На мой взгляд, этот подход не только логически ошибочен, но и глубоко циничен. Если бы действительно существовал всемогущий и добрый бог, который бы следил за происходящим в Освенциме, смог ли бы он это предотвратить? Или для предотвращения этого требовалось бы заблокировать свободу воли заключенных или охранников? Решение на самом деле очень простое (по крайней мере, для всемогущего бога). Все, что нужно было бы сделать, это сотворить совсем небольшое чудо – например, сделать так, чтобы ворота лагеря внезапно открылись, что позволило бы заключенным сбежать. Или могло совершиться другое чудо – например, все тюремщики могли бы заразиться желудочным гриппом, и тогда зверские казни было бы некому совершать. Ни одно из этих вмешательств не нарушило бы свободу воли человека, а осуществить любое из подобных мелких чудес для сверхъестественного существа, способного творить настоящие большие чудеса, было бы проще простого.
А как насчет версии о более высокоморальной цели бога, которая оправдала бы массовые убийства в Освенциме и которую наш несовершенный человеческий разум не может постичь? Кажется очевидным, что даже если бы подобная цель существовала, она никак не могла бы оправдать лагеря смерти. Бог, как всемогущее существо, несомненно, мог бы достичь любой поставленной высшей моральной цели, не причиняя невероятные страдания миллионам невинных людей.
Ученый, специалист в области исследования рака, Георг Кляйн, бежавший в свое время из Венгрии от нацизма, сформулировал, как мне кажется, наиболее разумный вывод из проблемы теодицеи: “Бог настолько беспощаден и злобен, что единственное его оправдание состоит в том, что он не существует”.
Что же заставляет людей тем не менее думать, что бог добр? Многие, если не все, верующие верят, что бог абсолютно добр, просто его силы, хотя и огромные, не настолько велики, и их не хватает, чтобы предотвратить все те страдания, которые люди в этом мире причиняют друг другу, используя свою свободу воли не по назначению, то есть не для целей, для которых она была дарована им богом. На самом деле очень немногие верующие вообще высказывают сомнения в том, что бог добр.
А если поставить вопрос иначе? Почему не может быть истинным обратное утверждение? Представьте себе, что бог абсолютно зол, просто его возможности, хотя и огромные, не настолько велики, чтобы искоренить все добро, которым в этом мире люди одаривают друг друга, используя свою свободу воли не для тех целей, для которых она была дана им богом. Картина мира, которую мы видим сегодня вокруг, прекрасно описывается с помощью сочетания свободы воли людей и абсолютно злого бога. В этой версии бог постоянно делает все возможное, чтобы доставить людям как можно больше страданий, но, благодаря наличию свободы воли у людей, в мире все еще остается много доброты и радости.
Эти два описания мира являются зеркальными, и каждое из них не более и не менее вероятно, чем противоположное. Но последний способ описания менее привлекателен. Гораздо более вероятен вывод – и это ясно демонстрирует проблема теодицеи, – что всемогущий и добрый бог не более чем химера.
Британский философ Дерек Парфит в нашем с ним разговоре, состоявшемся в октябре 2014 года, сказал мне, что до восьми лет был настолько набожен, что хотел стать монахом. (Парфит, который родился в 1942 году и умер в 2017-м, был профессором философии Оксфордского университета, и его выдающиеся работы в области философии сознания получили широкое признание. Его самая знаменитая книга “Причины и личности” посвящена вопросам морали и человеческой идентичности[83].) Однако в результате тщательного размышления над проблемой теодицеи он постепенно отказался от своей веры в доброго и всемогущего бога, несмотря на то что эту веру ему всячески старались привить в школе. Он чувствовал себя обманутым и потерял уважение к наставникам, учившим его таким вещам. В девять лет он стал атеистом, а в 2014 году сказал мне, что, по его мнению, мир стал бы лучше, если бы меньше людей верило в бога.
Поставим мысленный эксперимент. Представьте, что вы спросили верующего человека: “Что заставляет вас совершать моральные поступки? Это всевышний научил нас, простых людей, тому, что морально, а что нет?” Если человек ответит: “Да, моральные принципы продиктованы мне свыше”, – то, по-видимому, он должен будет ответить утвердительно и на следующие вопросы: “Если бы бог попросил вас избить или убить человека, вы бы и вправду послушно исполнили эту его просьбу? Или если, допустим, однажды вы внезапно утратите веру в бога, стоит ли мне держаться от вас подальше, поскольку ваши моральные принципы исчезнут вместе с верой?”
Если же человек ответит: “Нет, мои моральные принципы не продиктованы мне всевышним”, – тогда можно надеяться, что он будет совершать нравственные поступки независимо от того, существует бог или нет. Причина его нравственного поведения не будет связана с его верой в существование или несуществование бога.
Мы могли бы переформулировать вопрос следующим образом. Является ли поступок нравственным потому, что так его определил бог, или, наоборот, бог определяет поступок как нравственный, потому что он таковым является? Этот вопрос уже был тщательно исследован Платоном (427–360 до н. э.) в диалоге под названием “Евтифрон”. В нем Сократ, который вот-вот должен предстать перед судом по обвинению в атеизме[84], спорит с Евтифроном, который уверен, что точно знает, что такое благочестие и справедливость. Евтифрон настолько убежден в своей правоте, что собирается отдать под суд своего отца, чьи действия привели к смерти человека.
Сократ. Что же мы скажем, Евтифрон, о благочестивом? Любят ли его все боги, как ты утверждал?
Евтифрон. Да.
Сократ. Но потому ли они его любят, что оно благочестиво, или за что-то другое?
Евтифрон. Нет, именно за это.
Сократ. Значит, его любят потому, что оно благочестиво, а не потому оно благочестиво, что его любят?
Евтифрон. Очевидно.
Сократ. Ну а богоугодное ведь является таковым потому, что оно угодно богам?
Евтифрон. Как же иначе?
Сократ. Значит, богоугодное, Евтифрон, – это не благочестивое и благочестивое – это не богоугодное, как ты утверждаешь, но это две различные вещи.
Евтифрон. Как же так, Сократ?
Сократ. Ведь мы признали, что благочестивое любимо потому, что оно благочестиво, а не благочестиво потому, что оно любимо. Не правда ли?
Евтифрон. Так[85].
Таким образом, Сократ показывает Евтифрону, что совершаемый поступок нравственен не потому, что боги его воспримут благосклонно, на самом деле как раз наоборот: боги отнесутся к этому поступку благосклонно потому, что он нравственен. Отсюда следует, что определение нравственности не зависит от богов.
Британский философ Саймон Блэкберн (р. в 1944) в своей книге “Этика. Краткое введение” написал о диалоге “Евтифрон” следующее:
Дело в том, что нельзя считать, что бога или богов наделяют произвольно выбранными характерами. Они должны разрешать и запрещать правильные вещи. Они должны иметь точно такие же, как и мы, представления о нравственности или справедливости. Не факт, что они делают это просто потому, что они всемогущи или являются творцами всего или что обладают даром карать или осыпать восхитительными подарками за те или иные поступки. Это не делает их добрыми. Более того, подчинение заповедям богов только потому, что они могущественны, сделало бы нас их рабами и корыстолюбцами. Предположим, что я собираюсь сделать что-то неподобающее, например обмануть чье-то доверие. С моей стороны будет не очень красиво взвешивать плюсы и минусы так: “Давай-ка прикинем. Если я поступлю так, я приобрету то-то и то-то. Но я должен учесть и вероятность того, что если я это сделаю, то бог сильно накажет меня. С другой стороны, бог милостив, и есть большая вероятность, что я смогу надуть его на исповеди или при покаянии на смертном одре…” Это не очень благочестивые мысли. Добродетельный человек должен думать иначе: “Я не буду этого делать потому, что это было бы предательством”. Вот и вся история. Заниматься анализом потерь и приобретений с религиозной точки зрения – это уже, по выражению известного современного морального философа Бернарда Уильямса, “перебор”.
Таким образом, ссылка на внешних богов при выборе способа поведения кажется более чем неуместной и, по-видимому, искажает само понятие стандарта поведения[86].
Если поступок признается правильным только потому, что его так оценил бог, это будет означать, что действие было совершено не по причине его внутренней моральной ценности. А следовательно, бог может придумать вообще любые случайные моральные принципы, и с этого момента и навсегда эти принципы будут определять, какие поступки будут называться добродетельными просто потому, что бог их так назвал и продиктовал эти правила человечеству. Ну а если бы бог был злым, разве он не мог бы изобрести набор моральных норм, поощряющих злые поступки? Сценарий, в котором хорошее или нравственное определяется лишь только прихотями бога, абсолютно противоречит нашей врожденной интуиции. Разве мы все не согласимся с тем, что пытки невинных людей должны всегда считаться аморальными и бесчеловечными, даже если некий бог наверху повелел бы нам их совершать?
Религиозные люди наверняка возразят, что бог никогда не прикажет людям совершать жестокие поступки. Они скажут, что бог считает пытки неправедными поступками и поэтому учит нас не пытать других. Они также скажут, что бог считает счастье благом и поэтому призывает нас постараться сделать других счастливыми.