Сигню молчит. А Ньорд, видя, как и все мы, бледность покрывшую щёки нашей прекрасной Свана, продолжил:
— Сигурд мёртв, но жив его сын. Я согласен в обход своих детей сделать его наследником Свеи…
И вдруг… Я не поверил ушам и оглянулся на неё: Сигню вдруг захохотала, качнув серьгами, длинными колтами:
— Ты объявляешь Сигурда ублюдком, к тому же вступившим в кровосмешение с сестрой, но признаёшь его сына наследником, его сына, рождённого от сестры?! Где ты лжёшь, Ньорд Болли? Или ложь в каждом твоём слове?! Как глупость в каждой пяди самого тебя?
Ньорд позеленел от злости и проговорил, надевая шлем на голову:
— У тебя и твоего города время до рассвета, Свана Сигню! Ты или откроешь мне ворота и встретишь меня мужем и конунгом! А нет — я войду и возьму силой, как взял уже Свею мечом.
— Взял Свею, незачем тогда и жениться на её дроттнинг! — весёлым девчоночьим голосом кричит Сигню, так девчонки подначивают мальчишек. — Ступай отсюда, фёрвальтер Асбина, не будет тебе ни привета, ни заздравного пира! — хохочет Сигню, поражая всех самообладанием и дерзостью перед лицом смерти, а больше ничем не может быть эта страшная рать, стоящая под стенами…
Ньорд свирепеет:
— Скажи спасибо, что я уже дал слово ждать до утра, иначе я немедля разбил бы твой сказочный Сонборг.
Но Сигню продолжает смеятся:
— Иди-иди, отдохни Ньорд Болли, ты на рассвете свадьбу затеял. Силы будут нужны!
Дружный хохот поддерживает смех Сигню. Все начинают смеяться в спину отъезжающего от стен Ньорда.
Но спустившись со стен, Сигню скомандовала немедля собираться и уходить всем. Всем, кто не желает оставаться под властью Ньорда.
Ей принесли ларец, что передал Ньорд. Бледнея в синеву, она открыла его… Дрогнувшей рукой, касается рубашки, лежащей внутри…
«Не верь, ничему, ни одному слову, они солгут, они сделают, что угодно только бы погубить тебя. Не верь!»…
Как не верить, если это твоя рубашка, а на ней кровь из шеи на всю грудь… «Я вскрыл ему горло…»
Качнулась, хватаясь за меня.
— Держись, Сигню… — прошептал я.
— Свана, — подскочил Скегги. — Что делать-то?
Она посмотрела на него и сказала спокойным голосом и взгляд её спокоен:
— Как что? Уходим, как намеревались. Все, кто хотел уйти.
Взгляд Скегги вспыхнул, смесью изумления и восторга, он убежал выполнять намеченное.
— Сигурд… Он…
Она посмотрела на меня:
— Не важно сейчас, Боян. Всё, уходите все. Ньорд не будет ждать никакого рассвета, скоро придёт.
— Как?
— У него предатель есть, я уверена, ему откроют ворота.
— Почему ты так думаешь? — удивился я.
Она смотрит на меня с улыбкой:
— Не заметил ничего, да? Вся рать с зачехлёнными пиками, луками, закрытыми колчанами. Катапульты раскрыл только, чтобы показать мне, напугать. С нами он биться не будет, войдёт тихо и всё, будет ждать наших, тех, кто не знает, что он подстроил им ловушку. Всё, Боян, оставь меня теперь, уходи с Эйнаром.
Я не хочу делать то, что обещал, будто чувствую неладное. Поэтому, когда всё готово, все потихоньку вереницей спускаются и уходят в тайную дверь в подклети терема, а Сигню распоряжается все потайные внутренности, все лестницы и переходы заставить, завесить ёмкостями с горючим маслом, соединить это всё фитилями, я подошёл к ней.
— Где Эйнар? — хмурясь, спросила она. — Почему ты ещё не ушёл?
— Я вижу, что ты затеяла, — сказал я, глядя ей в лицо. — «Дроттнинг взойдёт на его погребальный костёр»? Ты …
— Сигурд живой, — сказала Сигню, — ни на какой костёр я не собираюсь. А вот терем сжечь хочу, не след по нему грязным норвеям шастать!
Я посмотрел на неё почти как Скегги, откуда столько силы, самообладания?
— Я же правитель, Никтагёль, — ответила она моим мыслям, улыбнувшись, — меня всю жизнь учили этому, не терять самообладания и делать дело. Кто ещё, если не я? Я над вами, вы все под моей рукой… Так что слушайся дроттнинг, Никтагёль, не веди себя как капризный любимчик, уходи.
Вот так, наотмашь, раз и два прямо как кулаком в лицо…
Но на меня подействовало, я послушался и, взяв Эйнара, как было поручено и ушёл за остальными в большой, удивительно хорошо сделанный подземный ход, где по всему пути были даже развешаны факелы, закреплённые на столбах, поддерживающих стены и своды… Да, когда они этот проделали всё? Как успели незаметно такую работу провести? Под видом какого строительства рыли этот ход? Впрочем в Сонборге, как и по всей Свее столько всего строилось все последние годы, что не углядишь…
Я готова, все ушли. Скегги последний, я встречаю его на площади у терема. Уже и ночь подкралась, зимой день мимолётен, как улыбка старой девы. В воздухе затишье, пахнет метелью, тучи идут, должно быть…
— Все теремные хотя бы ушли? — спросила я Скегги.
— Жены хакана Рауда я так и не видел, — сказал он.
— Я посмотрю, — сказала я. — А почему у Дионисия свет горит?
— Он отказался идти, Свана. Никак не соглашался… Книги даже все отдал, а сам…
— Уходи! — крикнула я на ходу, подбегая к Библиотеке.
— Свана, идём, не пойдёт старик, пропадёшь ещё из-за него!
— Уходи, я сейчас же за тобой!
Я спешу, спотыкаюсь по крутой лестнице вверх к Дионисию в келью. Чёрт твой греческий забери тебя, старый упрямец! Ещё упаду здесь из-за тебя!.. Я подобрала повыше длинную юбку, мешающую на высоких ступенях.
Он сидит за столом, погружённый в чтение. Все книги отдал, как бы не так, отдаст он все…
— Дионисий! Ты смерти моей хочешь, что ты делаешь?! Почему не ещё ушёл?! — задыхаясь от спешки и быстрого подъёма, проговорила я, держась за живот, куда упало сердце, сбитое неровным дыханием…
— Что ж ты, царица, бежишь? Бросаешь низших своих?
— Все ушли, кто хотел. Почему ты остаёшься? Тем, кто идёт сюда, Просвещение и твои беседы о Добре и Чистоте не нужны! Они просто убьют тебя.
— Почему ты уходишь?! Ты не должна. Ты должна выйти за Ньорда и вести его к Свету.
Я вздохнула обессиленно и села на лавку у входа, хоть дух перевести:
— Я замужем, ты забыл?
— Сигурд твой брат.
— Это ложь.
— Да нет, — он повернулся и остро посмотрел на меня: — я помню, что тут было тогда, — говорит, пристально глядит, чуть ли не впервые так внимательно разглядывает меня. — Это очень похоже на правду. И Сигурд похож на Эйнара. Ты не хочешь признать, что он тебе брат, потому что…
— Перестань, Дионисий, не время разводить беседы, идём! — не хватало мне его рассуждений, особенно сейчас!
— Нет-нет, — он качает головой, — и тебе, грешница лучше остаться, погибнуть, стать жертвой тёмных сил и этим искупить свой грех…
Я поднялась:
— Какой грех на мне, Дионисий? Я была честной женой и правительницей ни на минуту не забывающей о «низших своих», как ты говоришь. В чём мой грех?
— Ты делишь постель с братом!
Я вздохнула, поднимаясь. Как ему нравится говорить об этом. Будто ждал возможности посплетничать всю жизнь! Ну и шёл бы с нами…
— Не думала я, что мы так станем прощаться с тобой, когда-нибудь, мой дорогой учитель. Пусть я страшная грешница, но умирать бессмысленно и оставлять моих людей на произвол судьбы, я не…
— Ты просто страшишься смерти, слишком ценишь жизнь, как все язычники. Огня жизни в тебе больше, чем Света.
Я подошла к нему и обняла дорогого моему сердцу упрямого старика:
— Может передумаешь? — тихо сказала я, останавливая его слишком напыщенные для этого момента речи. Нас ведь только двое здесь, Дионисий…
— Я погибну в назидание…
— Как глупо, Дионисий, никто не увидит и не оценит твоего назидания…
— Увидят, — проговорил он убеждённо.
Я так и ушла ничего не добившись. Ушли все, кто хотел, кто готов рискнуть потом вернуться и отстроить новый город…
Я выскочила на улицу, едва не подвернув ногу, скользко, снег с площади так и не счистили, без конунга сразу обленились, я не проследила… Да что уж теперь… всё. Всё… прощай, мой Сонборг…
Я оглянулась по сторонам, чтобы в последний раз увидеть и площадь, и терем, и клепсидру сияющую над городом в подсветке огоньков, заодно подогревающих её…
И почему нам всегда кажется, что место, которое мы покидаем, перестаёт существовать без нас…
— Свана! — я вдруг услышала слабый голос.
Ах, ты… это Астрюд! Растрёпанная, без шубки, хромая, пытается передвигаться по льдистому снегу площади.
— Ты что, — я подоспела, чтобы подхватить её, падающую опять, поперёк стройной талии, обняла, помогая идти. — Где же ты была? Обыскались.
— Ох… Свана… — простонала Астрюд. — Ох, беда со мной приключилась, Свана… напали… на меня…
Что ж, судя по виду, по тому, что едва идёт, правда.
— А где Рагнар, мой сын? Сольвейг забрала его? — спрашивает Астрюд с тревогой посмотрев на меня.
— Да, не волнуйся, догоним…
Но она оскальзывается опять и падает, я склонилась, чтобы помочь подняться и…
Я никак не могла ожидать этого. Астрюд, только что неуклюже барахтавшаяся на снегу вдруг разворачивается и большой глыбой льда, зажатой в руке, бьёт меня в лицо. Это сразу оглушило, ослепило, отбросило меня…
Глава 4. Пламя Сонборга
Я нёсся вперёд. Астрюд в последний момент предупредила, что у Сигню есть путь отхода из города. Я едва не придушил её:
— И ты раньше не сказала?!
— Я не знала, этого никто не знал, пока не начали все собираться и уходить! — захлопала загнутыми ресницами красавица Астрюд.
Она сама нашла меня. Эрик Фроде указал ей путь ко мне. И помогала. Рауд не имел привычки что-нибудь скрывать от жены. Я знал, кто, в какой йорд и когда выступил, куда идёт Сигурд, сколько войска осталось в Сонборге. Без её сведений мы не смогли бы так быстро и так ловко провернуть обманный манёвр с Сигурдом. Только зная, что его не будет в Сонборге, что я смогу взять город, я и пришёл сюда.
В тот момент, когда я в Охотничьем хусе, говорил Сигурду, что вошёл в Сонборг, склонил Сигню на свою сторону, я даже ещё и не подошёл к его столице. Мне было важно надломить его, но что он сделал? Вонзил кинжал мне в руку! Что мне оставалось сделать в ответ?!..