На пороге комнаты возник Алик в своих облегающих брючках из тонкой шелковистой кожи и красивой блузе из кремового шелка с широкими свободными рукавами.
– Пожалуйста, Лариса. – Он протянул ей небольшой подносик, на котором стоял бокал с белым вином. – Это немецкое рейнское. Или вы предпочитаете красные вина?
– Нет-нет, – торопливо откликнулась Лариса и потянулась за бокалом.
Быстренько выпить и уйти, сославшись на внезапную головную боль. Или, еще лучше, позвонить куда-нибудь, а потом сказать, что возникла необходимость срочно ехать по делу. Соврать, что мать тяжело заболела. Она выпила вино в три больших глотка, поставила бокал на журнальный столик и, незаметным жестом сунув серебряную фигурку в карман юбки, поднялась с дивана.
– Мне нужно позвонить, – решительно сказала она. – Где у вас телефон?
Но Алик повел себя совершенно неожиданно.
– Позвонить? – переспросил он. – А куда?
– Мне нужно позвонить по делу, – терпеливо повторила Лариса, еще ничего не чувствуя.
– По какому делу?
Сердце ее ухнуло куда-то вниз. Ну вот, началось. Она не успела. Дура она, решила, что все дело в Дербышеве. А оказалось, что все дело в этом сладкоречивом педерасте Алике. Дербышев тут вообще ни при чем. Алик заманивает сюда баб, которые клюют на завидного жениха Дербышева, и убивает их. Он – маньяк. Он – сумасшедший. Боже мой, как же она сразу не распознала психотика! Она, врач с многолетним стажем, попалась, как последняя идиотка! Он не даст ей позвонить, потому что боится, что она назовет адрес, где находится, и позовет на помощь. Надо было спокойно выпить вино, дождаться, пока он уйдет обратно на кухню, тихонько выползти в прихожую и рвануть из квартиры что есть сил. Даже если бы он погнался за ней по лестнице, было бы уже проще. Можно было бы кричать… А теперь что? Она выдала себя, заставила маньяка почувствовать что-то, насторожиться.
– Моя мама с утра неважно себя чувствовала, – Лариса старалась говорить как можно спокойнее, – и мне нужно ей позвонить, справиться, как она. Она уже совсем старенькая, я все время за нее волнуюсь.
Договаривая фразу, она почувствовала внезапное головокружение и острую слабость. «Он мне что-то подмешал в вино… Господи, как все просто. Я еще на что-то надеялась, рассчитывала, как буду убегать, спасаться, а на самом деле мне уже не на что было рассчитывать. Я уже выпила отраву…»
Лариса покачнулась, сильные мускулистые руки подхватили ее и понесли на диван. Сознание ее меркло, но не быстро. Она уже не могла самостоятельно двигаться и говорить, но все слышала и понимала. Лицо с точеными чертами, тонкими бровями и покрытой тоном кожей приблизилось к ней вплотную. Она даже чувствовала дыхание Алика, которое почему-то оказалось свежим, чистым и сладким.
– Вот так, моя милая, – шелестел у нее над ухом голос. – Сейчас ты умрешь. Это прекрасно. Ты сама поймешь, как это прекрасно. Если бы не я, тебе никогда не удалось бы умереть такой прекрасной смертью. Ты бы прожила долгую жизнь, наполненную страданиями и болезнями, и умирала бы в боли, судорогах и зловонии. А теперь ты умрешь молодой, красивой и без всяких мучений. Ты не думай, что смерть отвратительна. Я дам тебе то, чего, может быть, не даст никто на свете, кроме меня. Я покажу тебе, что смерть бывает прекрасной. Я дам тебе возможность увидеть ее светлый лик. Не страшный и морщинистый лик старухи с косой, а светлый лик избавления от суеты, лик вечного покоя. Твоя подружка Людмила не захотела увидеть светлый лик, она была глупой, безмозглой тварью, потому и умерла как глупая безмозглая тварь. Мне пришлось ее задушить. Ей было очень страшно. А тебе? Тебе ведь не страшно, правда? Тебе хорошо, ты уже почти ничего не чувствуешь, ты засыпаешь, ты уходишь… Смотри на меня, смотри мне в глаза до последнего мгновения, я провожу тебя до самых ворот, я буду с тобой до конца.
Голос делался все тише и тише, и Лариса понимала, что умирает. Каждая секунда приближала ее к смерти, каждая секунда казалась ей шагом, который ее заставляют делать против собственной воли. Вот еще шаг, и еще, и еще… Темные глаза Алика были совсем близко, и затухающим сознанием Лариса исступленно цеплялась за эти глаза. Пока она их видит – она жива. Пока она их видит – она не умерла. Нельзя сдаваться, надо бороться изо всех сил, может быть, он дал ей в вине не яд, а просто какой-то препарат с очень сильным, но кратковременным действием. Не сдаваться, терпеть, может быть, сейчас все пройдет. Сейчас кончится пик действия препарата, и ей сразу станет лучше…
Но Лариса напрасно надеялась. В вине был яд.
Глава 11
На место обнаружения тела Ларисы Томчак выехали в том же составе: следователь Ольшанский, эксперт-криминалист Олег Зубов, судебно-медицинский эксперт Гурген Арташесович Айрумян. Из представителей уголовного розыска – двое оперативников из округа, от Петровки – Каменская и Коротков. Конечно, в нормальной жизни так не бывает, и если по одному и тому же уголовному делу появляется уже третье мертвое тело, то, как правило, эксперты, медики и следователи на место происшествия выезжают разные. Кто под рукой есть свободный, тот и едет. Но сегодня Константин Михайлович Ольшанский проявил чудеса настойчивости и оборотистости и, услышав про труп женщины с документами на имя Ларисы Михайловны Томчак, сделал все возможное и невозможное, чтобы собрать бригаду.
– Мне надоели эти брачно-любовные тела без признаков жизни! – орал он в телефонную трубку. – Если мы будем на каждый эпизод в рамках одного и того же дела посылать разных людей, то никогда ничего путного не сделаем! Вы что, хотите, чтобы этот сумасшедший пол-Москвы угробил?
Тут Ольшанский, конечно, передергивал. У него не было ни малейших оснований считать, что смерти Людмилы Широковой, Любови Сергиенко и Ларисы Томчак – дело рук кровавого маньяка. Первое убийство и последовавшее за ним самоубийство были понятными и логичными по своим мотивам, другое дело, что сам механизм убийства Широковой оставался пока неясным, но маньяк-то тут при чем? Что же касается Ларисы Томчак, то версии строить рано, пока место происшествия и сам труп не осмотрены. Возможно, никакой связи с предыдущими смертями вовсе и нет.
Константин Михайлович обладал недюжинной следственной интуицией, которая являлась плодом многолетней работы, и иногда совершал действия, целесообразность которых не смог бы доказать никому, даже самому себе. Просто он так чувствовал. Но бывало такое не часто. В большинстве случаев Ольшанский являл собой яркий пример приверженности здравому смыслу, логике и последовательности рассуждений. С точки зрения логики и здравого смысла никаким маньяком в деле Широковой – Сергиенко и не пахло. Одна девушка некрасиво обошлась со второй девушкой, нагрела ее в смысле денег, а потом и соблазнила любовника. Вторая девушка, поплакав, пошла к колдуну-магу и попыталась наслать порчу на первую. Потом, когда первую девушку, знаменитую своей страстью к сексуальным забавам и неразборчивостью в контактах, кто-то убил, еще немного поплакала, поняла, что поступила неправильно, желая смерти ближнему, и покончила с собой. Ну и где тут место для маньяка, скажите, пожалуйста? Ему при таком раскладе и вклиниться-то негде. Но тем не менее, разговаривая с разными начальниками, Ольшанский делал упор именно на маньяка, потому что твердо знал: под бытовое убийство, совершенное из мести или ревности, требуемых людей не дадут, будут подсовывать кого попало. А под маньяка дадут. Следователю очень хотелось развязаться с этим делом побыстрее, потому что было ему неуютно. Дербышев сидит в камере, сегодня вечером его надо выпускать. Если даже допустить, что Широкову убил именно он, стало быть, смерть Ларисы Томчак ко всему этому отношения не имеет. Не мог Дербышев ее убить, сидючи в изоляторе. А если оба убийства связаны, то, стало быть, Виктор Александрович к ним не причастен. Или причастен? А тут еще звонки эти от трех или четырех депутатов Госдумы. «Мы готовы поручиться за Виктора Александровича… Это честнейший человек… Что вы себе позволяете… Это произвол чистой воды… Вы за это ответите…» И так далее. Не то чтобы Ольшанский побаивался представителей власти, он уже давно перестал бояться кого бы то ни было, потому что хорошо представлял себе кадровую ситуацию в правоохранительных органах. Для того чтобы следователя выгнали с работы, нужно, чтобы он совершил уголовное преступление. Вот так, не меньше. За все остальное его никто и пальцем не тронет. Работать-то некому, людей не хватает. А что до выговоров и взбучек, то по нынешним временам они тоже большой опасности не представляют. Это раньше, в благословенные времена застоя, можно было при наличии трех выговоров вылететь из очереди на квартиру или на машину или схлопотать понижение в должности. Теперь людей интересуют в основном деньги, а почести – уже во вторую очередь, посему и понижение в должности мало кого испугает: разница в окладах столь незначительна, что и говорить не о чем. На разницу в зарплате старшего следователя и просто следователя можно купить бутылку хорошего джина. Очередь на квартиру давно превратилась в фикцию, государственное строительство сунуло голову под крыло и сделало вид, что его никогда не было. Очередь на машину потеряла смысл: машин сейчас в автосалонах навалом, иди и покупай любую, хоть «Запорожец», хоть «Крайслер». Так что неприятностей по службе Ольшанский не больно-то боялся, он был человеком закаленным. А вот само дело его отчего-то смущало. Что-то в нем было… Даже словами не опишешь. И чувствовал себя Константин Михайлович неуютно и тревожно. Может быть, и впрямь ему маньяк здесь почудился?
Тело Ларисы Томчак было обнаружено в проходе под аркой неподалеку от места, где она жила, буквально метрах в ста от дома. Никаких признаков насилия поверхностным осмотром обнаружено не было. Такое впечатление, что женщина шла себе куда-то, внезапно почувствовала недомогание и слабость и прилегла. Арка была сквозная, по ней ходили люди и ездили машины. Обнаружил мертвую женщину человек, который без четверти пять утра вышел из дому, чтобы успеть на электричку, отправлявшуюся в пять часов сорок две минуты с Павелецкого вокзала. Разумеется, чья-то смерть и чей-то труп – это не повод, чтобы отменять запланированные поездки. Во всяком случае, в наше время. Быстренько позвонив в службу «02» и сообщив о трупе, жизнерадостный мужчина продолжил путь на вокзал. Метро еще не работало, и часть пути ему предстояло пройти пешком. Без пяти пять служба «02» приняла сообщение о женщине, которая почему-то лежит под аркой и не шевелится. Ночь была тяжелая, в нескольких местах одновременно происходили «стрелки», закончившиеся не полюбовным соглашением, а кровавыми разборками, и сразу же послать опергруппу к месту, где лежит и почему-то не двигается какая-то женщина, возможности не оказалось. Правда, сообщение было передано в службу «03», и примерно через час по указанному адресу приехала «Скорая». Врач констатировал смерть и благополучно отбыл. А что еще он должен был сделать? Если на улице лежит труп и никто не знает, как он тут появился, трогать его нельзя, за это можно от милиционеров по рогам получить. Стоять и охранять? Интересно вы рассуждаете. Люди вон часами «неотложку» дождаться не могут, а я тут должен ваши трупы стеречь. Нет уж, дорогие мои, давайте-ка сами. Одним словом, когда появились свободные машины, бензин у всех был на исходе. Пока решали вопросы с транспортом и горючим, на Петровку явился Юра Коротков, который в связи с тяжелой внутрисемейной обстановкой старался уйти из д