— Здравствуй, мама! — кричит мне Сигурд своим полным силы голосом, не напрягаясь, заполняет им всё пространство.
Как я могу, не гордится тобой?
Как я могу не ненавидеть тебя за то, что ты предал меня?
Ради кого? Ради чего?! Ради низкой страсти…
Во мне всё выше поднимается волна злобы и негодования. И отвращения.
Я родила тебя, промучившись перед этим девять бесконечных месяцев недомоганием, тошнотой и слабостью, а потом, рожая почти сутки, в муках, от которых свет мерк передо мной. Я сделала всё, чтобы ты получил все знания, лучших наставников, даже алаев я тебе выбрала из самых благородных семей. Я женила тебя на Сонборге и ты отвернулся от меня сразу же, едва вошёл к своей жене…
Ты предал всё, всю мою любовь и все жертвы, что я принесла для твоего величия… И сейчас ты выступаешь против меня?
Что ж, посмотрим, надолго ли?!
— Здравствуй и ты во веки веков, сынок! — отвечаю я.
— Ты вышла с готовой ратью, чтобы помочь мне прогнать нашествие урманов, подстрекаемых дядей Ньордом, твоим братом? — я нарочно назвал наших вечных врагов прозвищем, данным им славянами.
Я вижу, как она усмехается, обнажив в улыбке длинные белые зубы.
— Помолчим до времени о том, кто здесь, чей брат, Сигурд.
Неужели скажет перед всеми, перед всей ратью, пред Исольфом и Торвардом? На всю Свею? Мне стало не по себе…
Я похолодел и она заметила это, продолжая усмехаться, тронула слегка поводья, отчего конь её пряднул своей сухой красивой головой и я вижу, что справа от неё появился всадник. Тяжёлый всадник на тяжёлом огромном коне. Он едет нарочито медленно, показывая этим, что войско за их спинами, это и его войско. Он останавливается одесную Рангхильды.
— Приветствую, племянничек! Похоже, эту битву ты проиграл, не начав.
Я улыбаюсь:
— Неужели вы, мои милые родичи, мама, дядюшка, убьёте меня?
— Зачем убивать? Достаточно будет тебя пленить, — отвечает Рангхильда, не моргнув глазом.
— Мама…
— Мы не в детской больше, — жёстко обрывает меня Ньорд. — Предлагаю поговорить, а там решишь, станешь ты сражаться, или решим дело без кровопролития.
Воеводы Исольф и Торвард остаются с войском, напротив их воевод, мы же втроём едем к Охотничьему хусу.
Мы поднялись в хорошо протопленный зал, пустой, всех слуг удалили заранее. Этот зал… Тот самый… Здесь я очнулся, когда меня ранил медведь, и смотрел как Сигню заплетает косы, вся пронизанная светом восходящего солнца… Это волшебное воспоминание придало мне сил, воодушевило и даже как будто вооружило меня против ополчившихся на меня родных.
Мы снимаем меховые плащи, шлемы. Мама аккуратно ставит свой красивый царственный шлем на стол, возле себя. Садится первая во главу стола, положив ладони на столешницу.
Мой план прост и чёток. Я помогаю Ньорду получить трон через Сигню. Он женится на ней, чтобы сесть в Сонборге, а потом медленным ядом сведёт в могилу. Сразу убить поганиую тварь нельзя, она так любима в народе, что под любым, кто обидит её, разверзнется земля…
Ну, а после её смерти, через год или около, я помогу Сигурду свалить Ньорда. Ведомый жаждой мести, Сигурд вернёт себе Свею легче, чем завоевал когда-то…
…Как полезна женская близорукая ненависть! Рангхильда помешана на том, чтобы избавиться от невестки. И готова на всё, чтобы помочь мне отобрать у Сигню своего сына, даже забрать у него Свею…
…Мы с Ньордом садимся напротив друг друга. Я давно не видел его. Он повзрослел, что называется, заматерел, что же, он скоро женит старшего сына… а я всё вспоминаю его мальчиком, пареньком, который катал меня на плечах до речки, где учил плавать… Боги, неужели, мы те же мальчишки?..
Ньорд закатал рукава рубашки, обнажая тостые от мышц мохнатые от рыжей шерсти руки, увитые браслетами татуировок: так отмечают детей конунга. Каждый браслет на правой руке — сын, на левой — дочь, браслеты из перевитых рун рода, одал. Что ж, Ньорд богат потомством. На моей правой руке только один браслет пока.
Ньорд усмехнулся:
— Твоей жене идёт быть беременной. Мне она понравилась теперь больше, чем раньше, — он доволен произведённым впечатлением. И продолжил: — Я обманул тебя, Сигурд, как любого зверя! А-ха-ха!..
Он захохотал, запрокидывая большую круглую голову. А волосы стали редеть у тебя, Ньорд, подумалось мне, когда я увидел его просвечивающую сквозь длинные и слипшиеся под войлочным подшлемником беловатые волосы макушку… Мой ум цепляется за всё, чтобы только не думать о том, что он коснулся Сигню…
А Ньорд продолжает, наслаждаясь:
— Я выманил тебя, как медведя из берлоги, и пока ты и твои алаи носились за моими норвеями и сыновьями, я спокойно вошёл в Сонборг, пробив стены орудиями, которые ты первый применил в Свее восемь лет назад.
Он доволен собой, он не может не чувствовать какой ужас я испытваю…
— Если бы не катапульты, я долго осаждал бы Сонборг. Пришлось бы что-то придумывать самому, ты его сделал неприступным с этими тройными стенами, — он засмеялся, обнажая крепкие широкие зубы в такой знакомой усмешке. В этот момент я подумал, что он, наверное, ест сырое мясо… мне кажется, я вообще не знаю этого человека…
— Неужели, ты правда, рассчитывал на помощь мамочки? После того как выбрал не её, а Сигню. Все мужчины Рангхильды всегда выбирают других женщин. Даже верный Ингвар и тот выбрал Смерть. Что уж говорить о главной любви её жизни — Эйнаре Синеглазом, — он наслаждается своми глумлением.
— Что, мальчик, не думал, что я узнаю, что ты ублюдок Эйнара? Я догадывался давно. А тут письма твоего папаши нашлись в сундуках вашего Фроде. Да Гагар сболтнул спьяну, что Хильди ездила сюда к Эйнару. Так что ты, возможно, зачат был в этом доме. А Хильди? — Ньорд залился смехом, точно давно ждал этого момента поиздеваться над нами.
Рангхильда поморщилась, ей неприятно обсуждать это, да ещё с грубияном Ньордом… А тот продолжал упиваться полученной возможностью покуражиться и надо мной, и над сестрой, которую, как я вижу, он ненавидит.
— Хватит ерунду молоть, — не выдержала, Рангхильда. — Давай к делу, Ньорд.
— Давай к делу, — охотно согласился Ньорд, кивая.
А Рангхильда продолжила:
— Ты не можешь больше быть мужем дроттнинг Сигню, Сигурд, теперь, когда известно, что вы брат и сестра.
— Но главное, и даже куда важнее — поэтому же ты не можешь быть конунгом Свеи, — радостно добавляет Ньорд.
— Плевать мне на всё, что вы сейчас тут говорите, — сказал я. — Я конунг Свеи, потому что я кровью завоевал её и потом строил. Пока ты, Ньорд, гёттов по лесам гонял, да пьянствовал с алаями и якшался с дикими урманами. Я муж Сигню и отец моим детям и Эйнару и тому, что родится будущей осенью.
Ньорд побелел, подаваясь вперёд и зашипел:
— Это, если я дам ему родиться!
Я отпрянул, нет… не может быть Ньорд таким чудовищем…
— Я уже женился на твоей жене, — меж тем похабно ухмыльнулся Ньорд, заметив мой испуг. — Она не хотела, не скрою, но лишь вначале, пока я не припугнул, что выбью ребёнка из неё… Она горячая у тебя, любит это дело, а? — он гадко подмигнул мне.
У меня мутится ум…
— Ты уже никто и в Свее и для твоей жены. Ей понравилось со мной больше, чем с тобой. Так и сказала… — Ньорд ухмыльнулся.
Чувствуя, как заходится сердце, я всадил кинжал в распластанную на столешнице толстую ладонь Ньорда. Женился ты на Сигню? Я не поверю в это никогда. Тут ты перегнул, Ньорд!
Рука его пригвождена к столу, но в ответ на это, Ньорд, действуя, скорее инстинктивно, чем действительно желая меня убить, размахнулся и полоснул меня кинжалом по горлу… и я увидел как горячая кровь заливает мне грудь… моя кровь…
Глава 3. Злость и злоба
Тягостное ожидание атаки на наш Сонборг окончилось наутро после нашего отчаянно весёлого пира. Те, что стояли вокруг, наконец, подошли к самым стенам Сонборга.
Я не спала уже, когда пришли звать на стену, потому что Ньорд вызывал меня.
Вот тут я не торопилась. Я намеренно медленно одевалась и надевала украшения с помощью челядных девушек. Платье, корону, браслеты гирляндами. Мне долго и тщательно расчёсывали косы. Когда я уже была совсем готова, я отпустила всех и позвала к себе Бояна.
— Послушай меня, Боян, и не спорь сейчас, я смотрела ему в глаза, в самую глубину его зрачков в этот момент. — Смерть подняла косу над нами. Но мы не должны даться под жатву. Ты понимаешь?
— Нет, — ответил он.
— Ты с Эйнаром уйдёшь первым. Я только тебе, по-настоящему, могу доверить моего сына.
— Да ты что, Сигню, ты шутишь? С бабьём меня смешать хочешь, я уйду не раньше тебя! — вскричал я, глядя на неё в этом царственном уборе со струящимися вдоль фигуры волосами, прозрачную, будто и не женщина, а только золотая мечта. Но я знаю, что она живая, знаю, какая у неё горячая кожа, какие жаркие губы, какие нежные руки… и я оставлю её, оставлю и уйду?
— Если не уйдёшь первым с Эйнаром, никогда больше даже не заговорю с тобой!
— Да и не говори! — в сердцах кричу я. — Всё равно рядом буду!
— Никтагёль… — она встала и обняла меня.
Почти как тогда… не почти, а как тогда, прижав разом всё тело, прижав лицо к моему. Не целуя, но согревая…
— Я прошу тебя. В этих стенах остались два самых дорогих мне человека, дороже которых нет, ты и Эйнар, я прошу тебя спасти обоих.
А потом посмотрела мне в глаза.
— Позволь мне быть спокойной сегодня, не дрожать о тебе и Эйнаре. Я должна спасти всех, всё, что смогу. Не мешай мне беспокойством о тебе. Обещай, Никтагёль.
Я обещал только потому, что она сказала: не мешай мне…
Мы спешим, мы рвёмся в Сонборг. Разведка доносит, что вокруг города в несколько колец стоят рати. Нас значительно меньше против них, обошедших нас, протекших мимо к столице. Они сразу задумали это, теперь стало ясно, отвлечь нас, выманить, а тем временем занять Сонборг…
Осознание того, что мы идём к нашим семьям, придаёт нам огромных сил. И мы пробиваемся, вгрызаясь, как стая волков в противников. Мы не знаем,