– Чай, кофе, бутерброды, шоколад, олимпийские сувениры, лотерейные билеты! – призывно возвестил женский голос.
Я обернулась. По проходу между рядами кресел двигалась барышня с тележкой. В нижнем ярусе ее пестрели незабываемой расцветкой а-ля лоскутное одеяло, волонтерские бейсболки и шапочки.
Я беспокойно завозилась, только сейчас сообразив, что совершенно напрасно не изменила свою внешность, ограничившись обратным превращением из медведя в человека. Очень может быть, что длинноволосая блондинка в розовом пиджачке уже объявлена в розыск и кто-нибудь на станции вспомнит, что такая гражданочка уехала в электричке.
Я остановила девушку с тележкой:
– Что тут у вас?
– Чай, кофе, бутерброды, шоколад, лотерейные билеты и сувениры: значки, брелочки, кружки, бейсболки, а также набор пассажира! – затарахтела барышня. – В наборе разовые тапочки, мыло, шампунь, зубная паста и щетка, влажные салфетки и губка для обуви.
– С гуталином? – с надеждой спросила я, поджимая ноги, чтобы не сбивать собеседницу с толку демонстрацией своих белых парусиновых туфель.
– Черный крем есть отдельно.
– Давайте!
Я купила бейсболку, дорожный набор и гуталин, потратив на это почти все деньги, доставшиеся мне от Алки.
Девушка с тележкой переместилась к следующему покупателю.
– Простите, а туалет в этом поезде есть? – спросила я.
– В последнем вагоне, в пятом и в первом, – не обернувшись, ответила девушка.
– Спасибо.
Я поднялась, взяла свой вещмешок и пошла в конец поезда. Туалет оказался чистым, просторным и с зеркалом, на что я очень рассчитывала. Первым делом я сняла приметный розовый пиджачок. Под ним у меня была простая белая футболка, в сочетании с голубыми джинсами образующая в высшей степени заурядный наряд.
Потом я расплела косу, которой поутру украсила себя в подсознательном стремлении соответствовать стилистике русского парка, и собрала волосы в хвост на макушке – во времена моего детства такая прическа называлась «пальма». Она меня не красила, а вот я ее – очень даже, причем буквально: с помощью губки из дорожного набора и обувной краски я густо зачернила нижнюю треть хвоста и тщательно высушила это подобие грязной малярной кисти феном для рук.
Потом я разобрала хвост на пряди и распределила их так, чтобы волосы закрыли лоб, щеки и шею.
Аккуратно нахлобучила сверху бейсболку, посмотрела на себя в зеркало и удивилась тому, как похожа я стала на героиню популярного некогда мексиканского телесериала! То немытое дитя фавел звали Марианной, и я отличалась от нее только ростом и отсутствием буйных кудрей: мои черные волосы были прямыми, как у лошади.
«Индианна! – предложил мне обновить имя внутренний голос. – Почти как Марианна, но можно с одной «н», как Индиана Джонс».
– Индиана Холмс! – поправила я, держа в уме сверхзадачу – расследовать преступление.
Индиана Холмс выглядела экзотично, но симпатично. Правда, негнущиеся черные космы, торчащие из-под бейсболки, плохо сочетались с аккуратными коричневыми бровями. Пришлось и их нескупо намазать гуталином.
В результате всех этих гримерных работ разыскиваемая полицией длинноволосая блондинка превратилась в коротко стриженную брюнетку, не интересную никому, кроме завзятых фанатов латиноамериканского синематографа.
Я затолкала пиджак и новоприобретенные пожитки в медвежий вещмешок, вышла из туалета и заняла место в другом вагоне. Девушка с тележкой, которую я встретила по дороге, не обратила на меня никакого внимания, и я поздравила себя с удачной маскировкой.
Поезд плавно скользил меж мягкими волнами зеленых гор, ничего не происходило, и я настолько успокоилась, что даже задремала. Разбудил меня светлый и ясный, как майский день, женский голос из динамиков:
– Мы прибываем на станцию Зеленогорское! Следующая станция – Кипучеключевск!
До поселка Зеленогорского мы всем семейством катались вот так же, на электричке, много-много лет подряд – до тех пор, пока туда не проложили дорогу, по которой гарантированно могли проехать не только тракторы и танки. В хорошую погоду и засветло от Зеленогорского лесами-горами можно было минут за сорок дойти до нашей дачи в деревеньке Бурково.
Условный рефлекс сработал раньше, чем проснулся мозг. По команде «Зеленогорское!» я десантировалась из вагона на перрон, едва не сбив ведро с грибами.
Разнообразные емкости с опятами, кизилом, ежевикой, орехами, каштанами и прочими дарами леса стерегла суровая усатая бабка, похожая на Чапаева. Сходство было бы полным, замени бабуся платочек на папаху, а плащик на бурку, но и в цивильном облачении старуха выглядела грозно, что по-своему помогало торговле.
– Хрыбочки, яхотки берем! – рявкнула она мне в ухо.
Я машинально выскребла из кармана монеты, оставшиеся после спонтанного шопинга в поезде.
– И шо? – окинув презрительным взглядом серебристый курганчик мелочи на моей ладони, бабушка Чапай фыркнула, как четвероногий друг кавалериста.
Я пожала плечами, но спрятать деньги не успела.
– Дай сюда. – Бабка сгребла монеты, ссыпала их в карман плаща и объявила: – Пирох с хорохом.
– Шо? – не поняла я.
– С хорохом, грю!
Непререкаемо хрюкнув, бабка наклонилась, с танковым лязгом сдвинула крышку с эмалированного ведра и ловко извлекла из него большой золотистый пирог, похожий на помятый лапоть.
Ловко обмотав нижнюю половину пирога обрывком газетки, протянула его мне:
– На!
– А! Пирожок с горохом!
Я обрадовалась. Не то чтобы я очень любила горох, просто уже подошло время ужинать, а я ведь еще даже не обедала.
– Спасибо!
Я закинула медвежмешок на плечо и, энергично работая челюстями, зашагала к лесу. В последний раз марш-бросок со станции до дачи я совершала в семейной группе под командованием папули, и было это лет пятнадцать тому назад. В то время и тропа была пошире да поглаже, и у меня не имелось необходимости запоминать дорогу, потому что отряд полковника Кузнецова бойцов на марше не терял.
Теперь все стало по-другому! Тропинка, поначалу хорошо утоптанная, после первой же полянки с благоустроенным костровищем сузилась в ниточку, а затем и вовсе превратилась в нечеткий пунктир.
Некоторое время я шла наугад и уже начала волноваться, когда набрела на песчаную канавку. Желтая на зеленом, она виднелась так же ясно, как царапина на шерстистом боку, и я зашагала по ней, решив, что нашла потерянную дорогу.
Канавка становилась все глубже и шире. Ее дно, поначалу гладкое, проросло камнями, калибр которых все увеличивался, пока я не начала весьма чувствительно спотыкаться. Наконец дорогу мне преградила сухая и гладкая, как старая обглоданная кость, коряга, а в ямке от вывернутого ногой булыжника с прямым намеком блеснула темная вода.
Пришлось признать, что я трагически ошиблась и сбилась с пути, свернув в сторону по руслу высохшего ручья.
– Поздравляю тебя, Шарик, ты балбес! – раздраженно сказала я сама себе.
Цитата из веселого детского мультика не соответствовала суровой взрослой реальности.
Я заблудилась в лесу! Вдали от цивилизации, без компаса, карты, снаряжения и провизии!
Темнело, и температура воздуха понижалась так же быстро, как мое настроение. У меня появилось и моментально окрепло малодушное желание разреветься. Я опустилась на лавочку, за которую сошла костлявая спина сухой коряги, поставила на косматую кочку медвежмешок и неуверенно, как бы пробуя голос, издала первое жалобное «хны».
«Не реви, – ворчливо, как Карлсон, сказал мой внутренний голос, в борьбе с пугающей безнадежностью опять обращаясь к добрым мультикам. – Я говорю, не реви!»
– А что же мне делать?
Будь у меня мобильник, я бы позвонила в службу спасения, а в отсутствие современных средств коммуникации могла лишь аукать.
Я сложила ладони рупором, неуверенно продудела:
– Ау, ау? – и обессиленно уронила руки. – Нет, это глупо. О боже…
Машинально – просто потому, что это естественно дополняло реплику «О боже», – я подняла глаза к небу и увидела, что в темном кружеве листвы уже поблескивают стразы первых звезд.
Это меня напугало, и я сделала большую глупость: подхватилась и побежала в гору, инстинктивно стремясь забраться повыше, туда, где светлее и лучше видимость. В результате забега я запыхалась, забрела в колючие заросли ежевики, исцарапалась и лишь тогда додумалась до дельной мысли. Надо надеть костюм!
«Он защитит и от колючек, и от комаров, и от ночного холода! – воодушевленно пустился в перечисление плюсов медвежьей экипировки мой внутренний голос. – Он даже спальный мешок собой заменит, а почему нет? Костюм непромокаемый и мягкий, меховой!»
Я неуверенно улыбнулась. Незапланированная ночевка в лесу перестала казаться мне смертельным номером. Пока не стало совсем уж темно, я нашла подходящее местечко для своей первобытной стоянки: над ручьем, под пышной юбкой старой ели.
Забравшись в этот импровизированный шалаш, я облачилась в медвежий костюм и осторожно улеглась на хвойный матрас.
Хм… А и ничего, достаточно мягко! Медвежью башку я сначала планировала использовать как подушку, но она оказалась слишком большой. Я надела ее на голову, снова легла – о, нормально! И воздуха достаточно – затянутые сеточкой глазищи сойдут за форточки и не подпустят ко мне комаров.
Меховая снаружи, поролоновая изнутри, медвежья башка заглушила незнакомые и пугающие звуки ночного леса, и я почувствовала себя совсем как в детстве, когда устраивала себе уютный домик из маминого письменного стола и бабушкиного стеганого одеяла. Я успокоилась, согрелась и уснула.
– Где она?!
Взбешенный майор Кулебякин едва не снес с декоративных петель красивую резную дверь полулюкса. Замок вздрогнул, всей своей каменной шкурой ощутив холодок узнавания.
Генетическая память, на ровном месте привитая новому строению архитекторами и декораторами, подсказывала замку, что правильной линией поведения в данной ситуации будет расслабиться и подчиниться насилию. Сотни лет регулярных вторжений с последующими грабежами научили прекрасные замки узнавать захватчиков по походке, прищуру и модуляциям злобного рева.