— О чем же тогда?
— Для начала, как вас называть?
— А как бы тебе хотелось? — И она облизнула губы уже знакомым мне призывным движением языка.
Эта крошка знала толк в своем деле.
— Если вы не против, Олива.
— Олива? Что-то новенькое! Ладно, главное, чтобы это тебя заводило.
Принесли наш заказ. Я не знала, как подступиться к тому, ради чего назначила ей встречу.
— Полагаю, вы профессионалка?
— В чем?
— В своем… ну… занятии?
— Как любая деловая женщина.
Она взяла сигарету, достала из сумочки золотую зажигалку, с каким-то особым шиком щелкнула ею и закурила.
— Можно узнать, откуда вы родом? — продолжала я.
— Слушай, сладкая… — она помедлила, чтобы пустить длинную струю дыма, — я пришла сюда не на допрос. Чё те надо?
— Мне нужна хорошая актриса и настоящий французский акцент.
— Ну, это проще простого, — сказала она с заметным самодовольством. — Я отлично имитирую французский, немецкий и итальянский.
Она произнесла это как «фронч», «чёман» и «ииталиано», в каждом случае с соответствующим акцентом, и это было безупречно.
— Тогда вот что, — решилась я. — Я задумала сыграть шутку с одной из своих подруг и подыскиваю женщину, которая могла бы играть ее роль примерно в течение часа в компании нескольких адвокатов.
— Групповушки не по мне! — отрезала она.
— Это совершенно ни при чем. Секс не потребуется. Все, что вам придется сделать, это под видом моей подруги подписать завещание.
— Чье?
— Ее.
Наши взгляды на миг пересеклись, я поспешно отвела свой и схватилась за стакан, чтобы немного успокоиться.
— Она и есть Олива? — осведомилась моя собеседница.
— Нет. Это я так, в шутку.
— Ты — просто кладезь шуток, сладенькая.
У меня вырвался нервный смешок.
— Одна маленькая деталь: вы не должны подписывать завещание своей рукой.
— Вот как?
— Весь смысл проделки в том, что вам придется разыграть спектакль. Какой? Вы не владеете руками. Подпись за вас поставит адвокат.
Она откинулась на стуле, рассеянно гоняя соломинкой оливку в своем стакане. Ногти у нее были длинные, с алым лаком.
— Один вопрос, — сказала она наконец. — Адвокаты… они в курсе того, что все это просто шутка?
— То есть?
— То есть это здорово отдает криминалом.
— Что за ерунда! Никакого криминала… ну или минимум. Шутки бывают разные, и эта самую малость рискованнее других. Только и всего.
Было совершенно очевидно, что она не верит, и я облегченно вздохнула, когда последовал совсем иной вопрос:
— А какова будет компенсация за риск?
— Я подумываю о сумме где-то в пределах… хм… хм… в пределах пяти тысяч долларов.
— Конфетка, я от таких пределов не в восторге.
— Назовите свои.
Наступило молчание, показавшееся мне невыносимо долгим.
— «В пределах десяти тысяч» больше ласкает слух.
Уж не знаю, как я удержалась от возгласа облегчения.
— Эту сумму я могу себе позволить, так что на этом и сойдемся. Для начала придется как следует все отрепетировать. Учтите, вам придется не просто изображать мою подругу, а быть ею.
— Можешь не волноваться, конфетка. Я только и делаю, что перевоплощаюсь. Это же моя работа.
Она с усмешкой сняла с соломинки оливку.
Хотя мне по-прежнему не хотелось брать в долг у друзей, пришлось обратиться к Бетти, которая все время повторяла, что мне не стоит стесняться. Именно это я и сделала. Бетти даже не спросила, на что мне нужны десять тысяч и когда они будут возвращены. Я по собственной инициативе обещала вернуть долг при первой же возможности, даже с лихвой. На это Бетти заявила, что никогда не рассчитывает получить назад то, что одалживает, так что и говорить не о чем. Это будет наш маленький секрет. Чтобы сумма не фигурировала в банковском балансе, Бетти выдала ее мне наличными.
Где-то через неделю Олива явилась ко мне домой и получила задаток в размере пяти тысяч долларов. Тогда же я впервые показала ей фотографии объекта моей «шутки» в последних номерах газет и журналов. Судя по реакции, она слыхом не слыхивала ни о Монике де Пасси, ни о любом другом лице нашего круга, включая меня. Я нашла это приятным исключением.
Наряды моей Оливы были достаточно презентабельны, но отдавали ширпотребом, поэтому пришлось одеть ее в один из моих костюмов от-кутюр. Пусть даже я сильно сомневалась в способности адвокатов уловить разницу, врожденный педантизм не позволял упускать ни единой детали в одежде, искусстве и, если уж на то пошло, в правонарушении.
Олива безропотно согласилась придать волосам более темный, антрацитовый оттенок и сделать стрижку как у Моники. Она с усердием оттачивала ее акцент и практиковалась в ее излюбленном макияже. Обучение шло быстро. При этом Олива никогда не рассказывала о себе и не интересовалась мной. Вскоре я начала понимать, что связалась с весьма странной личностью.
Некоторое время спустя Олива поставила меня в известность о том, что на пару дней уедет — по делам. Я поверила в это не больше, чем в бескорыстную любовь Моники к Люциусу. Мир вертелся вокруг денег.
— А когда вернешься? — осведомилась я, немного нервно от опасения, что она может навсегда исчезнуть из моей жизни.
В ответ Олива дала мне номер телефона, предупредив, что пользоваться им следует только в случае крайней необходимости, и обещала позвонить сразу, как только вернется.
За свою жизнь я насмотрелась немало детективных фильмов и знала, что первый шаг полиции в случае подозрений насчет конкретной особы — это поиск списка всех звонков, сделанных и принятых по ее телефону примерно за последний год.
— Нет уж, лучше я сама к тебе наведаюсь.
— У меня нет постоянного адреса.
Возможно, это не было ложью. Существует категория людей, живущих как бы на периферии общества, пасущихся вокруг той или иной денежной акулы на манер прилипал, а когда «хозяин» выйдет из игры, переходящих к другому. Мысль о том, что я столкнулась с такой прилипалой, заставила поежиться. И немудрено — среди этой категории немало бездушных психопатов. Олива до дрожи походила на Монику, так что любопытство во мне постоянно боролось со страхом.
Мы договорились о конкретной дате следующей встречи, и я осталась ждать, изнывая от мрачных предчувствий, сожалея о возможной потере денег, страдая от того, что дело застопорилось. Хочешь не хочешь, приходилось верить Олива на слово.
Я решила воспользоваться передышкой и составить завещание.
Глава 29
В магазине подержанных товаров на Третьей авеню я купила пишущую машинку и принялась за дело. Каждый вечер я работала над текстом завещания, оттачивая его, нащупывая правильный тон. Вот когда пришлись кстати сведения, раздобытые в Париже, — все то, о чем здесь, в Америке, знала лишь сама Моника да, возможно, Нейт Натаниель. Памятуя о дактилоскопии, я садилась за машинку только в перчатках.
Окончательный вариант выглядел так:
«Я, Моника де Пасси, в данный момент проживающая в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк, Пятая авеню, 815, настоящим аннулирую все предшествующие завещания и распоряжения и прошу считать данный документ моей последней волей.
Все мое теперешнее состояние нажито путем обмана и мошенничества. Я убедила Люциуса Слейтера оставить большую часть имущества мне, в ущерб законной супруге, под тем предлогом, что беременна, хотя на самом деле не могу иметь детей. Муки совести вынуждают меня исправить нанесенный ущерб.
Все свое состояние я завещаю многострадальной Джозефин Слейтер, в данный момент проживающей в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк, Семьдесят четвертая улица, 212. Дорогая Джо, если завещание будет зачитано в твоем присутствии, знай, что я глубоко раскаиваюсь во всем, что тебе причинила. Ты одна знала истинную Монику де Пасси, которая способна на душевную боль.
Исполнителем моей последней воли я назначаю Натаниеля П. Натаниеля, эсквайра, и хотя сознаю, что он не одобрит того, как я решила распорядиться своим имуществом, неколебимо верю в его профессиональную этику. В случае если он не оправдает моего доверия, право назначить душеприказчика полностью и безраздельно передается Джозефин Слейтер».
Я гордилась словом «многострадальная», идеально отражавшим ситуацию, но истинным шедевром, конечно же, была идея назначить душеприказчиком Нейта Натаниеля. Исполнитель последней воли покойного отхватывает жирный куш, так что держать язык за зубами было бы в интересах Нейта. Заартачившись, он потерял бы все.
Еще одним препятствием к подписанию завещания была сама Моника. Мысль о воссоединении со своим злейшим врагом заставляла меня скрежетать зубами, но иного пути не было. Во-первых, следовало убедить весь мир, что мы снова подружились. Причем общество должно было поверить, что мы примирились задолго до безвременной кончины Моники, чтобы завещание не стало громом среди ясного неба. Во-вторых (и это была главная причина), приходилось обеспечивать себе надежный тыл. Было жизненно важно, чтобы во время подписания Моника не попалась людям на глаза в каком-нибудь другом месте. Добиться этого я могла одним-единственным путем: остаться с ней наедине на тот час, что требовался для соблюдения юридических формальностей.
Мне понадобилось немало времени, чтобы разработать тактику первой вылазки в лагерь противника. Я не знала, сумею ли быть достаточно любезной с этой мерзкой тварью. Попытка отрепетировать разговор перед зеркалом не удалась. Только подогрев решимость стаканом водки, я сумела набрать ненавистный номер.
— Резиденция графини де Пасси, — произнес суровый мужской голос (должно быть, это был дворецкий).
— Графиню де Пасси, пожалуйста.
— Соединяю вас с ее секретаршей.
Я налила еще водки и в ожидании ответа пила ее мелкими глотками. Это, как ничто иное, успокаивало мне нервы. На том конце трубки снова отозвались:
— Антея Хейз, секретарь графини де Пасси. Чем могу помочь?
— Могу я говорить с графиней де Пасси?
— Позвольте узнать, с кем имею честь?