– Точно, есть тут синий «Лендровер»! – обрадовалась Алка. – Ха, это небось осиротевшая мужняя машинка под открытым небом кукует, а свои любимые игрушечки фифа заботливо в гаражик загнала!
– Постой, Трошкина, а откуда ты знаешь, что там стоит под моими окнами? – спохватилась Сарахова.
Это был неудобный вопрос, и Алка находчиво заглушила его бормотанием:
– Маруся, я тебя не слышу, что-то со связью, ты пропадаешь… Все, пропала! – Она спрятала телефон и посмотрела на меня. – А что, Матрена Тимофеевна, не взглянуть ли нам на синий «Лендровер» поближе?
– Сама ты Матрена, – буркнула я, но взглянуть не отказалась, и мы снова вышли во двор.
Было ветрено, на доске объявлений ЖЭКа трепетали объявления с угрозами в адрес должников и большой цветной плакат, анонсирующий гастроли юной певицы Дариши. Хорошенькая улыбчивая девочка тискала в пальцах перевернутый бумажный стаканчик. Зачем – не знаю. Может, показывала, что стаканчик уже пуст? Интересно, а что там было? Я поняла, что совершенно не в курсе, чем нынче питают вдохновение звезды российской эстрады.
Зато мы с Трошкиной знали вечную классику.
– Выпьем с горя, где же кружка, сердцу будет веселей! – процитировала Алка, поглядев на девочку со стаканчиком, и зябко поежилась.
Тут синий «Лендровер» будто почувствовал, что надо бы ему активизироваться, пока мы не околели, и ожил – моргнул огнями и коротко продудел.
– Разблокировался! – сообразила я и попятилась в темный угол у почтовых ящиков. – Алка, сейчас мы увидим Кулишевскую!
– Это же не ее машина!
– Да, машина ее покойного мужа, но он свое уже отъездил, а родная половинка его прямая наследница, – напомнила я. – Имеет право теперь на мужней тачке раскатывать.
– В права наследования еще вступить нужно, – заспорила зануда-отличница. – О! Видишь, никакая это не Кулишевская!
– А кто?
Я высунулась из подъезда на крылечко и прищурилась, рассматривая некую фигуру отнюдь не во вдовьих одеждах. Ничего черного на ней не было. Среднего роста и непонятного пола персона была интригующе закутана в розовато-коричневое подобие бедуинского бурнуса.
– Кто, кто… Арабский конь в пальто! – в тон моим мыслям проассоциировала Трошкина.
Меж тем неведомое дитя аравийской пустыни приоткрыло водительскую дверь «Лендровера», подобрало полы и приступило к сложному акробатическому этюду, потому что просвет между припаркованными бок о бок машинами был чисто символическим.
– А, нет, не конь! Это кобыла! – хищно обрадовалась зоркая Алка, разглядев под шелками лакированную туфлю со сверкающей стразами пряжкой.
– Блестящие камешки – визитка мадам Кулишевской! – сообразила я и дернула подружку за руку. – Трошкина, бежим ловить машину!
– Ты с ума сошла? Мы вдвоем не удержим «Лендровер», в нем же сотни лошадей!
– Плюс еще одна кобыла – Кулишевская, – я кивнула, но не затормозилась. – Не эту машину, Алка! Любую другую, на которой мы поедем за этой!
– А-а-а, так мы будем за ней следить! – Трошкина уловила мысль и перестала прикидываться якорем.
Шехерезада Руслановна Кулишевская все еще трясла шелками, заползая на водительское место через щелочку.
– Трудно пройти верблюду через игольное ушко! – злорадно заметила по этому поводу Трошкина, пробегая мимо «Лендровера».
Мы выскочили на улицу и энергичным рукомашеством затормозили такси.
– Куда? – спросил водитель, дождавшись, пока мы занырнем на заднее сиденье.
– Туда же, куда вот эта синяя машина! – ответила Трошкина, влипая носом в окошко по правому борту, чтобы сопроводить взглядом выворачивающий из проулка «Лендровер».
Она впечатала в стекло лицо, обе ладошки и возбужденно заерзала на диванчике. Наш водитель приспустил на нос темные очки и внимательно посмотрел в зеркальце заднего вида. Трошкина в этом ракурсе должна была выглядеть странновато, вроде нервного осьминога, пытливо всматривающегося в нутро освещенного батискафа, поэтому я постаралась выглядеть респектабельно за двоих – распрямила спину, заправила за уши черные косы и умиротворяюще проокала:
– Городские-то девчонки беспокойные, да. На распродажу спешат, наперегонки, кто быстрее.
Водитель хмыкнул, но от расспросов воздержался и повис, как просили, на хвосте у «Лендровера». Подозреваю, что ему очень хотелось рассмотреть вторую участницу соревнования беспокойных городских девчонок. Меня это не обеспокоило: Кулишевская в бурнусе смотрелась не менее чокнутой, чем Трошкина-Осьминожкина.
Я считаю, что трудности шпионской работы в комфортной городской среде сильно преувеличивают. Другое дело – в глухой сельской местности, где плотность населения – один медведь на квадратный километр, редкие переезды из пункта А в пункт Б совершаются на гусеничной технике и нет никакой возможности незаметно проследить за кем-то подозрительным, непринужденно пристроив свой вездеход в кильватер к его трактору. А в большом городе, приятно (для шпиона) сочетающем оживленное автомобильное движение со средней крейсерской скоростью сорок километров в час, какие проблемы: водителю шпионского транспорта достаточно внимательно следить за преследуемой машиной и повторять ее простые и незатейливые движения.
Наш водитель, однако, слишком отвлекался на Трошкину. Едва «Лендровер» проскочил вперед, она перестала полировать лицом стекло, развернулась по ходу движения, вытянула шею и стала нервно подпрыгивать на сиденье. Эта выразительная театральная миниатюра «Икающий жираф» заметно интриговала водителя. Я побоялась, что он упустит «Лендровер», и призвала народную артистку Трошкину к порядку.
Пошептаться с ней я не могла, поскольку в машине громко пело радио, поэтому секретности ради распорядилась по-английски:
– Сет даун!
– От дауна слышу! – немедленно откликнулась Алка.
У любопытного водителя сами собой образовались остроконечные эльфийские уши.
Я повысила уровень секретности и перешла на неведомый миру диалект, который мы с Алкой придумали для личного пользования в пятом классе. Ничего сложного: в нашей версии родной русской речи после каждого слога нужно добавлять «си». То есть, если хочешь сказать «сиди ровно», по-нашему, по кузнецово-трошкински, это будет звучать так:
– Сисидиси росивноси!
Эти «сиси» и «в носе» неожиданно впечатлили водителя – он развернулся и зашарил глазами по Трошкиной. Не найдя на ней ничего удивительного, он перевел горящий взор на меня. Однако я твердо знала, что и с сисями, и с носом у меня полный порядок, поэтому не постеснялась прикрикнуть:
– На дорогу смотри, паря, однако!
Очень вовремя вспомнила свою вологодскую легенду!
Тут как раз Алка, прекрасно понимающая по кузнецово-трошкински, вняла моему призыву успокоиться и затихла, приняв располагающий и трогательный вид благовоспитанной девочки-дошколенка. Она села ровно, свела коленки, упокоила на них ладошки и только глазками блестела, как милая птичка.
– Осинаси торсимосизитси! – кротко заметила Трошкина, не отрывающая взгляда от машины Кулишевской, но по моей просьбе старательно сохраняющая практически самурайскую невозмутимость.
Таксист свернул за «Лендровером».
– Тыси виси…? – Алка снова уткнулась в стекло, отслеживая выход Кулишевской из машины.
– Висижуси! Посишлиси! – Я, не глядя, бросила в водителя купюрой, и он поймал ее на лету.
Замаскированная Тамара Руслановна резво утекла в дверь под вывеской «Елизаветинская клиника», и мы с Алкой порысили следом.
В интерьере клиники «Елизаветинской» полно было шика и блеска, даже вешалка в прихожей сияла золотом. Я сразу поняла: Кулишевской это заведение подходит. А вот я в наряде скромной поселянки с пышным убранством не гармонировала.
– Яси пойси… Тьфу, я пойду! – посмотрев на наше с ней отражение в огромном зеркале, решила Трошкина.
– А вот и нет! – не согласилась я. – Тебя вдовица знает! Забыла, как она на кладбище к тебе кинулась? Как к родной!
– А глазами все Зяму искала, – уныло припомнила Алка. И призналась: – Вот этого я не понимаю. Если Кулишевская знает, что Зяма мой жених, то почему ведет себя со мной так дружелюбно?
– Может, ревность – не ее диагноз? – предположила я, возвращая нас к актуальной теме. – Хотя чем-то Тамара Руслановна явно больна.
Мы заглянули под арку и пытливо посмотрели в золотисто-розовую даль бесконечного коридора с рядами одинаковых дверей. Очередей в дорогой клинике не было, мягкие диванчики в простенках пустовали, и угадать, к какому специалисту внедрилась Кулишевская, не представлялось возможным.
– Ты, конечно, можешь пройтись по коридору, заглядывая во все двери поочередно, – неуверенно предложила Трошкина.
– Я кое-что получше придумала! Дай свою сумку!
– Зачем?
– Затем, что у тебя хорошая сумка, новая и дорогая! – Я решительно отняла у подружки ее ручную кладь. – Стой здесь!
Из-под арки направо открывался вид на длинный коридор с диванами и дверьми, а слева в просторной нише за барьером из розового дерева сидела барышня в униформе.
– Здраствуйте, девушка! – с деревенским простодушием приветствовала ее я. – Вы хозяйку мою видели? Кулишевская, Тамара Руслановна. Она сумочку забыла, а там ей нужное! Я бежала, бежала – не угналась, она же на машине, а сумочку-то передать бы! Помогите, а?
– В пятнадцатый кабинет несите, – поглядев в компьютер, сказала форменная барышня, ничуть не удивленная происходящим.
Богатые безголовые дамочки и запыхавшаяся прислуга тут явно были не внове.
– В пятнадцатый? Ага, спасибочки! – колоритная вологодская я обрадованно покивала и припустила вдаль по коридору.
На розовых дверях красиво золотились ромбики с номерами. Табличек с фамилиями и медицинской специальностью докторов не имелось, и мне пришлось заглянуть в кабинет.
Дверь открылась и закрылась бесшумно. Я огляделась с порога: белые стены, окна нет, на потолке лампа дневного света. На стене красочный людоедский плакат, изображающий нижнюю часть женского тела в продольном разрезе. Рабочее место доктора, стул для пациента и кушетка из светлой кожи пустовали, но за выступом кафельной стенки, в отгороженном ширмой аппендиксе, шуршало и звякало. Девушка моего возраста и жизненного опыта по совокупности признаков не могла не узнать кабинет гинеколога.