… Я лечу на север к этим грозовым тучам. Я знаю, она здесь…
Я вижу её! Как легко и быстро всё находишь, когда ты мёртв…
Я вижу её. Она… Жива. Жива! В палатке, в руках Сигурда, он держит её и ликующая улыбка на его лице. Я никогда не видел, какой он красивый!..
А вокруг них волнующаяся счастливая толпа ратников, целое море, все кричат, хохочут, обнимаются: «Свана Сигню! Победили!!!»
Они живы! Все они живы! Все живы и ОНА и он живы!
Живы…
Надо вернуться.
Надо вернуться до грозы… Вернуться! Теперь вернуться…
— Ах ты, паршивец! Чёртов ты поросёнок! — голос Хубавы, она сидит надо мной.
Я чувствую какой-то резкий запах и слышу всё, что она говорит, но ещё не вижу её…
— Что ж ты удумал! — она касается меня. — Нешто можно такое делать? Ах ты… Птаха сизокрылая…
Её руки, тёплые, с пухлыми ладонями мягко гладят мой лоб, проводят по волосам.
— Ганна, давай ещё…
— Не… надо… — говорю я, выныривая, наконец, из чёрной мути…
— Заговорил! — это уже голос Ганны. Её сухая рука треплет меня по волосам, любят за волосы хватать тётки… обрадовались. — Ну и напугал ты нас, Боян. Нельзя же так!
— Она живая, — говорю я. — Они оба живые… И… Ох и ливень там!..
Женщины переглянулись, посмотрели на меня. Помолчав Хубава говорит:
— Ты знаешь чё? Ты поспи давай. Я на сундуке лягу.
Я не умер. Я остался жить. Потому что и она жива, Лебедица.
Как я обрадовался, узнав о болезни Сигню! Мне даже стало стыдно. И с каким злорадным удовольствием я отправил служанку отдать Сигурду письмо Сигню, в котором она прощается с ним. Я знал, что это письмо может сделать с ним. Я читал это письмо, конечно. Но чего я не ожидал — это, что он кинется спасать её. А когда он уехал, я замер в ожидании хороших для меня новостей. Если чума задушит их обоих, я воспряну опять из ничего, куда меня отправил уже Сигурд.
Если конунгом станет Рауд, а это вполне вероятно, это будет лучший вариант. Он относится ко мне как к Фроде, для него я остался тем, кем был в их с Сигню детстве. И ничего об опале, которую мне устроил Сигурд, он тоже ещё не знает. И первый, к кому он придёт, буду я. Я оставался за йофура, когда они ходили воевать или уезжали вместе с Сигню по йордам.
Я йофур… Сигурд оставил власть мне, а не Фроде, как обычно, когда им случалось отсутствовать обоим с Сигню в Сонборге. И я растерялся.
Я не был готов к этому. Я никогда не готовился к трону и не думал о нём, даже когда мечтал жениться на Сигню. Я хотел жениться на ней, чтобы владеть ею, а не троном. Но и это было в другой жизни…
Первым делом я поехал к матери. А к кому ещё я должен был обратиться, как не к ней, бывшей двенадцать лет линьялен Сонборга.
Мог бы, конечно пойти к Фроде, но то, что Сигурд не ему доверил трон подсказало моему чутью, что это неспроста. К тому же его не было на Советах с самой зимы. Если Сигурд почему-то изменил отношение к Эрику Фроде, мне стоило принять это во внимание. Своему конунгу я доверял во всём и в его уме и прозорливости не сомневался.
Моя мать, едва узнав новости, нахмурилась и стала вновь похожа на себя прежнюю, линьялен Сольвейг.
— Если чума вошла в их лагерь, оттуда может никто не вернуться… — сказала она. — Очень плохо для Свеи. И для тебя плохо и для Свеи. Ты не готовился к трону… Помолимся Богам, чтобы хотя бы Сигурд вернулся… А пока я помогу тебе.
— Жены своей не слушай, — добавил мой отец. — Она не умна и не добра. Могла быть ближней дроттнинг, а оказалась отлучена от терема.
— Не надо, отец, — поморщился я.
Меня огорчало то, как сложились отношения Сигню и Астрюд. И моё собственное разочарование в жене только росло. Отец был прав, она правда оказалась не умна и не добра. К тому же изводила меня злобной ревностью к Сигню.
А как я любил её вначале! Я никак не мог подумать, что она куда больше дочь своего подлого отца, чем прелестная нежная девушка, которой я видел её.
Сейчас она была снова беременна и говорила чуть ли не каждый день, что она забеременела благополучно потому именно, что Сигню нет в Сонборге.
Я терпел и молчал, старался не ссориться с ней, ничем не огорчать её. Памятуя о том, как страшно она была больна совсем недавно.
Но, когда она однажды сказала, что хорошо бы «ведьма» сгинула в чуме, мы поссорились. Чего я только не услышал в свой адрес!
А после я, чувствуя боль и разочарование думал: я всегда считал, что красота — сама по себе это добро, и как может красота, которой обладала Астрюд, в себе содержать столько яда.
В отличие от моей двоюродной сестры, от моих товарищей Стирборна и Берси, я оказался несчастливо женат. Я даже почти перестал испытывать желание к Астрюд, тем более, что она всё время находила поводы отклонять мои притязания на любовные утехи.
И теперь, представляя, как Астрюд обрадуется новостям о Сигню, я невольно ёжился. Хоть домой не ходи…
Ноги сами принесли меня на Детский двор, где Ждана и Агнета приглядывали за ребятнёй. Они знали уже дурные новости, сочувствовали и сокрушались сами. Агнета вообще заплакала и обняла меня.
Вот в этот момент я вспомнил, как несколько лет назад она пришла однажды ко мне в горницу ночью… может быть, поступи я тогда не как честный хакан, как я считал, был бы сейчас женат на Агнете. Мало найдётся женщин милее, добрее и красивее неё. И почему повезло Берси, а не мне?!
Но мысли эти мигом испарились, потому что за мной прибежали от Маркуса, а далее я погрузился в обязанности йофура, которые только тяготили меня.
Боги, верните Сигурда и Сигню в Сонборг!
Глава 10. Золотая сотня
Сигню нисколько не ошиблась, приписав мне чуму в Свее. Это я наслал на них это бедствие.
Идея насчёт чумы пришла мне, когда я однажды наблюдал её в одном из поселений норвеев. В своих раздумьях о том, как мне прибрать под себя Свею, я пришёл к тому, что без союза с норвеями мне не обойтись.
Они ненавидели Свею и нас, свеев и славян тоже, которые в большом количестве жили по всем йордам по нашу сторону Западных гор. Норвеи ненавидели нас за то, что с нашей стороны не было этих ледяных ветров и штормов, налетавших на их берега, за то, что земля наша была жирна, что наши леса богаты дичью, а озёра и реки — рыбой. Что вода в наших фьордах спокойна и корабли там могут стоять без опасения быть разбитыми о скалы, а у них — только в глубине фьордов была спокойная вода, но берега при этом так обрывисты и скалисты, что пристать к ним нечего и думать.
В то время, когда у нас появились первые города, они жили ещё в пещерах. Они и сейчас недалеко ушли от тех пещер. Поселения их были бедны и грязны. Они почти не знали тканей, едва умели лепить грубые глиняные горшки и плошки, крыши их построек покрывает дёрн, потому что так теплее и меньше мочит дождь. Они едва умеют обрабатывать землю, а с железом ещё только начинают дружбу.
Какие книги!.. Боги, какой водопровод, дома в несколько этажей и каменные постройки!..
Они с радостью набегали на наши приграничные селения, переходя через перевалы и грабили, унося всё, что находили, воровали женщин. Впрочем, наши женщины им тоже нравились не слишком, они любили своих, задастых и грудастых с мощными спинами, и косами, похожими на корабельные канаты.
Но мне норвеи нравятся. Дикие, своенравные и недоверчивые, коварные, смелые люди. Они бесстрашно преодолевают моря и океаны на своих примитивных кораблях, отсутствуют дома по нескольку лет, но привозят иногда богатую добычу из дальних стран. И посуду, и золото, и оружие. Учатся делать и своё. А бьются они бесстрашно, потому что не боятся смерти. И наши воины не боятся смерти, но уходя, они всё же теряют хорошо организованную и обустроенную жизнь. Норвеи же верят, что уйдя в Валхаллу, приобретают куда больше, чем теряют тут на земле в Мидгарде. И, думаю, это так и есть.
Они любят кулачные бои, нередко доходящие до смертоубийства, крепкую брагу и пиво. Меды они не варят и не делают и не понимают заморского вина, хотя любое хмельное тут в почёте. Не всегда есть хлеб, но мясо, чёрное, не прожаренное, китовое сало и рыба на столах не переводится.
Законы их просты, потому что это просто законы выживания. У них много детей, зато до старости доживают единицы и не очень-то они любят стариков и немощных. Я подозреваю, их прибивают тайно, чтобы не кормить лишние бесполезные рты. Зато и продажных женщин тоже нет. Можно отобрать чужую жену, если убить её мужа, соблазнить нельзя, за это — смерть. И ей тоже.
Я несколько лет потратил на то, чтобы завоевать их доверие. Они не верили мне уже просто потому, что я свей. Только доказав им, что я похож на них больше, чем на своих братьев, участвуя в их охотах, рыбалках, развлечениях и, особенно, победив в нескольких кулачных боях, я стал более или менее ими принят. Хотя полностью они всё равно не доверяли мне.
Только когда, собрав вместе нескольких местных конунгов я рассказал им о своих планах, они начали проникаться доверием и я стал всерьёз рассчитывать на их поддержку.
Но идти войском сейчас на Свею было бы безумием и самоубийством. Сейчас это была мощная, счастливая, быстро прибывающая людьми страна.
Но и медлить сильно тоже нельзя — ещё немного и форты вырастут в города, каждый со своим мощным гарнизоном. И так Сигурд о войске и обороне думает неустанно, наращивая и не ослабляя. Хотя, кажется, бояться ему некого. Но он умён, он знает, что нельзя быть богатым и при этом быть слабым. Если у тебя богатый дом, красивая жена и много жирной земли и скота, ты должен подальше выглядывать за забор и точить свой меч каждый день, чтобы никто не отобрал этого у тебя.
А значит я должен ослабить Свею.
Я долго думал как.
Лучше всего было убить Сигурда. Но это сплотит его алаев, народ и войско вокруг его дроттнинг и тогда их не победишь. Не говоря о том, что вообще убивать Сигурда… Убивать Сигурда я совсем не хотел.
Вот ослабить самого Сигурда? Как? Этого я не мог придумать. Пока с ним Сигню, он сильнее всех на свете. Даже то, что у них до сих пор не появилось ни одного наследника, похоже, только сближает их, как это ни странно.