В какой-то момент она окончательно выдохлась и погрузилась в беспокойное забытье. Утром следующего дня она проснулась рано. Вилли Кей крепко спал в кресле у ее кровати. Волосы его были всклокочены, одежда измята, на щеках и подбородке темнела щетина. Она заволновалась, что он проснется с болью в шее. Сиделка сообщила, что муж просидел возле нее всю ночь, хотел убедиться, что «обе его девочки» живы и здоровы.
Глядя на спящего мужа, Альва осознала, что она вовсе не одинока. У нее есть Вилли Кей и есть дочка. Своя семья. Она не могла бы объяснить, прочему этот очевидный факт раньше не пришел ей в голову, но теперь, когда малышка снова заплакала, Альва не запаниковала. Она знала, что нужно ее ребенку. Сиделка вложила ей в руки новорожденную, и она восприняла это как нечто естественное – как будто так было всегда. Крошечный ротик обнял ее сосок, и Альва почувствовала, как силы возвращаются к ней.
В тот момент она поняла, что отныне всё – абсолютно всё – будет по-другому. Она смотрела на мир с точки зрения материнства и видела его в двойственном свете: один глаз был нацелен на будущее дочери, второй – на ее собственное. Произошел сдвиг приоритетов, изменилась их последовательность. Теперь она считала, что ее стремление получить доступ в высшее общество – цель ничтожная, но дочь ее непременно должна блистать в свете. Альва поклялась сделать все возможное и невозможное для того, чтобы ее девочку принимали в домах самых влиятельных аристократов, оказывали ей радушный прием в самых элитарных кругах. Глядя на малышку, лежавшую у нее на руках, на невинные глазенки, таращившиеся на нее, она дала себе слово, что ее дочь никогда не столкнется с презрением и пренебрежением окружающих, преследовавших ее саму с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать лет.
Она покормила малышку, а вскоре проснулся Вилли.
– Ты опять превратился в павлина. – Она показала на его очаровательный хохолок, стоявший торчком на самой макушке, как это обычно бывало по утрам. Первый раз, увидев его, Альва рассмеялась, сказав мужу, что он похож на павлина.
Вилли Кей улыбнулся ей, ладонью пригладил волосы, осведомился о ее самочувствии и спросил, можно ли ему подержать их маленький сверточек.
– Маленький сверточек, – улыбнулась Альва, передавая мужу дочку. – Мы не можем так ее называть. Как тебе имя Консуэло?
– Ты серьезно? Наша девочка – не кубинка. Я думал, может быть, назвать ее Луизой, в честь моей мамы.
– Но ведь это Консуэло нас познакомила. И мы уже договорились, что она станет крестной нашей малышки.
На том и порешили. Самая маленькая наследница Вандербильтов будет носить необычное имя, а Альва, молодая мать и супруга богача с двухмиллионным состоянием, продолжит свои попытки пробиться в высшее общество, причем еще более энергично и настоятельно. Ибо теперь добиваться этого она будет не только ради себя и клана Вандербильтов, но прежде всего ради собственной дочери.
Некоторое время спустя, умывшись, побрившись и переодевшись, Вилли вернулся в комнату Альвы. Он поцеловал ее в макушку и сообщил, что его вызвали на семейный совет, который состоится в доме его отца.
– Прямо сейчас? Но…
– Прости. Извинись за меня перед сестрами. Не пойти я не могу. Какое-то срочное дело. Там будут все – Корнелиус, Джордж, Фред, мама. Абсолютно все. Вернусь как только смогу.
После ухода мужа Альва села в постели, спиной прислонившись к взбитым подушкам. Малышка спала в своей колыбели, стоявшей в углу комнаты. Альве тоже хотелось поспать, но ее одолевало любопытство. По какому срочному делу собирали семейный совет? Что могло быть важнее знакомства с новым членом клана Вандербильтов?
Она никогда не понимала родню со стороны мужа. Холодные равнодушные люди. Не чета ее сестрам. Те всю ночь тряслись в поезде, чтобы поскорее увидеть племянницу. По приезде они тотчас же сгрудились вокруг маленькой Консуэло, по очереди брали ее на руки, ворковали над ней, восхищаясь крошечными пальчиками на ручках и ножках. По мнению Дженни, девочка была похожа на Вилли. Джулия считала, что малышка вылитая Альва.
Армида – свои темные волосы она подобрала наверх и заколола немного не по центру – выразила несогласие с обеими сестрами.
– Она – копия нашей мамы.
Мама. Они все вздохнули. С гордостью, с тоской. Каждый год в день смерти матери сестры совершали паломничество к ее могиле. Заодно и могилу отца навещали – просто потому, что он был похоронен рядом. Если б он покоился где-то в другом месте, Альва ни за что специально не поехала бы к нему.
– И как только мама управлялась со всеми нами? – произнесла Альва, мечтательно глядя на Консуэло, лежавшую на руках у Дженни. – Четыре дочери.
– У нее были помощники, – ответила Джулия, ставя ногу на подпорку колыбели.
– Ой, Джулия, осторожнее, не дави. – Альва жестом показала на детскую кроватку.
Джулия убрала ногу и вскинула руки, переглянувшись с другими сестрами.
– А стул можно трогать?
– Джулия, прекрати… Извини, но это очень дорогая колыбель. Дерево импортировали из Африки. Очень редкая порода.
– А-а, ну раз очень редкая, – усмехнулась Джулия.
– Больше всех бедокурила ты, – сказала Армида Альве, меняя тему разговора, чтобы восстановить мир.
– Неправда, – попыталась возразить Альва, но доводов в свое оправдание не нашла, и все прыснули со смеху. С малых лет Альва вдолбила себе в голову, что каноны и условности, которым подчиняются все, на нее не распространяются. Она играла по своим правилам и не думала о последствиях.
– Ты вечно всеми манипулировала и всех запугивала, – заявила Дженни.
– Это из-за ее больших пальцев, – сказала Джулия, обращаясь к остальным сестрам, словно Альвы рядом вовсе не было.
– Точно… у нее большие пальцы кривые, – согласилась с ней Армида.
– Ой, да хватит уже, – огрызнулась Альва. – До смерти надоели ваши бабушкины сказки.
– А ты покажи, – потребовала Дженни, поднимая один свой большой палец. Джулия с Армидой последовали ее примеру. У всех троих большие пальцы были идеально прямые. – Альва? – подначила ее Дженни. – Давай… твоя очередь.
Хохоча, Альва оттопырила один большой палец – скрюченный и выгнутый назад.
– Это ничего не доказывает, – фыркнула она, все еще заходясь смехом.
– Помнишь, как ты подшутила на пляже над мисс Нейзи? – спросила Армида.
– Над нашей гувернанткой? – Альва покачала головой, вспоминая тот день, когда мисс Нейзи привела ее на пляж, но в воду заходить запретила. Альва, естественно, и не думала повиноваться. Еще чего! Демонстративно игнорируя ее запрет, она с огромным удовольствием бухнулась в воду и отказывалась выбираться на берег. В конце концов мисс Нейзи была вынуждена прямо в одежде и обуви полезть за ней в море. От мамы Альва потом получила нагоняй, но ни на секунду не пожалела о своей проделке.
– И над своей учительницей по чтению ты, конечно, тоже не издевалась? – усмехнулась Дженни.
– Я над ней не издевалась… Пожалуйста, не делай из меня чудовище. Подумаешь, разок со стула ее спихнула.
– Вот-вот… спихнула прямо на пол.
– Она мне не нравилась, – пожала плечами Альва. – И я не хотела читать ту книгу, что она выбрала. Она сразу уволилась.
– И тебе в очередной раз влетело, – напомнила Джулия.
– Да. Зато ту книжку мне читать не пришлось, – с гордостью ответила Альва. Она с готовностью принимала любое наказание, если ей удавалось поступить по-своему. Но она совершенно не могла и не желала терпеть, чтобы ею управляли другие. Неважно кто. И, поскольку Альва никогда не боялась наказания за свои действия, она смело поступала так, как считала нужным, отклоняясь от принятых установлений и даже нарушая их.
– Мама ни на секунду глаз с тебя не спускала, – сказала Дженни, передавая крошку Консуэло Армиде, сидевшей в кресле-качалке в углу комнаты.
– И Альва все для этого делала, – рассмеялась Джулия, склоняясь над малышкой, которую теперь держала на руках другая ее сестра. – Ты всегда боролась за мамино внимание. Требовала, чтобы она занималась только тобой. Специально ее сердила. Пусть уж лучше она тебя выпорет, лишь бы не игнорировала.
Да, это так. Сестры в шутку объединились против нее, трое против одной, но Альва не возражала. Наоборот, ей это нравилось, их поддразнивания доставляли ей удовольствие, но тут вдруг Консуэло как завопит. С трудом верилось, что такая кроха способна издавать столь зычные пронзительные крики. Все мгновенно переключились на малышку. Сестры еще теснее сгрудились вокруг Консуэло, и Альва осознала, что впервые в жизни она готова к тому, чтобы кто-то ее затмил. Возможно, в ней говорила материнская гордость, но Консуэло – продолжение ее самой. Альва поняла, что отныне до конца своих дней в центре внимания будет не только она сама, но и ее дочь.
По возвращении домой Вилли Кей сразу поднялся к жене и, не говоря ни слова, рухнул в кресло возле ее кровати. Альва видела, что муж изнурен.
– Ну что, срочное семейное дело разрешилось? – спросила она, поправляя на малышке одеяло, подтыкая его край под подбородок дочери.
– Едва ли, – ответил Вилли, потирая лицо. – Дядя Джеремайя оспаривает завещание дедушки.
– Кто ж станет его осуждать? – Молодец, Джеремайя, подумала Альва. Так держать.
– Уперся рогом. Если кто-то когда и сомневался в том, что у него буйное помешательство… – Вилли растерянно покачал головой, – теперь доказательства налицо. Отец предложил ему дополнительно 250 тысяч долларов, а он отказался.
– Ты же понимаешь, что твой отец оскорбил его своим предложением, – сказала Альва, а сама подумала: «С каких это пор 250 тысяч долларов считаются оскорблением?». В голове зазвучали слова Джеремайи: «Не теряй бдительности. Вандербильты залезут тебе под кожу…».
– Дело не в этом. Мой дядя не отвечает за себя. Он всегда был безответственным человеком. Это для его же блага. Я знаю, что ты сильно к нему привязалась, но прошу тебя, Альва, будь добра, перестань с ним общаться.