Зяма ухмыльнулся.
– Были рядом и решили заглянуть.
Я подняла брови и молча – рот был занят – помахала надкусанным яблоком, призывая его продолжить.
– Ты же знаешь, что мамуля нынче в поисках вдохновения. – Зяма тоже прибег к жестикуляции, изобразив нечто расплывчато-волнообразное, призванное символизировать мамулино вдохновение.
Я кивнула: ясно, речь о музе ужастиков.
– Кажется, у нее закончились идеи относительно новых героев, и тут по радио рассказали, будто в лесах под Бурковом туристы видели снежного человека.
Я поперхнулась и закашлялась.
– Мамуля, конечно, оседлала папин джип и в сопровождении верного оруженосца бабули помчалась на поиски потенциального героя, – не прерывая рассказа, Зяма любезно похлопал меня по спине. – Снежного человека у мамули в романах никогда еще не было, и она не могла упустить случай списать йети с натуры.
– И как?
– С натуры не вышло. – Зяма притворно печально вздохнул. – Придется ей довольствоваться рассказами туристов. Они утверждают, что йети был двухметровый, косматый, ужасно уродливый и в красной рубашке.
– Уж так прям и уродливый, – обиженно пробормотала я и забеспокоилась: – А Кулебякин тоже на поиски йети примчался?
Эх, знала я, знала: в Русляндии скоро поймут, что это я угнала их медведя!
– Я Кулебякина не спрашивал, а мама сказала, что они случайно встретились неподалеку от станции – наши по дороге ехали, а Денис из лесу вышел.
– Он из лесу вышел, был сильный мороз, – пробормотала я и потерла нос.
Вот нюхом чую, неспроста это все! Точно, точно, догадался Кулебякин, где меня искать!
– Значит, так, Казимир свет-Борисович, слушай меня внимательно, – я приняла решение. – Сейчас я исчезну, а ты вернешься на дачу и никому ни словечка не скажешь, что видел меня и слышал. Никому, понял? Особенно Денису.
– А что ты натворила? – проявил проницательность братец.
– Ни-че-го! А если ты проболтаешься, что я тут была, я раскрою культурному человечеству глаза на то, какая ты беспринципная творческая личность. Разоблачу эту фекальную мистификацию и покрою тебя несмываемым позором!
– Какая же ты, Дюха, свинья! – возмутился Зяма. – Я тебе хлеб, сыр, яблоко, а ты меня вместо спасибо запугиваешь!
– Не запугиваю, а шантажирую, тут есть смысловые оттенки, – поправила я, рассовывая недоеденную снедь по карманам. – Ну, Зямка, не грусти! Будешь держать язык за зубами – все сложится в лучшем виде. Ладно, бывай, я пошла.
– Куда?
– Меньше знаешь – крепче… – я хотела сказать «какаешь», но решила, что не стоит переоценивать Зямину незлобивость и закончила вполне традиционно: – Крепче спишь.
– Приветик снежному человеку! – видя, что я топаю в лес, съязвил в ответ братец, но я только засмеялась, прекрасно зная, что встреча с йети мне уж точно не грозит.
В город меня отвезли сайентологи-уфологи – неопрятные пожилые мужчина и женщина, этакие потрепанные российской жизнью Скалли и Малдер.
Они бродили по лесной опушке и пытливо рассматривали оставленные туристами следы и вещички, фотографируя их в самых неожиданных ракурсах. Меня, такую же помятую, потрепанную и несвежую, как они сами, сайентологи сначала приняли за конкурентку, но я представилась очевидицей, и меня тут же возлюбили.
Вообще-то предметом изучения моих новых знакомых были внеземные цивилизации.
– Все, – небрежно заметил сайентолог Виктор. – И гуманоидные, и разные иные.
Но внеземные цивилизации в последнее время почему-то обходили вниманием наш теплый южный край, поэтому истосковавшиеся по работе сайентологи обрадовались и снежному человеку. Тем более, что еще никто не выяснил, гуманоиды эти йети или кто.
Конечно, самого йети сайентологи приняли бы с большим радушием, чем меня, но и мне не стоило жаловаться. Мне ведь дали кофе из термоса, бутерброд с колбасой и поспать на заднем сиденье раздолбанной «Нивы». Правда, в объятия Морфея отпустили только после допроса с пристрастием, так что я честно рассказала про бурковского йети все, что знала. Постаравшись из сентиментальных соображений несколько обелить и романтизировать его темный в смысле окраса шерсти образ.
– Он был большой и красивый, – сказала я. – Высокий, стройный, пропорционально сложенный, разве что голова великовата, но это говорит о значительном объеме мозга. Глаза большие, добрые, улыбка обаятельная, располагающая, шерсть густая, шелковистая, цвета «золотистый каштан», тужурка красная, домотканая.
Сайентолог Тамара записала мои показания на диктофон. Я не позволила себе раскаяться в том, что бессовестно обманываю мировую науку. В конце концов, кто знает бурковского йети лучше, чем тот, кто был в его шкуре?
Чрезвычайно довольные нашей встречей сайентологи довезли меня до самого дома. Не маяча во дворе, я нырнула в прохладный сумрак подъезда и взяла у бабы Кати с первого этажа запасной ключ от нашей квартиры, оставляемый ей на хранение уже двадцать пять лет.
Дома было пусто, тихо, уютно пахло овсянкой и вишневым компотом. Первым делом я проинспектировала холодильник, вторым – завалилась в ванну с ванильной пеной. Потом высушила волосы, сделала маникюр, приобрела человеческий образ и легла часок-другой поспать, решив, что планы на более отдаленное будущее составлю после пробуждения.
Разбудили меня голоса на лестничной площадке, скрежет ключа в дверном замке, шаги в коридоре и звонкий стук эмалированного ведра о керамическую плитку в кухне.
– Ставь, ставь, Денис, тут, мы дальше сами разберемся, – проорала бабуля.
– Себе-то яблок возьми, нам все не съесть, – предложила мамуля.
Я забилась в угол дивана, накрывшись покрывалом с головой. Только бы они не догадались, что я дома, только бы не заглянули ко мне в комнату!
– Я Барклая выгуляю, потом заскочу.
Слава богу, Денис ушел!
Путаясь в покрывале, я выбралась из постели, выдернула из-под кресла спортивную сумку и, распахнув створки шкафа, принялась кидать в нее вещички.
– А что это в ванной зеркале запотело и сладким пахнет? – вопросила бабуля.
Вот, началось.
«Кто-о-о ел мою кашу, кто-о-о сидел на моем стуле, кто-о-о спал в моей постели?»
Четко следуя алгоритму, прописанному в народной сказке про медведей, бабуля пошла инспектировать кровати и, разумеется, увидела меня.
– Дюшенька! – завопила она победно.
Я порадовалась, что не открыла в доме окна, иначе этот предательский вопль слышен был бы не только Денису на девятом этаже, но и космонавтам на орбите.
Не прекращая метать в сумку тряпки, я солнечно улыбнулась родной старушке и еще ускорилась, так что летящие по дуге вещички сложились в плотную радугу.
– Дюша?!
На вопль бабули явилась мамуля:
– Дюша, ты уже вернулась? А Денис как раз спрашивал…
– Я вернулась и опять уезжаю, – сообщила я, с треском застегивая молнию дорожной сумки. – Никто не видел мой заграничный паспорт? А, он тут.
Вообще-то я не планировала уезжать за рубеж, но я еще ничего не успела спланировать, так что документ на руках мне не помешает. К тому же мамуля запомнит, что я искала загранпаспорт, и расскажет об этом Денису.
Я метнулась к тумбочке, достала из ящика искомый документ и денежную заначку «на черный день», похоже, уже наступивший. Специально для того, чтобы сбить со следа ожидаемую погоню в лице майора Кулебякина, я сдернула с вешалки в прихожей соломенную шляпу, абсолютно непригодную для ношения в городской суете. Такая шляпа требует курортной расслабленности, южного солнца, морских просторов, легкого бриза… Мамуля ее купила в Ницце. Это достаточно далеко, чтобы послать туда Кулебякина.
– А что Денису сказать? – спросила вдруг родительница, наблюдающая за моими судорожными сборами с цепким прищуром.
Не-е-ет, это нельзя так оставлять. Мамуля – женщина умная, и обмануть ее разными ложными финтами не получится.
Вот разве что…
«Срочно в творческий запой!» – подсказал мне внутренний голос, и я кивнула.
Да! Это самое то, что доктор Кащенко прописал!
В творческом запое наша писательница реальность, данную ей в ощущениях, игнорирует, и даже майор Кулебякин не сможет до нее достучаться. «Где Инка? Какая Инка?» – рассеянно молвит творческая мамуля в ответ на расспросы Дениса и, шевеля пальчиками, поспешит слиться в экстазе с клавиатурой ноутбука.
– Да, кстати, мам! Ты придумала новую книжку? – спросила я, притормозив на пороге.
Не очень-то это было кстати, но писатели – они же как дети, на сладкое покупаются мгновенно, а слаще всего им интерес, проявленный к их гениальному творчеству.
– Пока не придумала.
Мамуля вздохнула, и взгляд ее потерял инквизиторскую цепкость.
– Я так надеялась на снежного человека, но, увы…
Шестеренки в механизме, который встроен в мою черепную коробку, бешено завертелись.
– А что, если тебе на время отойти от крупной формы и написать что-то иное? – предложила я. – Пусть это будут ужастики, но маленькие и юмористические. Вот, например…
Я пощелкала пальцами, подгоняя свою фантазию, и ускоренно родила четверостишие:
науке дворник неизвестный
простой лопатой порубал
три тыщи снежных человеков
и баб
– Занятно, – мамуля оживилась. – А что это?
– Это чертовски модная штука – «стишки-порошки», – объяснила я, мысленно поблагодарив Зяму за случайную подсказку. – Юмористическая сетевая поэзия. Ты можешь стать родоначальницей оригинального жанра «Ужастик в порошке»!
– Как интересно. – Мамуля прикрыла глаза и пару минут шевелила губами. – И как легко!
Она распахнула сияющие очи и провозгласила:
тут мебель для монаших келий
а я желаю стиль ампир
негодовал на всю икею
вампир
– Гениально! – совершенно искренне похвалила я. – Я уверена, новая книга родится быстро и станет бестселлером! Ну, вдохновения тебе и творческих успехов, а я побежала.