– Он запрашивал через вас банк данных на некоего Арнольда, криминального авторитета? – поинтересовалась она у секретаря.
– Да, сразу, как вернулся. Я отправил срочный запрос.
Конечно, это он сразу сделал, потому что сейчас это наша единственная реальная ниточка. Даже в раздрае полном он о насущном не забывает. Это я по кафе, а он…
– Федору Матвеевичу эти данные очень нужны, – Катя старалась говорить проникновенно. – Не могли бы вы сейчас же со мной пойти в отдел обработки данных и узнать, что там по этому авторитету. Пожалуйста.
Секретарь пожал плечами. Он привык видеть Катю вместе с Гущиным и подчинился. Сотрудники, обслуживающие компьютерные базы данных, почти все еще не вернулись с обеда, кроме одного – самого молодого, ровесника секретаря. Тот печатал что-то в своем ноутбуке.
– А, запрос от шефа? Данные есть, вот, – он вывел на большой экран панели монитора справку. – Арнольд… Это Александр Шапиро. Криминальный авторитет, неоднократно судим. Вот список мест, где отбывал наказания, вот список уголовных дел. Здесь литера С. Это значит, выведен из активного оперативного списка фигурантов.
– То есть? – спросила Катя. – Умер, что ли?
– Жив. Но давно уже не у дел. Вот здесь данные – уже восемь лет как в состоянии так называемой «спячки». Никаких активных действий. По состоянию здоровья. Ну и возраст уже – ему восемьдесят один год.
Катя вздохнула. Время и здесь все ставит с ног на голову. И криминальный авторитет, бывший любовник сестры Изиды, – уже древний старик.
– Кличка Арнольд, – читал дальше оперативник. – Точнее, Арнольд-Дачник.
– Дачник?
– Здесь данные – пояснения по кличке. С конца девяностых он владелец дачи знаменитого поэта-песенника, соратника Дунаевского, Громыкина-Краснопятова. Это его и нынешний постоянный адрес. Он там живет на покое.
– Какой адрес? – Катя внезапно почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног.
– Внуково, – оперативник вывел адрес на плазменную панель. – Поселок «Московский писатель», домовладение 147.
Она вышла из кабинета, записала адрес в блокнот. Она закрыла глаза. Решала про себя – ждать Гущина, чтобы ехать вместе? Возвращаться снова туда. Опять. И опять. Соседи… Они соседи… Они все оттуда… Из этого места. Внуково. Не только Горгона-покойница с ее бывшей дипдачей поселка Внешторга, но и этот Арнольд-Дачник…
Спустя минуту Катя уже неслась как вихрь по коридору. Она решилась. Коллегия в министерстве – это надолго. И оттуда не сбежишь, как от постылых бумаг, даже если очень захочешь. Ну и пусть он там… Это рутинная привычная атмосфера большого совещания, коллеги, приятели… Пусть он там придет в себя. А с авторитетом – старцем восьмидесятилетним – она и сама встретится! Сейчас же!
Она поймала такси на Никитской и назвала адрес Внуково – «Московский писатель». Водитель сверился с навигатором и выбрал путь по Боровскому шоссе.
Пробки… Надо быть терпеливой…
Пробки… пробки…
Тысячи машин…
Если бы только она могла, она бы выскочила из такси и побежала бы в этот чертов «Московский писатель» пешком – до того ей не терпелось вернуться туда.
Крысиное гнездо… как он назвал это место…
Таксисту потребовалось почти полтора часа, чтобы доехать до КПП «Лукойла». Катя показала удостоверение и спросила – где бывшая дача поэта-песенника Громыкина, которой владеет теперь Александр Шапиро?
Арнольд-Дачник…
Охранник сказал, что прямо, направо, налево, минуя улицы, дачу Орловой, и снова направо, налево, к самому лесу.
Они медленно ехали по «Московскому писателю», и на этот раз Катя зорко всматривалась не только в глухие заборы. Улица Маяковского, улица Лебедева-Кумача… Поворот, поворот… Какие замки, какие особняки, но все пустует. И – железные ворота с ржавой эмблемой «Мосфильма». Эсфирь говорила о них и об этой старой даче, что за забором, символе этих мест. Все, все расточилось в прах… У тех. И у этих новых тоже все между пальцев, как песок…
Веселые ребята…
Красный кумач…
Темный лес, что стеной вокруг…
Избушка – зимовье…
– Вот домовладение сто сорок семь, – таксист указал на глухой аршинный забор.
Катя вышла, расплатилась. Забор был огромен, но его не красили и не подновляли уже много лет. Она нашла ворота и постучала. Глухо. Никто не отвечает. И собаки не лают.
– Ждать вас? – спросил таксист. – Похоже, никого нет дома.
Катя снова громко постучала. Затем отошла, стараясь увидеть, что там, за забором. Сосны, сосны, чаща. И крыша – чудная, словно двугорбый верблюд: одна часть – металлочерепица, а другая – старый шифер. Под старым шифером – потемневший от дождей кирпич. Окно.
В окне второго этажа была настежь распахнута форточка.
– Езжайте. – Катя отпустила таксиста. – У меня здесь дела.
Она снова постучала в ворота. Если форточки в доме открыты, значит, хозяева на месте, не в отъезде. Она представляла себе дом криминального авторитета в стиле «Крестного отца» – гангстеры, охрана, прислуга, приживалы, чуть ли не домовая часовня…
А тут все какое-то заброшенное, неухоженное. И никаких прислужников из урок. Интересно, есть ли семья у этого Арнольда-Дачника?
Никто не открывал ей ворота. И она…
Можно было, конечно, развернуться и уйти, но можно и…
Она медленно побрела по улице вдоль этого высоченного глухого забора до угла. Там дальше был лес. Она сошла с дороги, углубилась в лес, держась у забора. Здесь были участки по гектару и больше, и…
В чаще кустов имелся проход к самому забору. Словно кто-то проложил туда путь сквозь заросли орешника и бузины. Такое глухое укромное место.
Катя оглянулась и нырнула в заросли.
Забор. Краска облупилась. Ржавые гвозди… Дырки в досках…
Дырки?
Она протянула руку, коснулась досок забора и раздвинула их. Они разошлись легко, скрипя, открывая лаз на участок. Конечно, на такие участки лазают… И подростки из окрестных, не столь фешенебельных поселков, и бомжи. Мало ли что охрана в поселке… А тащат с участков все, что плохо лежит, особенно осенью по «черной тропе» – металл, бочки, инвентарь, да и в дома богатые при случае воры тоже забраться сумеют, так что этот путь, кем-то уже проторенный…
Катя продралась сквозь лаз в заборе и очутилась по ту сторону в еще более густых зарослях. На участке в этом углу – чаща. Дальше – лес чуть реже. Вековые сосны. Одна вон упала, и ее никто не пилит на дрова, не убирает с участка.
Она шла этим дачным лесом. Увидела сгнившую беседку для шашлыков со старым мангалом. А потом сам дом. Он появился из-за деревьев. Причудливый дом, такой непохожий на дачу Первомайских. К старой кирпичной даче пятидесятых годов с открытой верандой на втором этаже и мезонином был пристроен еще один дом из кирпича – этакий замок под металлочерепицей с узкими пластиковыми окнами и баней-сауной.
Но в новом строении не жили. Жили по-прежнему в исторической части старой знаменитой дачи. У покосившегося крыльца стояла серебристая иномарка. Шторы в окнах террасы были раздвинуты.
На деревянной скамье за столом, потемневшим от непогоды, спиной к Кате сидел грузный седой старик в болоньевой куртке и ботах. На плечах его, словно пестрый меховой воротник, разлеглась трехцветная кошка.
Она первая услышала шаги Кати.
– Добрый вечер, я из полиции. Вот мое удостоверение. Капитан Петровская.
Старик не отреагировал. Не обернулся. Кошка встала на его плече на лапки, выгнула спину дугой и зашипела на Катю – чего приперлась?
Катя медленно обошла стол и скамейку.
Арнольд-Дачник смотрел мимо нее на сарай пустым бессмысленным взглядом. Его морщинистое лицо было перекошено – след жестокого инсульта. Из левого уголка рта текла слюна. Вся его левая сторона, видно, была до сих пор парализована. Рука висела как плеть.
Кошка прыгнула к нему на колени и снова зашипела на Катю.
Арнольд-Дачник даже не моргнул.
Вот тебе и криминальный авторитет… Крестный папа… Вот тебе и последняя реальная ниточка к событиям двадцатишестилетней давности…
В сарае грохнуло железо, словно из груды инвентаря с силой выдернули что-то, и она, эта груда, обрушилась на бетонный пол. В дверном проеме показалась фигура в красной куртке с низко надвинутым на лицо капюшоном.
Женщина, одетая тоже по-дачному. Тоже в резиновых ботах. И вроде не дряхлая старуха, судя по быстрым судорожным движениям. В ее руках был культиватор с острыми лезвиями. Она выставила его вперед, как копье.
– Вы кто? Как вы сюда попали? Чего надо? Вы ко мне не подходите!
Голос показался Кате до странности знакомым. Сиплый, пропитой…
Она шагнула к незнакомке. Та испуганно попятилась в сарай, сжимая культиватор. Капюшон сполз с ее головы и…
Эти волосы, выкрашенные в нелепый цвет баклажана!
Потрясенная Катя узнала… хостес из бара «Горохов».
– Есть кто здесь в баре из персонала, кто работал…
– Она.
– Повар, что ли, или ваш сомелье?
– Ида.
Ида… Сестра Изида… Ида… Лида… Лида!! Лидия!!
– Вы Лидия Гобзева? – громко спросила Катя. – Я из полиции. Помните нас? В баре?
Ида вздрогнула, потом уронила культиватор. Капюшон совсем сполз на ее плечи, открывая лицо, покрытое искусственным загаром.
– А это вы… а я подумала…
– Вы Лидия Гобзева?
– Я… у меня теперь другая фамилия по первому мужу.
– А Арнольд-Дачник? – Катя кивнула на безучастного парализованного Александра Шапиро. – Он ваш второй муж?
– Второй гражданский.
– Это у него доля в баре «Горохов»?
– Ну да, а что?
– Давно он такой?
– Восемь лет. Инсульты один за одним. Последний его в овощ превратил. И все его бросили – жены, любовницы, содержанки, шлюхи. Одна я за ним теперь ухаживаю, как дура последняя.
– Почему вы не сказали нам, что вы старая подруга Виктории Первомайской?
Лидия Гобзева глянула на Катю.
– Вы о нас с ней меня не спрашивали там. О том, что я ее знаю, я вам сказала.
– Как клиентку бара. Не как старинную подругу. Она поэтому так часто посещала бар «Горохов», потому что вы там работали?