В его словах чувствуется подтекст, в воздухе витает недоговоренность.
– Тебе лучше уйти.
Встаю. Не могу сегодня об этом думать. Его хождение вокруг да около раздражает. Мэтт делает резкий вдох, как будто хочет сказать что-то еще, но я направляюсь к двери, распахиваю ее и с наслаждением подставляю разгоряченное лицо прохладному ветру.
Все еще думаю о том, что имел в виду Мэтт, когда в дверь снова звонят. Он вернулся? В голове стремительно проносятся сценарии. Что он скажет, что я отвечу. Придаю лицу безразличное выражение и широко распахиваю дверь. Полицейские. Мысли о Мэтте испаряются, я вцепляюсь в дверной косяк, чтобы не упасть. Думаю только о папе. Я снова в парке аттракционов. В комнате смеха. Хватаюсь за поручни, пол под ногами ходит ходуном. Левая нога уезжает вперед, правая – назад. Координировать движения никак не получается. Неопределенность, обманчивая прочность.
«Не бойся, – шептал сзади папа. – Я тебя подхвачу. Я всегда тебя подхвачу».
От его слов делалось хорошо и спокойно, сладко, как от розовой сахарной ваты, которой мы лакомились. Сложно было заподозрить в них ложь.
Сейчас я чувствую то же самое: будто я двигаюсь и падаю, хотя стою на месте.
Губы полицейского произносят слова, которые я не могу, не хочу слышать. «Джастин Кроуфорд!» – пролаял он когда-то. Но то было много лет назад, и другой полицейский. Хотя я не уверена. Остолбенело гляжу на его острые белые зубы. Сводит живот. Вспоминаю удовольствие, когда раскусываешь твердую карамель. Разочарование, когда в руке остается безвкусное белое яблоко на палочке. Брови полицейского хмурятся, он снова что-то говорит, но у меня в ушах звучит прошлое. Музыка оглушает. Шер призывает «Верить»[4], дети кричат «скорее», спешат пролезть сквозь вращающийся цилиндр. «Не бойся». Папины губы у моего уха. На щеке дыхание, запах хот-дога с горчицей и луком. «Отпусти руки». И я отпустила. Стала карабкаться сквозь цилиндр, полетела с шумом вниз по горке, подняв руки и вопя от восторга и чувства свободы.
Отпусти руки.
Я медленно разжимаю пальцы.
– Миссис Тейлор, вам нехорошо?
Отвечаю как полагается:
– Нет, все в порядке.
Беру протянутое удостоверение и внимательно его изучаю, как будто могу определить подделку, сличить фотографию с лицом, которое передо мной. Руки страшно дрожат, и я говорю себе: что бы отец ни сделал на сей раз, это никак на мне не скажется, – а в душе я все та же двенадцатилетняя девочка, которая глядит, как ее праздничный торт падает на пол и вдавливается в ковер ногой в черном ботинке.
– Миссис Тейлор…
Полицейский убирает бумажник, и по его приподнятым бровям я понимаю, что он заметил мои трясущиеся руки. Сую их в карманы.
– Я констебль Хантер, а это констебль Уиллис. – Показывает рукой на стоящую рядом женщину, чьи длинные темные волосы забраны на затылке в хвост. – Разрешите войти? Нам надо задать несколько вопросов.
– Моего отца здесь нет, – дрогнувшим голосом произношу слова, которые запоздали на много лет.
– Мы хотим поговорить с вами.
Он делает шаг на коврик у двери.
Не ходи в полицию, Эли. У тебя руки в крови. Может, полиция сама к тебе придет.
Они все-таки пришли не за папой.
Они пришли за мной.
Глава 34
Молча веду их в гостиную и сажусь, жестом приглашая сделать то же самое. Часть мозга еще помнит о манерах, и я думаю, не предложить ли им кофе, хотя сомневаюсь, что трясущиеся ноги донесут меня до кухни. Под мышками уже щиплет от пота, а я еще даже не знаю, что им нужно.
– У вас что-то произошло? – спрашивают меня.
– Что, простите?
– Дверь, краска.
– А… Чего ждать, когда рядом паб? – безуспешно пытаюсь изобразить спокойствие. – Вы по этому поводу пришли? – секунду позволяю себе надеяться на лучшее.
– Нет.
Думаю про то, какая подходящая у констебля Хантера фамилия[5]. Смотрит на меня не мигая, точно коршун на цыпленка. Завороженно разглядываю его острые зубы. Мне неуютно. Напарница Хантера, улыбаясь, наклоняется погладить Бренуэлла, волосы падают через плечо. Слегка разворачиваюсь к ней, словно она может смягчить известие, которое они принесли.
– О господи! Что-то с Беном?
Мысль о том, что брат в опасности, поражает меня с невероятной силой, и я обхватываю себя руками поперек живота.
– Мы здесь из-за Кристин Янг.
– Крисси?
В тишине пощелкивает батарея за диваном. Жалею, что не убавила газ. Здесь душно.
– Поступило заявление, что она пропала.
– Она не пропала, ее…
«Ее здесь нет», – хотела закончить я, но это звучит смешно. Начинаю снова.
– На прошлой неделе она взяла несколько дней за свой счет и куда-то уехала. Прислала сообщение Бену.
– Бен – это…
– Мой брат. А кто заявил в полицию?
Отвечаю резко, как будто обороняюсь.
Крисси говорила, что хочет побыть одна, я тогда не обратила внимания…
– Боюсь, этого я вам сказать не вправе.
Снова пауза. Мои глаза беспорядочно бегают по комнате, точно я усилием воли могу вызвать сюда Крисси.
– Мы хотели бы задать несколько вопросов, а потом произвести обыск.
– У меня в доме?
– Это дом Кристин, верно?
– Да.
Смотрю на распростертые крылья ангелов на книжных полках. «Они приносят удачу», – не раз повторяла Крисси.
– Конечно, обыскивайте.
Мне скрывать нечего. По крайней мере здесь.
– Как вы думаете… – Пытаюсь остановиться, но слова сами срываются с губ. – Как вы думаете, с ней что-то случилось?
– Кристин в группе риска, – мягко отвечает констебль Уиллис, словно мне тоже требуется особое обращение.
– Риска? – невольно повторяю я, а сама вспоминаю, как Крисси распевала на кухне под любимую музыку восьмидесятых, исполняла танец зомби под «Thriller» Майкла Джексона. Не похоже ни на какую группу риска.
– Вы в курсе, что она проходила медикаментозное лечение, принимала антидепрессанты? – Ручка констебля Хантера царапает блокнот.
– Нет.
У меня рдеют щеки. Депрессия. Как я не заметила? Если вдруг не можешь жить после того, что сделала. Что, если антидепрессанты прислала Крисси?
– То есть вы не знаете, взяла ли она с собой лекарства?
– Я впервые о них слышу. Простите.
Решение солгать не сознательное, но инстинкт самосохранения берет верх, прогоняя из головы все, кроме желания переиграть последние несколько дней. Внутри хаос, мысли непрерывно вращаются вокруг одного и того же. С каждым оборотом реальность расплывается и видоизменяется. Как теперь рассказать про записки, перчатки, кровь на машине? Надо все обдумать.
– Когда вы в последний раз видели Крисси?
Строчат вопросами как из пулемета. Я оттягиваю ворот свитера, он душит.
– В позапрошлую субботу мы ходили в бар. «Призму».
Смотрю на кружки с холодным кофе на столе. Во рту сухо. Никак не переварю новость о депрессии. Жаль, что Крисси со мной не поделилась. Я не понаслышке знаю эту черноту, чувство потерянности и одиночества, огромные усилия, которые требуются, чтобы встать с кровати и передвигать налитые горем ноги. Если бы не пришлось заботиться о Бене, я не знаю, что сделала бы.
– Адрес бара?
Называю адрес, вспоминая кадры с записи камеры видеонаблюдения, где я толкаю Крисси.
– В тот вечер что-то произошло?
Хантер прожигает меня взглядом, и я стараюсь подавить закипающий внутри нервный смешок. Мне самой хочется узнать, что произошло в ту ночь, но я не могу посвятить его в подробности. Надо сначала разложить в голове все по полочкам. Пересказываю ему, как мы собирались, смеялись, танцевали.
– Домой я вернулась одна.
– Вы поссорились?
– Нет! – почти выкрикиваю я.
Когда мне задает вопросы страж порядка, вина клещом впивается в голову, даже если я не сделала ничего дурного. Слышу голос миссис Тернер, моей директрисы: «Нехорошо бить одноклассников». Помню ярость, горячую и злую, мои сжатые кулаки. Детей, которые выкрикивают: «Дочь убийцы!»
Яблочко от яблони…
– С того вечера вы с ней не говорили?
– Нет, но она прислала сообщения Бену и Джулс.
– А вам – нет?
– Я потеряла телефон.
Хватаюсь за правду как за спасательный плот. Филин и Киска в зеленом челне… Поскрипывание ручки. Моя кожа зудит. Мат у подножья спиральной горки колет босые ноги. Вопросам нет конца. Я отвечаю кратко и неопределенно. Пытаюсь собрать воедино обрывки воспоминаний, которые совсем рядом и все-таки ускользают. Я беспокоюсь не только за Крисси, и за себя тоже, и от этого стыдно. Может быть, полиция сама за тобой придет.
– Она часто уезжает, не предупредив?
– Случается, обычно с мужчиной.
– У нее много мужчин? – спрашивает Хантер осуждающе.
– Я не это имела в виду.
Что ни скажу, все не так.
– Ничего страшного, – мягко произносит Уиллис. – Мы просто за нее беспокоимся. Вы, наверно, тоже.
– Я не думала, не знала… Она же вывешивала посты в «Фейсбуке»… Нет, с ней все в порядке.
Прижимаю основания ладоней к глазам, чтобы остановить подступающие слезы. Я эгоистка, думала только о себе.
– Расскажите мне о Крисси. Так ведь она себя называет? Вы давно знакомы?
Констебль Хантер молчит, пока я отвечаю на спокойные вопросы его напарницы. Нет, знакомы недавно. Да, она предложила пожить у нее, когда мы с Мэттом разошлись. Нет, ее родных не видела. Родители у нее умерли.
Умалчиваю, что это последнее обстоятельство и стало причиной нашего сближения. Мы обе пережили утрату, одиночество.
– У Крисси в данный момент кто-то есть?
– Нет, ничего серьезного. Правда, в последнее время она часто ходила на свидания, поэтому я думаю, что появился кто-то новый, но кто – не знаю. Крисси сказала Бену, что она у мужчины. После развода она боится серьезных отношений, говорит, что приведет мужчину домой, только если это «тот единственный».