дочь и отвезешь ее, куда захочешь. Подписывай! Нотариус уже зарегистрировал наш договор.
— Но…
— У тебя нет выбора. Я по-любому заберу половину комбината. Сейчас или позже. Но ты к тому времени останешься без дочери. Завтра ее растерзает толпа.
Новиков облизнул пересохшие губы.
— Кто будет директором?
— Ты. Я поставлю своего финансиста и буду контролировать только дивиденды. Ну, подписывай, или я ухожу и запускаю тираж в печать.
Мосягин покинул дом Новикова в ранге полноправного совладельца медеплавильного комбината. Еще через год Новиков угорел в бане, а у Мосягина чудесным образом оказалось соглашение, по которому ему перешла оставшаяся половина акций.
Для полного триумфа Роман Витальевич силой овладел Оксаной Новиковой. Уж слишком независимо держалась холеная образованная сучка. Но особенно потешила мужское самолюбие то, что через неделю барышня добровольно обслужила его, оставив незабываемые впечатления. После этого случая Оксана покинула город, а Мосягин так и не догадался, насколько незабываемой окажется их последняя встреча…
Сбивчивый рассказ Геннадия Барсукова о смертельном вирусе неожиданно взбеленил Романа Мосягина.
— Ты зачем связался с ампулами?
— Они уже уничтожены, — соврал Барсуков.
— В моем городе не должно быть химической дряни! Никаких вирусов! Ты меня понял?
— Не будет, я принял меры, — просипел полковник, скрывая недовольство. «В моем» ему не понравилось. Мосягин приезжает раз в год и считает Валяпинск своим. А ведь это его город, город полковника Барсукова!
— Вирусоносителя прикончили вовремя?
— Да. — Горячие ладони напоминали начальнику УВД о только что зарытой могиле.
— Распространения не было?
— Нет.
— Это хорошо. Если еще кто-то обнаружится, уничтожай немедленно. Без раздумий! Кто бы он ни был! Ты не представляешь, на что способны гнилые вирусы.
— Уничтожу, будьте уверены.
— А наша старая знакомая, Светлый Демон… Как думаешь, кого ей заказали в Валяпинске?
— Это уже не важно. Она отправилась в ад.
— А какая была легенда. Ни одного невыполненного заказа, — то ли с облегчением, то ли с сожалением вздохнул Мосягин. — До встречи, Гена. Приезжай обязательно, праздник все-таки. Я фонтан городу буду дарить на площади Дружбы в половине одиннадцатого.
— Уже еду, Роман Витальевич.