– Мне надо ответить, – объявила я и, прихватив шкатулку, решила отправиться в библиотеку. Хотелось верить, что дух-хранитель позволит войти и воспользоваться столом, если пообещать ему не приближаться к книжным полкам.
– Лучше ешь, пока не остыло, – посоветовала я жениху, поднявшему колпак и с голодной жадностью втягивающему ароматный запах омлета.
– Я хотел дождаться Кэтти, – поборов соблазн, он опустил крышку.
– Вряд ли она проснется в ближайшие часы.
Учитывая щедрость, с какой Элоиза плеснула в питье любовного дурмана, дрыхнуть сестричке до самого вечера, а то и до следующего утра. Даже завидно! Хоть одной из нас повезло хорошенько выспаться в этом оплоте бессонницы!
– Шейнэр, хочу спросить о ночи восхождения силы, – обратилась к расстроенному жениху я.
– Откуда ты знаешь о силе? – опешил он, чего не пожелал скрыть.
– Твоему брату исполняется тридцать три, он старший в семье. Очевидно, что займет место верховного ведьмака… – Я запнулась, заметив, как покруглели глаза будущего деверя. – В книжке читала. Люблю почитать на ночь, очень помогает здоровому сну.
– В какой же книге об этом было написано? – усомнился он.
В лекционном конспекте о ведьмовских кланах, ритуалах и прочих мелочах из жизни темных магов. В какой же еще?
– Да в одном дамском романе увидела, – соврала я. – Интересный, кстати. Там темный и светлая хотели пожениться, но семья была против, и в ночь восхождения силы он пообещал в дар…
– Наследников, – перебил меня Шейнэр.
– В смысле?
Шейн скривил губы, и на привлекательном лице вдруг появилось выражение вселенской грусти, не характерное для влюбленного мужчины, стоящего в пяти минутах от бесконечного, пожизненного счастья в браке…
– А что непонятного? – хмыкнул он. – Мальчики, девочки – дети. Мы с Кэтти хотим большую семью. Магия примет дар и благословит нас. Наши дети, без сомнения, родятся одаренными темной силой.
– А если нет? – помимо воли вырвалось у меня.
– Хочешь сказать, что родятся обычными людьми, как в вашей семье? – насупился он.
– Если сила не примет дар?
– Я уверен.
В голове мгновенно родился еще десяток неуместных вопросов, но кто я такая, чтобы из банального любопытства лезть в тайны чужой семьи. И все-таки… братьев четверо, а продолжения рода ждали именно от младшего. Остальные что, не прошли экзамен на будущее отцовство?
Пожелав оголодавшему жениху приятного аппетита, я вышла из комнаты и на полдороге к библиотеке столкнулась с мрачным, как призрак замка, Нестором. Он был одет в черное и держал на плече большой розовый сачок… При взгляде на мизантропа-некроманта немедленно появлялась уверенность, что если братья проходили экзамен на отцовство, то его просто не допустили. Решили, что от осинки все равно не родятся апельсинки, и закрыли в склепе до отъезда экзаменаторов.
– Нестор, у меня есть новость, – объявила я, зашагав рядом с некромантом, все равно направлялись, похоже, в одну сторону. – Бабочки еще не проснулись.
– Я в курсе, – буркнул он.
– Хочешь снежинки сачком ловить?
– Ты сказала тетке, что крыса сбежала? – с претензией вопросил он, давая понять, что сачок – это орудие для отлова воскрешенного грызуна. Возможно, теткой и врученное.
– Вот еще, – фыркнула я. – Пока ты сидел в печали, твоя крыса добралась до ее башни.
Выходит, Брунгильда заставила племянника проявить сознательность, выйти из депрессии… или не выходить, но выловить курсовой проект прежде, чем появятся первые гости и вся семья, включая портреты предков Торстенов, сгорит от стыда. Все-таки грандиозная женщина! Каким железным характером надо обладать, чтобы заставить себя бояться целый замок слуг, а заодно и племянников! Я готова каждое утро вставать ни свет ни заря, приходить на завтраки и перенимать опыт.
– Тебе вчера отдали клетку? – вспомнила о подарке, призванном умаслить семейного отшельника. – Лично выбирала. В нее удобно ловить крыс.
– Да? – Нестор резко остановился, оперся на сачок и кивнул, мол, излагай.
– В академии как-то разбежались воскрешенные хорьки, декан рвал и метал… – осознав, что ляпнула лишнее (и очень много), я откашлялась и пояснила: – В общем, ставишь клетку с заговоренной приманкой и не напрягаешься – курсовой проект сам прибежит.
– И где эта волшебная клетка? – изогнул он брови.
– Осталась у Хэллроя.
Некоторое время мы молчали. Нестор буравил меня многозначительным взглядом.
– Ты хочешь, чтобы я сама сходила к Хэллрою? – осторожно уточнила я и после выразительной паузы со вздохом добавила: – И помогла тебе выловить умертвие?
– А кто виноват, что крысы разбежались?
– Давай будем справедливыми: аквариум перевернула Элоиза, – возмутилась я.
– Да, но именно ты притащила мелкую ведьму, – напомнил Нестор и со смаком добавил: – За компанию.
Конечно же, кого еще некромант назначит виноватой в зомби-апокалипсисе? Единственную в замке чародейку, даже если она просто мимо проходила.
– Мы не смогли от нее избавиться… – Я с тоской посмотрела на почтовую шкатулку у себя в руках и вздохнула: – Клетку принесу, но дальше сам.
Хэллрой нашелся в залитой солнцем оранжерее. С бокалом в руке он сидел на садовых качелях и выглядел отвратительно: под глазами круги, волосы собраны на макушке странной загогулиной, закрепленной отодранной от какого-то куста веточкой с поникшими листиками. Измятая рубашка, в которой он красовался вчера вечером, была расстегнута до пупа, в вырезе мелькала бледная грудь и тонкие ключицы.
На придвинутом к качелям столике теснилась батарея пустых винных бутылок, тарелка с надкусанными клубничинами, и в этом бардаке стоял горшок с кактусом, накануне политым любовным зельем.
– Ох, милая Агнесс почтила нас своим присутствием, – сощурил покрасневшие глаза инкуб. Я стояла на приличном расстоянии, но все равно почувствовала облако ядреного перегара, окружающее выпивоху. Неудивительно, что у кактуса начал печально увядать цветок.
– Ты сегодня вообще спать ложился?
– Еще не успел, но Изольде пора отдохнуть. Моя девочка совершенно вымоталась.
Похоже, оставшись на ночь без компании, инкуб притащил в замок одну из столичных штучек, предпочитающих на обед живых крапчатых Йориков, но планы изменились, и свидание в оранжерее переросло в тихую пьянку. Я поймала себя на том, что окинула быстрым взглядом кусты в поисках спящей с перепоя девицы: ноги, торчащие из зарослей, клок от подола, выдранного колючей веткой, случайно потерянную туфлю – в общем, что угодно.
– А где Изольда? – уточнила я, ровным счетом никого не обнаружив.
– Что значит где? – не понял Хэллрой. – Вот же она, моя красавица!
Он потянулся и взял со стола цветочный горшок. В гробовом молчании я таращилась на него и не находила не то чтобы слов, даже мыслей, какие было бы прилично подумать при виде блондина, трепетно поглаживающего пальцем цветок на колючем мясистом боку кактуса… Что ж, инкубы привораживались, пусть и как-то по-своему, исключительно оригинально.
Наверное, стоило указать бедняге, что возлюбленная вообще-то кактус, но в ошеломлении я оказалась способной лишь спросить:
– С чего ты решил, что он дама?
– Посмотри внимательнее, странная девица! Не видишь изящный, грациозный цветок?
От большой любви он прижал горшок к животу.
– Хэллрой, не хочу расстраивать, но твоя Изольда – азрийский кактус!
– И что? – фыркнул он. – Это не делает ее хуже светлой чародейки.
– Я не о том. Ты мне вчера сказал, что азрийские кактусы выстреливают иголками, – напомнила я.
– Ты просто не знаешь, что такое страстные объятия, маленькая девственница, – фыркнул Хэллрой. – Они стоят любой боли.
– Нет, ты, конечно, страдай, если очень хочется, – кивнула я, – но помни, что Изольда скоро облысеет.
Тут кактус действительно решил чуточку полысеть и плюнул колючкой. Инкуб сдавленно охнул, едва слышно выругался и с удивительной резвостью переставил горшок с коленей на качели. Потом и вовсе отодвинул подальше. Бросив в мою сторону недовольный взгляд, он не стал вытаскивать вонзенный шип, просто прикрыл рубашку, пряча раненый голый живот.
– Зачем пришла-то?
– Куда ты дел клетку, которую мы купили вчера?
Хэллрой нахмурился, пытаясь осознать, о чем идет речь. Судя по глубокой складке между бровей, в голове у него происходила напряженная работа мысли, но припомнить, что к чему, не позволяли выпитые бутылки вина. Не желая и дальше напрягаться, он просто попытался от меня избавиться:
– Отдал темному прислужнику.
– Какому? – допытывалась я.
– Откуда мне знать? Они все на одно лицо.
В общем, сегодня Торстен-средний был не способен проносить пользу обществу. Сдаваясь, я махнула рукой – мол, счастливо оставаться, – но все-таки спросила:
– Хэллрой, можно вопрос?
– Что еще? – перевел он затуманенный нежностью взор от кактуса ко мне.
– Как долго на инкубов действуют любовные зелья?
– Так я тебе и рассказал, светлая чародейка, – ухмыльнулся он. – Эту тайну мы уносим с собой в могилу.
– И все-таки?
– Не угадаешь. А что?
– Ничего, просто любопытно, – уверила я, мысленно гадая, похож ли инкуб после любовного зелья на умертвие после воскрешения. – Ты же понимаешь, следить за инкубом вживую и читать о вас в гримуарах – вещи абсолютно разные.
– Сейчас я почувствовал себя подопытным кроликом, – прокомментировал он.
– Могу сказать, что ты очень привлекательный кролик, – поспешила я потешить мужское самолюбие полудемона.
– Агнесс… лучше иди, а то Изольда начнет ревновать. Она очень горячая штучка. – Хэллрой кивнул в сторону кустов, намекая, в какой стороне горит тот самый пресловутый закат, куда мне следует свалить.
Пришлось потратить не меньше получаса, чтобы выяснить у немеющей прислуги, что клетка для крыс счастливо стояла в гостиной. При виде нас с Нестором темные прислужницы цепенели. Видимо, поодиночке мы просто пугали, а в тандеме заставляли безответных людей натуральным образом столбенеть.