— Им придется его услышать! — как всегда, горячился Четвертый.
— Если уйду я, у вас не останется отворяющей.
Даже капли повисли в воздухе. Ххфа перестали дышать. Не хуже Третьей им было известно, что ни одно из яиц в мягкой оболочке, принесенных ффта после слияний, не вскрылось женской особью. Предсознание подталкивало зародышей к выбору доли воина… или ххфа.
— Почему так, видящая? — мягко обратился Первый.
Ее спинное щупальце изгибалось в сложном танце над головой.
— Двурукие обрели свою видящую. Она приведет их к победе.
Первый качнулся к ней, балансируя на границе пространства ффта.
— Можешь явить нам свое видение?
Щупальце отворяющей содрогнулось. Не может…
— Она движется к ступени, называемой двурукими — Аплербек.
На этот раз я очнулась без криков, с кристально ясным сознанием.
Аплербек.
Как давно встречались тетрархи в промозглом гроте, да и встречались ли они вообще?
— Ана! — глаза мои горели в затемненном помещении, как подтверждение явления фосфоресценции.
— Так скоро выспалась? — удивилась подружка. — Не ожидала.
— Сейчас же меняй курс, — приказала я. — Мы должны выйти как можно дальше от чертовой планеты!
Не замечая боли, я впилась ногтями в ладони, неумело сжав кулаки.
— Я никогда не вывожу корабль в околопланетное пространство при малейших признаках опасности, успокойся, — возразила Ана. — А менять курс в пределах надвселенной — безумие, я же тебе объясняла, мы ускорены…
— Меняй курс! — в моем возгласе слышались истеричные нотки. — Нас там ждут, понимаешь? Аплербек — ловушка.
— Маневр в надвселенной — самоубийство, — воспротивилась КР. — Я оповещу капитана.
— Только побыстрее! — попросила я, пряча лицо в ладонях.
Капитана… Теперь это звание Кетлера…
— Горгонея Кварта, — изрекла стена голосом Аны.
— Что? — опешила я.
— Кетлер одобрил твой план. Мы выйдем из надвселенной у одинокой звезды, окруженной астероидными кольцами, перед переходом я отключу двигатели, пусть пеленгуют каменную крошку, сколько им вздумается. Горгонея Кварта — название звезды.
— Ясно. Звучит утешительно, — я позволила себе немного расслабиться.
— Только смысл? На Аплербек ты оттуда не попадешь, продуктивнее связаться с Императором и запросить помощь флота, — выдала дельное замечание Ана.
— Чтобы за это время криоги истребили население Аплербека? — вот и представился случай опробовать резервный план. — Мы попадем туда. Без капсулы. У нас есть специалист по перемещениям, ты забыла?
— Нильда? И скольких она может взять с собой?
— Меня и Флинера. Вполне достаточно.
Аплербек. Моя Валгалла.
Мы вышли в ночь. От отблеска трех лун и призрачного тумана, застлавшего равнину, воздух казался темным хрусталем.
Нильда перенесла нас на огромное поле, засаженное злаками.
— Неуютно здесь, — поежилась Нильда, не отпуская моего запястья, в которое она вцепилась едва ли не до синяков.
— Напротив, — отозвалась я. — Это божественная ночь. Расслабься, тебе понравится.
Я оглянулась, отыскивая почти звериный взгляд Флинера. Он молча кивнул, подтверждая свою готовность. В который раз по затылку пробежала щекотка — стыд за мою вспышку недоверия, за обвинение в предательстве, что я бросила в лицо Флинеру в день гибели Тиора…
— Присядем? — мягко предложил Лорд Руах. Показывая пример, он опустился на землю, сминая колосья. Нильда выпустила мою руку, и я поспешила внять совету мага. Я села рядышком, оперлась на его плечо, и сплела его пальцы со своими.
Сегодня не будет ни дымовых колонн, ни вихря из тьмы… Этой ночи суждено впустить в себя порождения несравнимо более прекрасные…
— Фтэрх, — мысленно обратилась я. — Старейшие не обидятся?
— О, они в восторге, Эшти.
— Восхитительно.
Немного света от лун… Добавить клочья серебристой туманной дымки… Шепот трав и рокот ветра… Безмятежность тишины и отзывчивость эха…
— Божественная ночь, — мечтательно повторила я. — Только в такую и можно Творить!
Сила. Последняя составляющая.
Сотканные из хрустального воздуха драконы взмывают ввысь, их белесые крылья прозрачны…
— Забирай нас, — прошептала я Нильде.
— А как же?..
Она не договорила.
— Все будет в порядке, — заверила я, соскальзывая в протянутые руки Флинера. Он подхватил меня и без усилий, словно и мое тело стало легче дыхания, поднялся на ноги.
Те из моих созданий, что встретят рассвет на планете, растают, как облачко пара. Другие… просуществуют немного дольше, но и они канут в небытие совсем скоро… Как только исполнят свою миссию.
Два или три оборота Аплербека вокруг своего солнца — и криоги, занявшие систему, перекочуют в раздел истории.
Мои творения хрупки и недолговечны, как капли росы, испаряющиеся под жгучими лучами, и неостановимы в своей безысходности. Жаль, я не в силах одарить их долгою жизнью.
Дни 280–321 (по ст. исч-ю).
— Не боишься, что я привыкну носить тебя на руках? — Флинер был похож на гепарда, быстрого, изящного и опасного в ярости.
— Скорее, тебе стоит этого бояться, — улыбнулась я в ответ. — Ты изумительный друг, я такого не заслужила.
Гибкое тело подалось мне навстречу.
— А ты не допускала мысли, что я могу перестать быть твоим другом?
Я шлепнула его по колену.
— Прекращай так шутить! Куда я без тебя денусь?
— Я не намерен тебя бросать… Я не то… Забудь, милая.
Он рывком поднялся, завис надо мной, глупо хлопающей ресницами, выжег своим янтарным взглядом кусочек моей души, провел чуткими пальцами по моей щеке, легонько коснулся мгновенно пересохших губ.
Миг спустя Флинера не было в каюте, только след от его прикосновения пылал на моей коже…
Вот тогда-то и треснула чашка.
Альдобраст отчаянно дулся на меня за то, что его не взяли на Аплербек, и он упустил шанс созерцать порождения моего разума, как ни убеждали его в рациональности переноса только Флинера и меня.
— А если бы на вас напали? — аргументировал рассерженный медик. Конструктивным возражениям о присутствии Нильды он отказывался внимать, а о том, что вероятную опасность упредил бы Фтэрх, я предпочла умолчать.
В негодовании Альдобраста было что-то детское, словно ему не дали поиграть с необычной игрушкой, зато она (игрушка) досталась соседу…
Хуже обстояли дела с Флинером. Нет, внешне мы были лучшими друзьями, но, увы, то была лишь видимость…
Раз за разом, глядя в его поблекшие глаза (теперь скорее цвета мокрого сена, чем янтаря), я корила себя. В эти минуты мне хотелось стать деревом, чурбаном, обычным березовым поленом, чтобы и дальше ничего не замечать…
«Мне тоже хочется кресло и вино»…
«Все впереди, милая, стоит тебе только пожелать»...
Тогда я решила не придавать значения его словам. Нынче так не получится.
Мое сердце было пустыней, оно почти уже не тосковало по Брендону, но и других чувств допускать не желало.
То был тупик.
Зато ко мне пришла мириться Леа, хотя с ее стороны это был не самый обдуманный поступок, будь я в тот день чуть менее уравновешенна, без травм не обошлось бы.
Она сидела скромная, притихшая, вложив ручки на коленях, точь-в-точь пятиклассница на уроке.
— Ирина… скажи, каково это?..
Она столь тщательно подбирала слова, а произнося — словно пробовала каждое на вкус, что я оттаяла.
— Выходить за рамки возможного? Способность перешагнуть порог условностей и видимых реалий и отличает Творца от заурядного мага. Ты различаешь потоки, можешь их направить, но вообразить то, чего никогда не существовало, то, чему нет аналогов в известном тебе мире, ты не способна. И это нормально.
Слушая меня, Леа хмурилась, между бровей то и дело проступала тонкая морщинка.
— Выходит, я ограниченная, — усмехнулась она в финале моей тирады.
— Скорее уж я — ошибка природы, — засмеялась я в ответ и потянулась за непрозрачным контейнером, который старалась никогда не выпускать из поля зрения. Открыла его, выпустив на свободу паука, который незамедлительно принялся карабкаться мне на плечо.
— Стой! — вскрикнула я, когда Леа начала тянуться к нему. — Вообще-то он смертельно ядовит.
— Ой, — испугалась она и отдернула руку. — Он же и тебя может укусить.
— Может, — согласилась я. — Но страшно не любит это делать.
Глаза девушки округлились.
— Членистоногие — существа довольно распространенные, да и окрас его навряд ли является редкостью, но сознания у них я как-то не встречала. Главное — забыть об ограничениях, расширить рамки. Любая невероятность может обрести форму, избранную тобой.
— Так просто?
— Не совсем. Сложность в том, чтобы поверить в свое создание. Безоговорочно. И тут рассудок, как правило, пасует.
Девушка конвульсивно втянула воздух, озираясь по сторонам, точно перепуганная лань. Я знала, о чем она хотела спросить, и как тяжело ей дадутся эти слова, но помогать не собиралась.
— Ирина, что у вас было с моим мужем? — она оборвала-таки колебания. Молодец, решилась.
Время замедлило бег. Мне вспомнились тепло его дыхания, согревавшего мою обледенелую душу, вьюга, бушевавшая над нами, трепет наших сплетенных тел…
Что было у нас?.. Бессловесная искренность.
— Одиночество, — глухо выговорила я. — Боль утраты. Доверие. Хрупкая надежда. Но больше всего было одиночества.
— Я думала… Мне казалось…
— Не думай. Я тебе не соперница.
Я лицемерка. Добрая, патетичная лицемерка…
Остальное не произнесется вслух. Правда в том, что я предала его доверие, в этой самой каюте, на этом самом месте. Он даже сидел почти так же, как Леа сейчас.
Тогда Койт позвал меня на Глацинию… Снова. А я оказалась настолько трусливой, что даже не смогла ответить: «Нет».
Правда в том, что я не могу быть ни с Койтом, ни с Флинером. И уж тем паче — с Брендоном.
Правда в том, что я умру в одиночестве.
И это случится довольно скоро.