– Ну и ну, – произнес он, разворачивая перед собой газету. – И это все о ней.
– Здорово, правда? – улыбнулась Альва, зная, что это не случайность. Она немало потрудилась для того, чтобы о ней писали в газетах. Налаживала дружеские связи с журналистами, задаривая бутылками шампанского и коробками сигар тех, на кого могла рассчитывать, что они будут писать о каждом ее шаге.
– Господи помилуй… – изумился Джеремайя. – Есть даже заметка о твоем недавнем визите в «Стюартс». Это что – тоже важное событие?
– Важное, если учесть, сколько денег я там оставила.
– А-а, тогда понятно. – Он положил газету и взял следующую. – Какие вести со стройплощадки?
– Опять задержки, – вздохнула Альва.
– Не может быть.
Альва поставила локти на стол и опустила подбородок в ладони.
– Вчера встречалась с архитектором. По его расчетам, строительство будет завершено года через три. Еще целых три года. Я с ума сойду. Не знаю, как прожить в этом тесном домишке еще три года. Мне здесь воздуха не хватает.
– Я знаю, что тебе нужно. – Джеремайя отшвырнул в сторону газету и сделал вид, будто отряхивает с ладоней пыль. – Пойдем. У меня для тебя сюрприз.
– Я не люблю сюрпризы. – Альва поймала себя на том, что скрипит зубами; обычно такое случалось только по ночам во сне.
– Этот тебя взбодрит. Обещаю.
Она неохотно последовала за ним на улицу. В конце дорожки к воротам был прислонен велосипед с большими колесами.
– Ух ты, а это откуда? – воскликнула Альва, положив руку на огромное колесо.
– Выиграл.
– Выиграл?
Джеремайя пожал плечами.
– Сегодня утром в парке поспорил с одним парнем, что некая юная леди откажется назвать ему свое имя.
– Ты готов спорить на что угодно, да? – рассмеялась Альва, хотя настроение у нее было неважное.
– Поехали, прокатимся, – сказал Джеремайя, берясь за велосипед.
– Ты хоть умеешь им управлять?
– Умею, у меня это в крови. – Он взялся за руль, поставил одну ногу на подножку и толкнул велосипед вперед. Затем занес вторую ногу на педаль и запрыгнул на сиденье.
– Давай, – крикнул он. – Залезай.
Альва смотрела на диковинную конструкцию в полном недоумении.
– Как залезать-то?
– Вот же подножка. Забирайся на нее и держись крепче.
Альва призналась себе, что столь рискованная затея ее заинтриговала. Подобрав юбку, она поставила ногу на подножку и обхватила Джеремайю за плечи. Велосипед вихлял и кренился из стороны в сторону; Альва визжала, изо всех сил цепляясь за Джеремайю, чтобы не упасть. Но вот они нашли равновесие и покатили вперед. Джеремайя выехал на Пятую авеню. В районе Сорок второй улицы с Альвы слетела шляпка. Джеремайя предложил остановиться, но она отказалась.
– Быстрее! Еще быстрее! – кричала Альва. Должно быть, удивительное зрелище они собой являют, подумала она. И ей нравилось, что встречный ветер треплет ее волосы, а на глаза наворачиваются. Прохожие показывали в них пальцами, охали и ахали, словно ни разу не видели женские лодыжки и нижние юбки.
– Посмотрим, что об этом напишут в газетах, – со смехом крикнул ей Джеремайя через плечо.
Несколько месяцев спустя Музыкальная академия объявила о том, что добавляет еще один ярус лож и выставляет их на продажу. Альва опять попыталась купить ложу, но даже за неслыханную сумму в 30 тысяч долларов Совет Академии ей отказал. Альва знала, кто стоит за этим решением: Уорд Макаллистер, Огюст Бельмон и, разумеется, миссис Астор. Правда, в этом Вандербильты были не одиноки: такой сомнительной чести были также удостоены еще двадцать три семейства, в том числе Рокфеллеры, Морганы и Гульды.
Альва не могла уснуть, лежала, стиснув зубы, про себя в который раз переживала отказ. На ее взгляд, ситуация складывалась бессмысленная. Все знали, что Академия отчаянно нуждается в средствах, и у «нуворишей» деньги были – много денег. И если бы миссис Астор и Совет Академии приняли их в качестве партнеров, у Академии было бы достаточно средств, чтобы перестроить весь театр, и еще остались бы деньги на другие цели. Альва постоянно повторяла эту мысль про себя, и вдруг ее осенило. Она резко села в постели. Ну конечно же! Как ей раньше не пришло это в голову?
На другой день Альва навестила свекра. Стены его кабинета украшали чучела антилоп, горных баранов и оленьих голов. А еще ему нравились мраморные статуи – изваяния почти обнаженных мускулистых мужчин, натягивающих луки со стрелами. Билли сидел за большим столом из красного дерева, по бокам стояли на позолоченных подставках два обтянутых кожей глобуса звездного неба. У него за спиной на стене висела карта страны с обозначением всех принадлежавших ему железных дорог.
– У меня возникла идея, которую я хотела бы с вами обсудить. – Билли молчал, не пытался ее остановить, и она продолжала. – Мне кажется, всем, кому Академия отказала в ложе, нужно сложиться и построить наш собственный оперный театр.
Билли подался вперед, сложил перед собой на столе свои большие мясистые ладони.
– Альва, – только и произнес он в ответ, что, очевидно, подразумевало: «Глупая девчонка. Что с тебя взять?».
– Я говорю со всей серьезностью.
– Идея весьма амбициозная, но об этом не может быть и речи. Мы не строим театры – ни драматические, ни оперные.
– А вы подумайте, – не сдавалась Альва. – Это было бы достойное вложение средств для всех нас – для всех вас – поправилась она. – Всем известно, что здание Академии разрушается прямо на глазах у никербокеров. А вы могли бы построить театр, который их посрамит. Причем построить его в гораздо более фешенебельном районе города.
Билли откинулся в кресле, пристально глядя на нее. Он мочал и Альва чувствовала, что свекор немного раздражен. Он не отнимал пальца от той цифры в бухгалтерской книге, на которой остановился, – видимо, ему не терпелось вернуться к работе. От его пронизывающего взгляда Альва занервничала, отвела глаза, рассматривая на карте линии железных дорог – Нью-Йоркской центральной, Берлингтонской и Квинси. Когда она снова взглянула на Билли, тот в задумчивости поглаживал бакенбарды.
– Вообще-то, это очень серьезное начинание.
– Для кого-то – пожалуй, но не для вас. Вы никогда не боялись масштабных проектов. Представьте только, какое значение это будет иметь для города. Вы лично внесете весомый вклад в развитие культурной ткани Нью-Йорка. Многие ли в нашем городе могут этим похвастаться? – Альва заметила искорку в глазах свекра и поняла, что сыграла на его тщеславии.
Он потер лоб.
– Я должен подумать.
«Подумай». Она бросила семя, и теперь оставалось только ждать, когда оно прорастет.
Как оказалось, ждать долго не пришлось.
Неделю спустя, двадцать восьмого апреля, Билли созвал совещание, чтобы обсудить этот вопрос с видными предпринимателями, чьим семьям Академия тоже отказала в приобретении лож. Собрание проходило в отдельном зале ресторана «Дельмоникос». Вилли не хотел, чтобы Альва присутствовала на встрече, но она настояла, поклявшись, что рта не раскроет.
Билли поприветствовал собравшихся и стал излагать положение дел, которое и так всем было известно. Альва, держа руки на коленях, сидела вместе с женами магнатов на противоположном конце стола. Ее свекор описывал сложившуюся ситуацию, и когда произнес: «Все мы знаем, что здание Академии разрушается прямо на глазах у никербокеров», со всех сторон раздались смешки и фырканье. Альве польстило, что свекор воспользовался ее фразой.
– Раз аристократы не принимают нас в свой круг, – продолжал Билли, – значит, пора брать ситуацию в свои руки. Мы должны построить наш собственный оперный театр. А что нам мешает? Деньги у нас есть.
– Это верно, деньги есть, – согласился Корнелиус, беря бокал с бренди.
– Сомневаюсь, что сейчас подходящий момент для строительства нового здания оперы, – заявил Джон Пирпонт Морган. Он был громадный человек, и нос его был ему под стать – большущий, да еще в пятнах и изрытый оспой. Альва от его носа не могла отвести взгляд. – Мы не должны принимать опрометчивых решений.
Остальные магнаты с ним согласились, и тогда Альва, вопреки обещанию, данному Вилли, не смолчала.
– Вы забыли упомянуть еще одно обстоятельство, – обратилась она к Билли со всем очарованием южанки, какое сумела изобразить. – Помните, вы говорили, что Музыкальная Академия стоит прямо рядом с Таммани-холлом? – Билли озадаченно посмотрел на Альву, не припоминая ничего подобного, поскольку на самом деле эту тему они не обсуждали. – Помните? – напирала Альва, подсказывая ему реплики. – Помните, вы говорили, что анархисты и профсоюзные активисты проводят акции протеста прямо перед входом в театр? И дамам там просто страшно ходить. Да и артистам тоже.
Билли кивнул и продолжал:
– Уже из-за одних этих анархистов пора бы построить новый театр в более безопасном и более фешенебельном районе.
– Где же? – поинтересовался Джей Гульд.
– Можно, например, на том свободном пятачке в северной части города, о котором вы мне говорили, – на пересечении Бродвея и Тридцать девятой улицы, – предложила Альва, будто она уже не застолбила этот участок.
К концу встречи никаких конкретных решений так и не было принято, но ее участники договорились снова собраться на следующей неделе. Но втором совещании Альва вновь сидела рядом с Сетти Рокфеллер, Фэнни Морган и другими женами.
– Я тщательно обдумал эту идею, – начал Джей Гульд, потирая пальцами белое пятно в темно-каштановой бороде. – Предложение открыть новый оперный театр на пересечении Бродвея и Тридцать девятой улицы считаю вполне целесообразным.
– И не забывайте, – добавил Отто Кан, – речь идет о защите наших женщин от пикетчиков и прочих глупостей, что творятся у «Таммани-холла»…
Альва молча слушала, как солидные бизнесмены аргументируют теми самыми доводами, которые она выдвинула неделю назад. Они присвоили ее идею, а именно этого она и добивалась, изначально понимая, что предложение, высказанное женщиной, просто не может быть принято, что мужчины должны представить его как результат собственных размышлений, прежде чем одобрить план. По итогам собрания все двадцать два участника договорились вложить в проект по 50 тысяч долл