В нем есть медицинская сестра мама Наташа, которая дает освобождение от уроков, когда уже есть температура, и ко мне она очень хорошо относится. Дает из банки с ватой в шкафу желтые витамины «Ревит», снаружи они очень сладкие, как конфеты. Но внутри они очень кислые. Кислятину я выплевываю, а вкусное ем.
И деревянную палочку, когда Наташа смотрит горло.
Я пришел со своим другом к ней, я думал, что Кошку можно вылечить. Я думал, может, мама Наташа ей сделает укол и у Кошки все пройдет уже через неделю.
Но мама Наташа сказала, что ты забрал Кошку к себе, чтобы поить ее молоком из блюдечка и вареной курицей.
Дорогой дедушка!
Дорогой дедушка Мороз!
Если даже ты не можешь забрать вместе с Кошкой меня, то корми мою Кошку хорошо, как следует. Она любит черный хлеб в молоке. И ест крыс.
Если у тебя нет крыс, то забери их из нашей морозильной комнаты, а то они съедят девочку за то, что она родила выкидыш.
На уроке природоведения нам вчера показали скелет. Скелет – это то, что сидит у нас внутри. И у меня тоже. Вот что от нее останется, если ее съедят крысы.
И от каждого из нас, если мы будем плохо себя вести.
Вести себя. И курить.
Но я не буду вести себя плохо. Я не курю. Я буду стараться писать красиво и разборчиво. Как в прописях.
Так что забери этих крыс, и пусть их всех съест мой друг Кошка.
Мне ее очень жалко, особенно когда мама Наташа положила ее в черный мешок для мусора, и мы пошли хоронить Кошку, сзади Дома детства. Где столовая. Там у нас стоят зеленые ящики для помойки. И приезжают грузовики с продуктами.
Мама Наташа бросила Кошку в мешке туда.
И потом сказала, что ты ее заберешь к себе, она тебе скажет.
Я попросил ее, чтобы она не забыла, и она пообещала, что обязательно не забудет.
Так что мой друг Кошка, уже, наверное, у тебя.
Я видел из класса, как за ней приехала длинная оранжевая машина.
Дедушка Мороз!
Когда я был маленький, я думал, что самое главное в жизни – чтобы меня пустили тоже поиграть в конструктор «Лего».
Я думал собрать из конструктора Трансформера, который будет ходить по ковру в игральной комнате и бить по голове всех плохих людей на свете.
Но больше я не хочу собирать такого Трансформера.
Я не хочу, чтобы кто-то кого-то бил по голове, это очень больно.
И даже если бы старшие мальчики знали, как больно и страшно моему другу Кошке, они бы не стали вешать ее на вешалку. И поджигать ее зажигалкой.
Они не стали бы тогда курить. И пить пиво.
Они бы тоже заревели от страха.
Очень прошу тебя, дедушка! Корми мою Кошку хорошо.
Пусть, когда ты заберешь меня отсюда, когда сможешь и у тебя будет время и лишняя постель, Кошка будет толстая и сытая, как мама Наташа.
Мне кажется, она воровала еду, потому что всегда была очень голодная.
Передай Кошке привет.
Привет тебе, мой любимый друг Кошка!
Вот тебе твой портрет, когда ты еще была тут.
Я очень по тебе скучаю. И очень тебя люблю.
Кошечка моя!
Забери, забери меня отсюда, Кошечка моя, хоть крысой, хоть чем хочешь, хоть чем-нибудь!
Скажи, пожалуйста, дедушке Морозу, я не помешаю, я буду учиться еще лучше, чем сейчас учусь. И исправлю «четыре» за отрывок из стихотворения Некрасова «Русские женщины» на «пять».
Вчера нам давали на ужин «Гуманитарную новогоднюю помощь».
Мне достался за стихотворение Лермонтова «Ночевала тучка золотая» плюшевый медведь. Он немножко похож на тебя, Кошка. Только он не урчит, если его почесать под мордочкой, как ты.
Я назвал его Кошка.
И пластмассовый Московский Кремль с ключом и серебряным замочком.
Там были конфеты.
Три «Ласточки» и три «Мишки на севере».
И «Баунти». И еще много всего. Но больше ничего не было.
Кремль – вот он, на тумбочке.
Здоровско. Красивый Кремль!
Спасибо!
Но я тут больше не могу.
Забери меня, пожалуйста!
Отсюда.
Заберите меня хоть кто-нибудь.
Кто-нибудь!
Моя милая Кошечка.
Дедушка Мороз.
Или еще кто-нибудь.
От кого: Сергей Александрович Дедушкин. Детский дом № 54.
3 класс А
Почтовый ящик 22.
Индекс предприятия связи 123 423.
Москва.
Улица Саляма Адиля. Дом детства № 56.
Кому: Дедушке Морозу
Куда: На небо
Сережа сложил письмо.
Подписал адрес. Надел курточку и вышел во двор.
Шел теплый тяжелый снег. Скрипели калоши.
Он прошел вдоль забора, мимо футбольной площадки, и свернул на задний двор, где столовая. Откуда, как сказала мама Наташа, дед Мороз забрал его друга Кошку к себе.
Поднялся у контейнера на цыпочки.
И опустил свое письмо в мусорный ящик.
От земли до неба
У одной женщины умерла только что девочка. Девочка умерла, и вот эта женщина возвращалась из больницы с пакетом.
В пакете были девочкины учебники, тетрадки и тапочки. Халат. Зубная щетка. Зубная паста. Йогурт. Расческа. Фломастеры. Альбом для рисования. Красный пластмассовый Кремль и плюшевый желтый заяц.
И это было все, что у этой женщины теперь осталось от ее девочки. И еще кое-что из белья.
И ничего от жизни.
Женщина зашла в магазин на углу, за кошачьим кормом. И корм положила к вещам своей девочки. Девочка просила как следует кормить ее кошку. Кошка была подъездная. Взять ее в дом было невозможно, ведь девочка болела.
И вот женщина зашла, как обещала, и купила корм.
На улице Саляма Адиля 33, через дорогу от 56-го детского дома, грузили мусорные контейнеры.
Молодой человек в красном пуховом дутике, таком старом, что из него кое-где торчали перья, сидел за рулем.
Оранжевая машина натужно урчала, выплевывая бензиновый дым в желтый от света воздух. Падал теплый снег. Из сугробов, за контейнерами, торчал скелет елки.
Ветер волочил по земле мишуру. Болтался, зацепившись за ветку, новогодний дождик.
Жить было незачем.
Под сапогом женщины с пакетом жалобно хрустнул елочный шарик. Она посмотрела вниз.
Напарник молодого человека выплюнул окурок в снег. И полез в кабину. Грузовик чихнул и тронулся.
Под ногами женщины, там, где хрустнул новогодний шарик, лежало письмо.
Она наклонилась. Подняла конверт за край. Письмо было мокрым от снега. Чернила почти расплылись.
В глазах у женщины было серо от снега.
Но буквы были выведены очень старательным, разборчивым детским подчерком.
Так что эта женщина сумела их разобрать.
Там было написанно:
От кого: Сергей Александрович Дедушкин.
Детский дом № 54.
3 класс А
Почтовый ящик 22.
Индекс предприятия связи 123 423.
Москва.
Улица Саляма Адиля. Дом детства № 56.
Кому: Дедушке Морозу
Куда: На небо
Женщина спрятала письмо в карман и пошла к детскому дому.
Трудно быть Богом
Вечер был холодный и синий. Под ногами прохожих хлюпала январская жижа. Из рваного неба сыпалась на черные тротуары снежная соль. Гудели машины.
У стеклянной витрины «М-видео» стоял старик в черном дерматиновом пальто. В ногах его лежала кроличья шапка, изъеденная молью.
В шапку падал снег.
Старик был глух и слеп.
Ему не подавали.
Под Новый год стеклянные двери красного магазина были широко распахнуты. Мимо старика, в магазин и обратно по скользкой лестнице, с огромными коробками спешили покупатели.
Оставляя за спинами при входе свои черные приземистые иномарки. Оставляя на выходе у касс свои деньги.
Ни у кого из них не находилось ни времени, ни мелочи на этого старика.
Мысли их (хотя старик в самом деле был слеп и глух) были ему отчетливо слышны, смешанные, как грязь под ногами, с рождественской мелодией «Джингл белс».
Это были мысли клерков, менеджеров, бухгалтеров, директоров, рекламных агентов, мерчендайзеров, длинноногих богинь, неповоротливых мамаш и их коротконогих капризных отпрысков. Женщин и мужчин. Старых и молодых…
Самые обыкновенные человечьи мысли.
Мысли о любовницах и любовниках. О сейфовых ячейках. О детях. О туроператорах и путевках, об авансах, сберегательных книжках… Айфонах и айподах, новой сантехнике и оттенках керамической плитки для отделки клозетов…
О слабительных средствах, прокладках, диагоналях плазменных экранов, диарее и оливье.
Старику в кроличьей шапке не подавали.
В шапку падал только снег.
Шапка была полна снега. И снег не таял.
Но время от времени старик протягивал к людям обмотанную тряпками культю и этой культей крестил им спины.
Иуда
Приполз как-то раз темным осенним вечером под храмовые врата куркуль. Свернулся под ступенями калачом. И лежит.
Прихожане его обходят. А кто не заметит, тот об куркуля споткнется да и помянет под колоколами нечистого.
Лежал куркуль, лежал, а батюшка у нас в Храме был добрый, отец Николай. Отслужил он вечерню, вышел (он всегда выходил после службы, потому что, может, кто на лавочке ждет поговорить или посоветоваться) и видит, лежит этот куркуль.
Опустился отец Николай перед куркулем на колени. А куркуль этот был даже не куркуль, а, прости Господи, навозная куча. От лица синяк. От зубов дырка. Даже глаз не видно. Совсем истлел в куркуле человек.
Но отец Николай думал, что так не бывает. Чтобы совсем человек истлел. Говорил: «Пока жив – живи, всегда, мол, есть надежда».
Поднял он куркуля со ступеней, повел в Храм. Усадил на лавочку, принес миску каши, горбушку и стакан воды.
Закопошился куркуль, заворчал, зачавкал. Накрошил. Съел что дали. И уснул. А на улице холодно. Добрый человек собаку из дому не выгонит. А не то что человек человека из Божьего храма.
Потому что человек, он какой ни есть, а все-таки человек. Божье творение. Тут вот такое творение – куркуль. Но не гнать же его?