его Чарли можно все. И она искренне верила, что вправе сама решать свою судьбу. Теперь Каролина, повинуясь материнскому долгу, должна была сбить с нее спесь.
– Это обсуждению не подлежит, юная леди. Тебе двадцать лет. Пора выходить замуж. Хоть ты у нас и красавица, а дольше тянуть непозволительно. – Каролина снова говорила, как ее мать. – Итак?
– Что «итак»? – Шарлотта метнула в нее сердитый взгляд. – Как ты не понимаешь? Я не хочу быть просто чьей-то женой, чьей-то матерью. Хочу чего-то сама добиться в жизни. Что в этом плохого?
– Конечно, дорогая, – отвечала Каролина, подумав немного, – ничего плохого в этом нет. И я тебя хорошо понимаю. Женщине, особенно такой амбициозной, как ты, свойственно желать большего. Именно поэтому так важно светское общество. Тебе следует более активно принимать участие в его жизни. Ты могла бы сделать там много хорошего.
– Светское общество? – рассмеялась Шарлотта. – Разве одного участия в жизни света достаточно?
– Вполне. Твоя бабушка служила обществу, я служу обществу и твои старшие сестры тоже.
– Но светское общество – это иллюзия. Все, на что оно способно, это организовать несколько благотворительных мероприятий. Общество не помогает никому, кто не входит в ваш круг. Прости, мама, но мне этого мало.
– Но это всё, что у нас есть. – У Каролины сдавило грудь. Да, ей понятны были устремления Шарлотты. Сама она тоже когда-то мечтала о большем. Но нужно смотреть в лицо действительности. В глазах Каролины, шествия, в которых участвовала Шарлотта, лекции, что она посещала, тоже были своего рода иллюзией, как и служение Каролины обществу. Они с Шарлоттой – две стороны одной и той же монеты. Две женщины, стремящиеся наполнить смыслом свое существование, даже если этот смысл приходилось изобретать на пустом месте.
– Шарлотта, чем скорее ты примешь обстоятельства такими, какие они есть, и перестанешь бунтовать против всего на свете, тем скорее наладиться твоя жизнь. Это предложение для твоего же блага.
– Ты и вправду так думаешь?
– Я – твоя мать. По-твоему, я не желаю тебе добра? Не хочу, чтобы ты была счастлива?
Шарлотта смотрела на мать, и Каролина видела, что сердце дочери ожесточается. Атмосфера в комнате накалялась, но Шарлотта молчала, и не думая огрызаться, как это было ей свойственно. Каролина пришла в замешательство. Что-то происходило в глубине тех больших голубых глаз, и ее это очень беспокоило.
– Итак? – наконец произнесла Каролина, больше не в силах выносить напряженное молчание. – Ты примешь предложение Колмана? Согласишься выйти за него замуж?
Выражение лица Шарлотты не изменилось.
– А у меня есть выбор?
Через час, проходя мимо комнаты Шарлотты, Каролина услышала, как ее дочь плачется Кэрри.
До прихода гостей на прием по случаю помолвки Хелен и Рузи мать Каролины настояла на том, чтобы они все вместе сфотографировались для семейного портрета. Фотограф – высокий стройный мужчина в облегающем жилете и коричневых твидовых брюках – установил треногу с фотокамерой и принялся рассаживать и расставлять позирующих. Мать Каролины села по центру в первом ряду. Слева от нее – Хелен с Рузи, справа – Каролина с Уильямом. Колмана Драйтона попросил придвинуться ближе в Ван Алену, Ван Алена – ближе к Эмили, державшей на руках малютку Мэри. Кэрри он усадил рядом с ее тетей Августой. Джека поставил в задний ряд вместе с его дядей Джоном и кузеном Уолдорфом.
Фотограф встал перед ними и прищурил один глаз, словно оценивал композицию через объектив.
– Отлично, – произнес он. – Великолепно. Не двигайтесь. – Он бегом вернулся к фотоаппарату и спрятался под черную накидку. – Все готовы? На счет три…
– Так, подождите. – Мать Каролины постучала тростью по полу, призывая всех к вниманию. – Не в моих правилах сеять панику, но кто-нибудь видел Шарлотту?
Съемку на семейный фотопортрет приостановили, и все пошли искать Шарлотту. Колман с присущим ему рвением заглядывал за шторы и под столы, словно его будущая жена была ребенком, играющим с ними в прятки. Каролина с матерью обыскивали первый этаж. Ее мать с неимоверным трудом поднялась с кресла, но не отставала от дочери, переходившей из комнаты в комнату, – демонстрировала энергичность, какой при Каролине давно уже не выказывала.
– Шарлотта? Шарлотта, ты где? – звала Каролина, переходя из музыкального зала и гостиную.
– Она должна быть где-то здесь. Она же была с вами, когда вы приехали, – бормотала мать Каролины. – Как можно потерять взрослого ребенка?
Обернувшись, Каролина увидела Кэрри. Та стояла у выхода, показывая на дверь:
– Она на улице.
Каролина распахнула дверь. Шарлотта стояла перед домом, чего-то ждала. Каролина окликнула ее, но та вдруг сорвалась с места и кинулась бегом по улице. Каролина вышла на крыльцо и увидела, что Шарлотта бежит навстречу какому-то мужчине, который шел по тротуару. И лишь когда тот выступил из-под тени дерева, Каролина узнала его. Это был Дункан Брайер.
Каролина понимала, что происходит, но не могла заставить себя сдвинуться с места. Шарлотта оглянулась на мать, на сестру, на бабушку, но продолжала бежать к Дункану Брайеру.
– Шарлотта? – крикнула мать Каролины. – Шарлотта, куда это ты собралась? Лина, что происходит? Шарлотта! Шарлотта, сейчас же вернись!
И лишь услышав голос матери, сознавая, что та стоит у нее за спиной и наблюдает за происходящим, Каролина встрепенулась. Под давящим взглядом матери сбежала с крыльца. Вот он, момент истины, когда следовало применить дипломатические способности, умение вести переговоры. В голове звучал голос матери: «Прояви твердость, Лина. Поставь ее на место. Это для ее же блага».
– И что же это ты задумала, юная леди?
Шарлотта остановилась в нескольких дюймах от Дункана и посмотрела на мать.
– Прости, мама, но замуж за Колмана я не выйду.
– Ой, прекрати. Довольно глупостей.
Дункан покровительственно приобнял Шарлотту.
– Миссис Астор, если позволите, я хотел бы сказать…
Каролина обратила на него взгляд.
– Нет, не позволю… Вообще-то, мистер Брайер, если вы не против, я хотела бы поговорить с дочерью. Без посторонних.
– Он никуда не уйдет, – заявила Шарлотта, приникая к Дункану. – Все, что ты намерена сказать мне, говори в присутствии Дункана.
– Хорошо, пусть будет по-твоему. – Каролина вздохнула, силясь унять дрожь в голосе. Она услышала громыхание подкатывающих к дому экипажей: уже начали прибывать гости.
– Я надеялась, что ты достаточно взрослая благоразумная девушка, но теперь вижу, что ты не оставляешь мне выбора. Ты говоришь, что не хочешь выходить замуж за мистера Драйтона. Что ж, значит, нам придется распорядиться как-то иначе.
– Что значит «иначе»? – Шарлотта крепче стиснула руку Дункана.
Каролина страшилась произнести то, что была вынуждена сказать, но слова рвались с языка, тем более что за ней наблюдала мать.
– Раз уж ты очень симпатизируешь бедным, возможно, тебе понравится быть одной из них.
Кровь отлила от лица Шарлотты, ее рука сама собой выскользнула из ладони Дункана.
– Отказавшись выйти замуж за Колмана Драйтона, ты будешь предоставлена сама себе. И я говорю это со всей ответственностью, Шарлотта. Ты будешь отлучена от семьи. С этой минуты ты не получишь ни цента, и про наследство тоже забудь. И…
– Мама, как ты…
Каролина вскинула руку. Она еще не все сказала.
– Но если мистер Брайер согласится уехать, покинуть Нью-Йорк, я помогу ему найти хорошее место, устрою на работу в другую семью.
– А если я не хочу уезжать? – спросил он, с безрассудной храбростью.
– В таком случае я позабочусь о том, чтобы ни одна приличная семья не взяла тебя на службу.
– Но я ведь должен как-то зарабатывать, миссис Астор.
– Пожалуйста, зарабатывай. Сгребай навоз за два доллара в день.
– Мама! Дункан не виноват.
– Подозреваю, что в этом ты права, и, тем не менее, Шарлотта, тебе предстоит принять важное решение. Выбирай: либо живи в нищете вместе со своим мистером Дунканом, либо выходи замуж за мистера Драйтона.
– Но, мама… это шантаж.
– Да, пожалуй.
– Как ты так можешь? Теперь я вынуждена выйти замуж за Колмана. Это несправедливо.
Каролина посмотрела в глаза дочери.
– Открою тебе один секрет, Шарлотта. Жизнь вообще несправедлива.
Из светской хроники1880–1884 гг.
Глава 19
То, что принято считать «светской хроникой», мы называем более точным словом – сплетни! А уж к сплетням нам не привыкать. Мы же всегда, всю сознательную жизнь, шептались и болтали, распространяя самые невероятные слухи и о друзьях, и о недругах. Просто теперь репортеры газет и журналов утверждают, будто это понятие придумали они, и, похоже, в нас они видят неисчерпаемый источник вдохновения. Аж захлебываются словами, описывая наши передвижения.
Страницы «светской хроники» пестрят сообщениями о балах и званых ужинах, на которых мы бываем. В мельчайших подробностях описываются блюда, которые мы подаем, цветы, которыми украшаем залы, и, конечно же, наши платья, вплоть до отделки из шелка с парчовой оторочкой. Репортеры подробно изучают нашу жизнь, не гнушаясь черпать информацию у обиженных лакеев или служанок, которые с радостью докладывают им, что супруг такой-то дамы посещает публичный дом в районе Меррей-Хилл, а супруга такого-то господина не прочь выпить бренди еще до полудня. Но, разумеется, самые увлекательные истории распространяет не кто иной, как Уорд Макаллистер; тот просто не способен держать язык за зубами.
Ему нравится делиться впечатлениями с журналистами, причем его отзывы не всегда благосклонны. После одного недавнего пышного приема в доме леди Пэджит он сообщил корреспонденту газеты «Таун топикс»: «Bœuf bourguignon[20]