– Дай пиджак погреться, – попросила я, стуча зубами.
– Обойдешься.
– Тебе жалко, что ли?
– Самому холодно.
– Боже мой, и как на тебя женщины клюют? – фыркнула я.
– Во мне прорва обаяния, – прокряхтел он.
– И вся эта прорва мерзнет в клетке подземелья. Любо-дорого посмотреть, – проворчала я. – Вот скажи, положа руку на сердце: Изольда была настолько невкусная, да?
– Ты всегда такая язва?! – рявкнул он.
– А ты всегда мяукаешь! – огрызнулась я. – У меня от кошек начинается зуд, а рядом с тобой все время хочется почесаться!
Вообще-то, сейчас больше всего хотелось одеться и переобуться. Платье, конечно, жутко красивое и эффектное, но лучше бы оно было теплым.
Вдруг на плечи действительно лег пиджак, теплая ткань накрыла озябшие руки. От неожиданности я проворно соскочила с алтаря, чуть не грохнулась и оперлась о камень рукой, стараясь удержать равновесие и не расквасить нос. От прижатой к холодной поверхности ладони вдруг пошел дымок. Быстро отдернула руку и заметила, как на мгновение голубоватым всполохом на поверхности алтаря вспыхнули крошечные трещины.
– Не ушиблась? – Ристад поддержал меня за локоть, помогая вернуть вертикальное положение.
– Ты здесь? – промычала я.
– Ты сказала, что вернешься с сестрой. Кэтти вернулась, а ты – нет.
– Эй, Рис! – по голосу было слышно, что Хэллрой в клетке страшно обрадовался появлению брата. – Открой мне дверь!
– Нет.
– Ты шутишь, что ли? – возмутился инкуб.
– Утром, – оглянулся Ристад через плечо, – когда буду достаточно спокоен, чтобы не выгнать тебя из замка. Идем, Агнесс, я должен быть в зале.
– Нет, ты его правда здесь оставишь? – удивилась я по-настоящему крепкой дрессировке инкубов в условиях подземелья. – Достань его. Мы уже помирились. Он здесь окоченеет!
Цыкнув, с недовольной миной Ристад щелкнул пальцами. За спиной раздался грохот – дверь клетки вывалилась наружу, открывая пленнику на редкость широкую дорогу на волю. Даже можно не выходить бочком.
– Проклятие, ты меня чуть не угробил! – рыкнул нам в спину инкуб.
– Теневой коридор сам найдешь, – бросил Торстен-старший.
– Как ты понял, куда он меня затащил? – спросила я прежде, чем мы нырнули в темноту.
– Раньше Рой здесь любил прятать женщин от бабки Триши, – хмуро отозвался тот. – Понятия не имею, что в нем находят.
Мы вернулись в бальный зал за минуту до полуночи. Толпа, удивленная внезапным исчезновением хозяина праздника, поспешно расступилась, открывая ему дорогу к спящей ритуальной чаше. Ристад без пиджака, в белой рубашке с поблескивающими рубиновыми запонками застыл перед чашей, от раскрытых ладоней заструился полупрозрачный черный дымок. Живая картина погасла, свет померк. Тени вокруг ожили, отделились от стены, вылезли из углов. Они беспорядочно заметались в воздухе: носились обрывками тьмы, сливались воедино, точно чернильные кляксы, и снова разрывались на клочки. В ритуальной чаше вспыхнуло черное пламя.
Казалось, что мне на плечи легли ледяные ладони. Давили, пытались заставить согнуться. Постепенно все присутствующие и даже Кэтти опустились в низком поклоне. Остались лишь мы с Ристадом. Я держала спину ровно, сжимала кулаки, гася светлые чары. Казалось, будто в хребте появился стальной прут, не позволяющий преклониться перед темным магом.
Замок встряхнулся, и пламя погасло. Восхождение свершилось.
Сбросив тяжесть мощной магии, люди начали выпрямляться. Глаза всех присутствующих были одного цвета – цвета глаз нового хозяина клана. Постепенно лица прояснялись, радужки возвращали естественные оттенки. Вновь разгорелся свет, а воздух утерял густоту. Спало всеобщее напряжение, и по бальному залу заклубились возбужденные шепотки.
– В ночь восхождения любой темный маг имеет право просить благословения у силы, – проговорил Ристад, обводя присутствующих непроницаемым взглядом. – Предложите достойную цену.
Едва ритуальная фраза была произнесена, Шейнэр выступил вперед. С решимостью он приблизился к чаше, бросил золотую монету в качестве подношения и твердо проговорил:
– Я прошу родовую магию благословить мой брак, а моих будущих детей наделить темной силой. Они всегда будут служить клану!
Народ замер в ожидании. Секунды текли, медленные и тягучие. В зале недоуменно зашептались, кто-то громко кашлянул. Чаша по-прежнему оставалась безжизненной.
– Что, не загорелось? – забубнил кто-то у меня за спиной.
Шейнэр замялся, с чудовищным разочарованием, словно она не оправдала возложенных надежд, посмотрел на невесту. Пожалуй, никогда Кэтти не была красивее, чем в тот момент, когда осознала, что темная магия ее не приняла.
– Шейн, все хорошо, – нашла она в себе силы поддержать любимого. – Мы говорили об этом. Ничего страшного не случилось.
Сестра сделала шаг к жениху. И он отшатнулся…
Кэтти порывисто развернулась, подхватила юбки и, проталкиваясь сквозь толпу, которая и не думала пропускать опозоренную невесту, выскочила из зала. Мгновенно опомнившийся Шейн бросился следом. Я было дернулась за ними, но Брунгильда схватила меня за локоть:
– Дай им поговорить.
И тут случилось то, чего никто не ожидал, даже всевидящая тетушка. По залу шустренько, не боясь и волоча за собой облезлый хвост, пробежала потерянная четвертушка курсового проекта Нестора. Какая-то особенно нервная ведьма тоненько завизжала, словно никогда прежде не видела зомби-крыс. А еще говорят, что в каждой семье темных обязательно рождается некромант!
– Время идет, а она по-прежнему бегает… – обреченно вздохнула Брунгильда.
Воспользовавшись заминкой, я вынырнула из бальной залы и бросилась в хозяйское крыло. Кэтти успела натянуть пальто, кособоко напялить шапку и теперь воевала с кольцом, не желающим покидать насиженное место на безымянном пальце.
– Мы уезжаем, Агнесс, – бросила она.
– Прямо сейчас?
– Да! Вещи потом пришлют в Глемин.
– Как скажешь, – тихо согласилась я.
– А знаешь? Мерзавец Шейн даже не зашел! – всхлипнула сестра и наконец сорвала кольцо.
В высоком напольном зеркале по-прежнему бежали события, случившиеся в нашей комнате этим днем: сборы, разговоры, счастливые объятия влюбленных, не подозревающих, какой провал их ждал ночью. Я сорвала с рамы невидимую, но ощутимую пальцами паутинку чар. Зеркальная гладь мгновенно прояснилась, из отражения на меня смотрела рыжеволосая незнакомка в алом платье. Пришло время снять красивый наряд и снова превратиться в непробиваемого светлого мага Агнесс Эркли…
Брунгильда приняла новость о немедленном отъезде с привычным хладнокровием: сдержанно кивнула и пообещала дать карету. Она же предложила выйти через задние двери. Прежде чем перешагнуть порог замка, Кэтти оглянулась, проверяя скудно освещенный коридор. По-видимому, ждала, что Шейн все-таки бросится вдогонку, но он не появился.
– Прощайте, тетушка декан. – Я позволила себе обхватить старую ведьму руками. Она стояла прямая как палка, словно не чувствовала зимнего холода.
– Вообще-то, я рассчитывала увидеть тебя до своих похорон, – сухо ответила она, перетерпев объятия. – Мы не выбрали погребальную урну и цветы.
– Я буду вам писать.
– Незачем. Учись хорошо, светлая ведьма.
– Чародейка, тетушка декан, – насмешливо поправила я. – Все время путаете.
Экипаж тронулся с места. За окном поплыла уже знакомая аллея парка с зажженными по случаю праздника фонарями. Мы проехали мимо пруда, мелькающего за темными стволами деревьев.
– Провались они пропадом с этими их правилами, замком и прудом, – буркнула Кэтти, отворачиваясь.
– Тебе нравился прудик, – напомнила я.
– Раньше нравился, теперь я его ненавижу! – Она помолчала. – Они ведь не хотели этой свадьбы, так? Не молчи, Агнесс! Я не совсем дура… в смысле, совсем не дура, и тоже кое-что замечаю. Изредка, конечно, но глаза-то у меня на правильном месте.
Ну да, на лице…
– Ты права, братья Шейна не хотели свадьбы, – согласилась я. – Зато Брунгильда была не против.
– Я недостаточно хороша для них. Шляпница из Глемина!
– Дело не в тебе, Кэтти. Ты милая, очень красивая и нравишься людям. Настоящий клад! Но они боятся, что в ваших детях не проснется магия.
Братья Торстены, привлекательные обеспеченные аристократы, могли бы завести семьи и превратить замок в большое общежитие. Но некроманты женились редко, точно не с их образом жизни. Да и, глядя на Нестора, предельно ясно, что ребенок и жена – два его персональных ночных кошмара. Инкубы были бесплодны. Верховный маг клана Торстен задыхался от демонической силы и боялся передать страшный дар наследникам. Каков шанс, что появится девица, способная уравновесить темную магию? Пожалуй, супруга-ведьма только подведет Ристада под монастырь. В общем, все трое счастливчики: никто не пилит за женщин, никто не требует продолжить род. Жизнь почти сказка! Правда, такая страшная, что у впечатлительных девиц кровь леденеет.
Оставался один Шейн, которому во время ритуала в тринадцать лет повезло не дозваться демона, но он привел в дом неодаренную невесту.
– Конечно, – пробормотала она. – Дело всегда только в магии.
Когда окно ослепло, а салон затопила душная темнота, Кэтти разрыдалась. Она всхлипывала, жаловалась и отчаянно хотела к матушке, чтобы родительница прониклась трагедией и от души ее пожалела.
– Ты такая черствая, Агнесс! – высморкалась она в платок. – Даже по голове не погладишь.
– Иди сюда, – протянула я руки.
Неожиданно экипаж дернулся и остановился. Вместо того, чтобы ласково погладить сестру, я ей ударила по макушке. Кэтти обиженно ойкнула, вжала голову в плечи и вдруг прислушалась:
– Там кто-то разговаривает.
На улице действительно звучали приглушенные голоса.
– Может, выйти проверить? – вытянула я шею, пытаясь через стекло рассмотреть, кто ходил возле кареты.
Выбираться на холод не пришлось: дверь резко распахнулась, и холод пришел к нам сам вместе с потоком ледяного морозного воздуха. Мы с Кэтти синхронно поежились. Держа высоко над головой фонарь, на нас большими испуганными глазами смотрел Шейнэр. Одет он был как на балу. В смысле, в костюм, шейный платок, а поверх кое-как нахлобучил тонкий весенний плащ. Разглядеть ноги не удавалось, но хотелось верить, что туфли он натянуть не забыл.