Эпилог
Спустилась роскошная июльская ночь, теплая и благоуханная. На темной лазури неба мерцали лучистые звезды, и луна заливала землю своим мягким, дремотным светом.
Широкой лентой, вся усыпанная серебристыми блестками змеилась река, а по обоим ее берегам раскинулся большой город, со стройными громадами церквей, колоколен и башен, поражающий причудливостью своей архитектуры. Среди красивых современных зданий выглядывают древние сооружение с почерневшими от времени стенами, – величавые, облеченные тайной и преданиями свидетели былого, памятники славного или кровавого прошлого, исполненные, словом, того мистического очарования, которое только протекшие века способны налагать на хрупкие творения людские.
Город этот – чешская Прага, красавица, Золотая-Прага. Она выросла и развилась за столетие, минувшие с тех пор, как в ней жили и боролись за родину и веру Гус и Иероним; но душа ее не изменилась. Как и в дни былые, здесь бьется сердце, здесь работает мозг, здесь кипит гений старой чешской земли. Но в эту дивную, летнюю ночь в ней творится нечто необычайное.
На окружающих высотах горят огни; несмотря на поздний час, в городе гудит жизнь и даже в воздухе, чистом и прозрачном, невидимо для человеческого глаза, происходит что-то таинственное.
Над землей плавно летит странное существо с неясными, туманными очертаниями. Живой представляется одна голова с большими, строгими, глубокими и бесстрастными глазами; голова старца – по морщинам и горькому разочарованию, которое выражает рот, с тонкими, плотно сжатыми губами; голова молодого человека – по веющей от нее энергии, могучей жизненности и сознанию своей мощи. Серебристые, белые волосы на голове и бороде теряются в складках одеяние, которое, как дымка, окутывает его, тянется далеко позади громадной пеленой, опоясывает горизонт и уходит в бесконечность.
Медленно плывя по воздуху, видение достигло берега реки и остановилось. Перед ним была часть полуобвалившейся стены, – едва заметный остаток некогда высившегося здесь сооружения.
На развалинах сидела прекрасная и величественная женщина, с темными волосами и большими глазами, сиявшими умом и могучей волей.
На ней была белоснежная одежда; золотой обруч придерживал на голове прозрачное, обволакивавшее ее покрывало.
– Привет тебе, о Время! – сказала она, поднимая глаза на старца, – Давно уж я не видела твоего лица, а чувствовала только, как ты проносишься мимо.
– Я снова нахожу тебя на твоем посту, бедная Любуша! – ответил тот. – Когда ж, наконец, уйдешь ты на покой?
– Как уйти на покой, когда мой дорогой народ еще страдает и борется, а лютый, исконный враг, более дерзкий и жадный, чем когда-либо, замышляет его уничтожить и раздирает его тело своими когтями.
– А ты все плачешь и отчаиваешься?
Голова Любуши горделиво выпрямилась.
– О нет, напротив! Я молюсь и надеюсь, потому что народ мой мудр и силен, терпелив и настойчив и не забывает своей былой славы.
Она подняла свою прозрачную руку и указала на огни, пылавшие на холмах.
– Видишь эти костры? Их зажгли чехи, верные памяти Яна Гуса и Иеронима, в честь их ужасной смерти. Сегодня, 6 июля, годовщина постыдного приговора над великим констанцским мучеником; любовь и почитание миллионов сердец влекут сюда доблестные души Гуса и его друга. Смотри! Видишь эти снопы вылетающих из костров искр, которые ветер разносит во все стороны. Это – оживший пепел обоих бойцов-героев! Пропитанные их мыслью, искры летят и падают живой росой на сердца народа и зажигают в нем неугасимую любовь к родине и мужество, делающее его непобедимым.
Издали донесся глухой шум, который все рос и превращался в смутный гул идущей толпы; затем замелькали торопливые, бесчисленные тени.
Приближалось несомненно войско. Тяжелым, мерным шагом подходило оно все ближе и ближе, и теперь ясно слышалось бряцание оружие, лязг цепей, скрип колес и лошадиное ржание. Во главе был старик высокого роста со знаменем, на котором лучезарно сияла золотая чаша.
За ним шли воины, вооруженные копьями и рогатинами, цепами и палицами, топорами, мечами и самострелами; большинство было в крестьянской сермяге, но суровые лица дышали такой уверенностью в могуществе своей несокрушимой силы, таким презрением к смерти и горячей верой в свое святое дело, что всякое препятствие должно было пасть перед ними.
Как стихийная сила, которой уж ничто не остановит, медленно, но неудержимо стремилась людская лавина, а следом за ней громыхали тяжелые, окованные железом и снабженные цепями повозки, – грозные, подвижные укрепления гуситских полчищ.
– Что ж эти воины, что выходят из складок моей мантии, где покоится прошлое всех народов, – спросило Время.
– Неустрашимые бойцы Жижки, которых он вел от победы к победе и которые заставляли дрожать заклятых врагов своих, – с гордостью ответила Любуша. – В эту священную ночь оживает старая чешская земля, пропитанная кровью и усеянная костями этих богатырей, павших за отчизну и чашу. Слышишь? Они поют свою боевую песнь.
Завет не забывайте:
Вождям своим внимайте,
Друг друга выручайте,
Своих дружин держись!
– Куда ж они идут?
– На гору Бланик, около Табора. Там спит Жижка со своими военачальниками, ожидая, пока глас народа не позовет его на решительный бой за судьбы его родины. Они идут будить его: „Пришла пора! Вставай, Жижка! Гуситство не сказало еще своего последнего слова!”…
Любуша умолкла, провожая глазами уходившие воинственные тени и вслушиваясь.
Издали доносились слова:
Оружье в руки берите,
«Бог нам владыка!» – кричите.
Бейте врага, не щадите,
Уничтожайте все! [77]
Затем образ ее стал бледнеть и, наконец, растаял в воздухе, как легкий туман, развеянный ветром…
Примечания
1
Магистр.
2
Tomek. Dejepis mesta Prahy, Ш, стр. 140–145.
3
Tomek. Dejepis mesta Prahy, стр. 175.
4
Ernest Denis. Huss et la guerre des hussites, стр. 13.
5
Tomek. Dejepis mesta Prahy.
6
Известный чешский патриот времен короля Яна Люксембургского (XIV в.), написавший историю Чехии рифмованными стихами.
7
Надлер. Причины и первые проявления оппозиции католицизму в Чехии и Западной Европе, 123.
8
Там же, стр. 120.
9
Случай в Бреславле в 1381 г. – Grunhagen. «Konig Wenzel und der Pfaffenkrieg in Breslau».
10
Sebrane spisy.II, 305, III, 147.
11
Там же.
12
Stransky. «Respublica Bojema», сар. VI, 6.
13
Pelzel. Urkundenbuch zum erstentheile „Leben Kaisers Karl IV, Письмо Карла IV, удостоверяющее, что в стране много еретиков, не желающих слушать писание на латинском языке.
14
Pelzel. „Leben Kaisers Karl IV, часть 1, стр. 180.
15
Пальмов, «Вопрос о чаше гуситском движении».
16
Ernest Denis, стр. 60.
17
Palacky. «Geschichte von Bohmen». т. III, стр. 144.
18
Palacky. «G. v. B.», стр. 149.
19
Томек. «Ян Жижка».
20
Palacky. «G. V. В.» ч. III, стр. 153.
21
Надлер, стр. 249.
22
Томек. «Ян Жижка».
23
Palacky. «G. v. B.», III, стр. 111.
24
Palacky. «G. v. B.», III, стр. 230.
25
Heifert. «Hus und Hieronimus», 103.
26
Monument. Univers. Prag.
27
Ernest Denis, стр. 62.
28
Ernest Denis, стр. 64.
29
Гл. IV. Ст. 1 и 2.
30
Palacky. «G. v. B.», III, стр. 237.
31
Ernest Denis, стр. 67, прим. 1.
32
Надлер, стр. 252.
33
Ernest Denis, стр. 54.
34
Palacky. G. v. В., стр. 121 и 125.
35
Новиков. Гус и Лютер, стр. 39.
36
Helfert, стр. 33.
37
Palacky. G. v. В., стр. 287.
38
Томек, «История пражского университета», т. I, стр. 149.
39
Helfert, стр. 33.
40
Held, «Tent. histor.», стр. 26 и сл.
41
E. de Bonnechose, „Johann Huss und das Concil zu Costnitz", стр. 145.
42
„Für viele der Herrn und Leuten des Hofes war der ganze Streit nichts als ein köstlicher Spass, eine ergötliche Hetze, und vor allem erschien Herr Wok von Waldstein munter und voll launiger Einfälle, wenn es der Geistlichkeit etwas anzuhängen gab. Wo Pfarrherren zu verdrän gen, Pfarrhöfe zu stürmen waren, wenn der Konig dazu in seiner Aufwaljung Erlaubnis gegeben oder es doch ungehindert geschehen liesz, da that es Herrn Wok kein anderer gleich». (Helfert, стр. 136).
43
Pelzel. „Lebensgeschiehte des römischen und böhmischen Königs Wenceslaus".
44
Berger. „Huss und König Sigismund\'\', стр. 63.
45
Рalacky. „G. v. В.", III, стр. 235, прим. 310.
46
Palacky. „G. v. В." и Berger, стр. 61, прим. I.
47
Palacky, „G. v. В.". стр. 253.
48
Pelzel, стр. 570.
49
Pelzel, стр. 571.
50
Bonnechose, стр. 52.
51
Bonnechorse, стр. 52.
52
Не прелаты, а пилаты.
53
Einer der königlichen Günstlinge, Herr Woksa von Waldstein, veranstaltete im Einverständnisz mit M. Hieronymus von Prag und anderen gleichgesinnten Magistern, einen satyrischen Aufzug, als Parodie der vor zwei Jahren geschehenen Bücherverbrennung u. s. w. (Palazky, „G. v. B". III, 277, 278).
54
Pelzel, 622.
55
Palacky, III, 279.
56
KohJer, «Johannes Hus der Reformator des XV Jahrhunderts»
57
Самый ревностный гонитель Гуса, бывший священник пражской церкви св. Адальберта, Михаил из Немецкого брода, назначенный папой в прокураторы веры (procurator de causis iidei), отчего и известен под более употребительным, сокращенным названием – Михаила de Causis\'a. (Бильбасов, «Чех Ян Гус из Гусинца»)
58
Рассказ Петра Младеновича. Palacky, Docum. 246.
59
Раlacky, “G. v. В.”, III, стр. 287, прим. 387.