— Мой отец был помещиком в Ярославской губернии, мы жили в небольшой деревеньке. Тихо и плавно текла моя жизнь, я был примерным ребенком. Но когда мне исполнилось десять лет, я поступил в городскую гимназию. Тяжело мне было привыкать к новой жизни. Я больше не слышал теплых слов молитвы и духовных наставлений, которые мне давали дома. Сначала я часто, подолгу молился, но язвительные насмешки товарищей, их издевательства постепенно охладили мою веру. Гимназисты были распущены, дерзили старшим, многие курили.
Я незаметно стал во всем подражать им. Часто мы смеялись над Священным Писанием, богослужением, над священниками. И все же совесть не совсем умерла в моей душе, я еще сознавал, что грешу перед Богом.
Когда я перешел в последний класс, то стал полным безбожником. Разговоры о бессмертии души, будущей загробной жизни выводили меня из себя, я злобно высмеивал тех, кто верил в Бога. Крест, орудие нашего спасения, я с ненавистью сорвал с себя и с презрением выбросил… Когда нас водили в храм, я смеялся над Божественной службой, когда наступал пост, я специально ел скоромное, чтобы показать свое презрение к уставам Церкви. Перед причащением я специально старался хоть что-нибудь съесть. Одним словом, тогда я был каким-то извергом, а не человекам.
Но вот моя учеба подошла к концу, и я окончательно окунулся в пучину погибели. Многих я совратил с истинного пути и увлек за собой…
Скоро от холеры умерли мои добрые родители, и их теплая молитва перед Престолом Всевышнего, должно быть, привела к исправлению их заблудшего сына. После получения известия об их смерти я отправился в село на их могилу. Странно: несмотря на мое безбожие и цинизм, привязанность к родителям все же у меня осталась, и холодный, развратный ум уступил голосу сердца — желанию побывать на их могиле. Это я приписываю особенному действию Промысла Божия, потому что эта поездка на родину была началом моего исправления. Приехав в родное село, я спросил церковного сторожа, где они похоронены, и отправился туда…
Когда я подошел к их могиле, мне неожиданно стало плохо, голова закружилась, и я упал без памяти на землю. Не знаю, что со мной было потом, только я очнулся уже в своем доме. Слуги были уверены, что у меня был апоплексический удар. Однако на следующий день я встал совершенно здоровый и, сколько ни думал о вчерашнем случае, не мог найти ему объяснения. Потом я опять отправился на могилу родителей. Но каково же было мое удивление, когда и в этот раз со мной случилось то же самое! Думая, что меня постигла падучая болезнь, повторяющаяся в определенные часы дня, я на третий день остался дома, и припадка не было. Но когда я пошел на кладбище опять и стал приближаться к могиле, припадок снова повторился.
Я заметил, что слуга стал смотреть на меня с опаской. Он решил, что я, наверное, очень грешен, если Господь не допускает меня к могиле родителей. Я же тогда ничего не понял, потому что не хотел признавать в этом перста Божия. Впрочем, меня удивили эти странные припадки, и я послал за доктором, он обещал приехать на следующий день.
Утром, проснувшись, я не мог пошевелиться, язык меня не слушался, тело горело как в огне, губы пересохли, я окончательно упал духом. Доктор, осмотрев меня, прописал много лекарств, но они мне не помогли. Через два месяца безуспешного лечения он мне сказал, что не знает, чем мне помочь.
Как же я испугался, когда понял, что меня оставили один на один с моим недугом! Мне не приходило в голову, что надо искать помощи у Бога, Которого я столько лет отвергал! А болезнь моя с каждым днем усиливалась и осложнялась: на теле появились гнойные раны, я очень страдал, не спал ночами.
И вот однажды вечером, когда я стал засыпать, вдруг почувствовал чье-то прикосновение, кто-то коснулся моей руки. Я вздрогнул, открыл глаза и… увидел мою мать! «Да ведь она умерла!» — подумал я.
Мама была в белых одеждах, только в одном месте чернело пятно. Ее лицо было строгим, она стояла в каком-то полумраке. «Послушай меня! — сказала она. — Твои беззакония и распутная жизнь, полная неверия и безбожия, дошли до Господа, и Он хотел истребить тебя, стереть с лица земли. Ты не только погубил себя, но запятнал и нас, и это черное пятно на моей душе — твои тяжкие грехи. Господь хотел поразить тебя, но мы с отцом молились перед Престолом Всевышнего о тебе. Он захотел обратить тебя к Себе не милостью, потому что ты этого не смог бы понять, а строгостью. Он знал, что только наша могила дорога тебе здесь, поэтому не допустил тебя к ней, поразив сверхъестественной болезнью, чтобы ты признал над собой высшую силу, тобой отвергнутую, но ты не обратился. Потом Господь послал меня к тебе. Ты не признавал Бога, будущей жизни, бессмертия души! Вот же тебе доказательство загробной жизни: я умерла, но явилась и говорю с тобой! Уверуй же в отрицаемого гобой Бога, вспомни твою мать, которая, не жалея жизни, старалась сделать из тебя истинного христианина!»
В этот момент ее лицо стало еще более грустным, она разрыдалась. Это потрясло меня, перевернуло всю душу… «Еще раз заклинаю тебя, — продолжала мать, — обратись к Богу. Ты не веришь и, может быть, думаешь объяснить мое явление расстройством твоего воображения, но знай, что твои объяснения ложны, и я своим духовным существом сейчас предстою пред тобой! А в доказательство этого возьми крест, который ты сорвал с себя, прими его, иначе погибнешь! Покайся, и твоя болезнь пройдет. Тебя ждет погибель и вечный ад, если ты не послушаешь меня!» Так сказала моя мать и исчезла. Когда я опомнился, то увидел в своей руке маленький крестик.
Все это до глубины потрясло мою душу, совесть проснулась во мне, и я переродился в одно мгновение! У меня появилось чувство легкости и освобождения. В эту минуту вошел мой слуга, держа в руках икону с изображением Животворящего Креста. Не моту без волнения вспоминать эту минуту! Я тут же почувствовал, что исцелился, встал и упал на колени перед образом, который принес слуга. После этого я пошел в церковь и благодарил Бога за все. А затем я отправился на дорогую могилу. Я целовал ее и плакал, и эти горячие слезы омывали мою прежнюю жизнь и были раскаянием блудного сына.
Дочь помещика
Рассказ деда Онуфрия
Я встретился с дедом Онуфрием в городе, когда он пришел ко мне за лекарством для его жены. Он рассказал мне удивительный случай, произошедший в его селе год назад:
— Наши помещики были очень богаты, и деток им Бог послал, только они у них все умирали в младенчестве, — начал свой рассказ Онуфрий. — Бывало, родится здоровый ребенок, а когда ему исполнится пять лет, вдруг скоропостижно умирает… Так умерло у них восемь детей, и все в пятилетием возрасте. Сколько бедная барыня плакала, сколько раздавала денег нищим, на церкви, ничто не помогало!
После смерти ее последнего ребенка прошло несколько лет. Однажды к ним в усадьбу зашел странник. Барыня вышла к нему, подала серебряную монету и попросила его:
— Молись, дедушка, чтобы Господь нас помиловал!
Он ей ответил:
— Помилует вас Господь, только вы покайтесь, не обижайте народ, будьте к нему милостивы. Вам надо поехать в Почаевскую лавру, исповедайтесь и причаститесь там. Пусть монахи отслужат заказную обедню с акафистом Богородице, а вы всю службу должны стоять на коленях, а когда будут читать Евангелие, можете с колен подняться.
Барыня послушалась странника, и на следующий день они с мужем уехали в Почаев. После этого случилось чудо — снова послал им Господь дочку, Анечку. Она росла тихим, послушным ребенком. Наконец ей исполнилось пять лет. Родители не знали покоя ни днем, ни ночью, очень боялись за нее. И они решили отвезти ее в Почаев, к тому старенькому монаху, который предсказал им Божию милость. Иноки читали над девочкой молитвы, ее причастили, отвезли на святой источник…
Господь точно их помиловал: Анечке пошел шестой годок, а она растет себе, красуется на радость родителям, как маков цвет! Но еще прекрасней была ее душа. Она старалась ходить на все службы в храм, горячо, с умилением молилась, раздавала много милостыни. У нас все про нее говорили, как про земного ангела.
Когда ей исполнилось восемнадцать лет, к ней стали свататься многие женихи, но никто не пришелся ей по сердцу. Она предпочитала читать духовные книги, много молилась и творила дела милосердия.
В Великую Пятницу, когда мы собрались в храме, прошел слух, что барышня Анна разболелась. На следующий день много докторов приехало в усадьбу, но они не смогли помочь девице. Народ плакал о ней, и не было человека, который бы горячо о ней не молился. А ее болезнь, действительно, была особенной. С утра Анна со всеми говорила, не жаловалась на боль, только стала бледной и слабой. И ровно в двенадцать часов дня она закрывала глаза и лежала как мертвая, только много говорила в этот момент.
И так чудно, милый мой, говорила, такие слова, что я сам никогда бы не поверил, если бы своими ушами не слышал. Говорила про то, куда уходят человеческие души после смерти, рассказывала, что она их видит и беседует с ними. Всех, кто к ней приходил, она узнавала и так наставляла, что никто не мог удержаться от слез. Старые господа заболели, с ней находилась только ее верная горничная да другие слуги, а народ шел к ней толпами. А когда приходил человек, тяжко согрешивший перед Богом: например безбожник или матерщинник, то она просила не пускать его к ней, потому что ей становилось плохо.
— И ты тоже был у нее, видел и слышал? — спросил я.
— Да, и я там был. Ведь тогда по всему селу разнеслась молва, что барышня Анна заболела странной болезнью: в сонном видении она говорила удивительные вещи! Я сначала не поверил, потому что знаю, что наш народ часто болтает лишнее, еще всякие небылицы приврать любит. Но потом я все же решил прийти в усадьбу и узнать, правда ли это. По дороге я встретил батюшку Андрея, и он спросил, видел ли я барышню Анну.
— Сейчас иду к ней, — ответил я, — но не пойму, батюшка, почему к ней народ идет?