– А почему сэр Питер и Бритиш Петролеум, если русский? – не удержался от вопроса профессиональный интервьюер Смеловский. – Потому что был помешан на вопросах фамильной чести и гордости, как настоящий английский лорд?
– Макс, это сейчас неважно! – Я не позволила отобрать у меня слово. – Важно то, что Маковеев был геем и так старательно это скрывал, что даже женился и усиленно изображал порядочного семьянина. Однако детей у них с супругой по понятным причинам не было, и Тамара Руслановна неосторожно нагуляла ребеночка на стороне.
Тут я машинально покосилась на Зяму, и тот откликнулся:
– Что? Я ничего об этом не знал!
– Лучше бы ты ничего для этого не делал, – горько обронила Трошкина.
– Алка, мы же не уверены, что отец ребенка – Зяма, – укоризненно напомнила я подружке. – Судя по всему, у Тамары Руслановны были и другие близкие друзья, как минимум один – тот самый, который саданул Маковеева шилом, пока его супруга показательно лечила целлюлит в СПА-салоне!
– У меня нет целлюлита! – возмутилась Кулишевская.
– Заметьте, она не сказала, что у нее нет любовника-убийцы! – моментально отметила Трошкина. – Коварная мадам, она пыталась свалить вину за убийство на нас с Кузнецовой!
– Томочка, это правда? – Зяма строго посмотрел на подругу.
– Не на Кузнецову! На Трошкину!
– Вы понимаете, она нас просто перепутала! – безрадостно засмеялась Алка. – Не знаю, почему мадам решила, что Зямина сестра – это я…
– Потому что он так сказал! – Кулишевская зыркнула на Зяму.
– Э-э-э… Ну, да, я так сказал, – братец пожал плечами. – А что я должен был сказать, когда Томочка спросила, с кем это я гулял? Я и сказал: с сестрой и ее подругой!
– Ты только не сказал, что ее подруга также твоя подруга! – обличила его Кулишевская. – Это я уже сама выяснила!
– И закономерно решила, что подруга – та, что покрасивее, а сестра – та, что попроще, – безжалостно развила тему самокритичная Трошкина. – С сестричкой захотела подружиться, для чего и пришла к нам в офис, но почему-то в разговор не вступила.
– Потому что увидела в окно, что мою машину увозят!
– Эвакуатор с красной машинкой! – вспомнила я.
– К черту машинку! – перебила меня Трошкина.
– Да не скажи, – не согласилась я. – Этот красный «Пежо» сыграл свою роль в истории. Я подозреваю, что вовсе не случайно убийство Маковеева случилось в Русляндии – мадам Кулишевская нарочно вытащила мужа в парк, потому как знала, что туда поехала я.
– На машине с Казимиром, – тихо и злобно добавила мадам.
– Что укрепило вас в мысли, будто это я – его подруга, – кивнула я. – А дальше все понятно: сначала вы нашли возможность подбросить мне компрометирующее письмо Колобка к возлюбленной Лисичке, а потом, когда узнали, что я по-прежнему на свободе, заявили, что убийцей Маковеева является Алла Трошкина анонимным телефонным звонком в полицию.
– Какое коварство! – воскликнул Зяма и улыбнулся сердитой Тамаре Руслановне, как мне показалось, одобрительно.
Авантюризм – это наша фамильная черта. Братец не смог бы надолго увлечься женщиной без огонька при пороховой бочке.
– То есть вы, детектив Кузнецова, нашли убийцу гражданина Маковеева? – язвительно подытожил майор Кулебякин.
– Строго говоря, мы его только вычислили, потому что ФИО этой темной личности нам неизвестно, – ответила я, не претендуя на слишком густые лавры. – Убийца Маковеева – любовник Кулишевской.
– Но не Зяма! – быстро вставила Алка, и мой братец ей солнечно улыбнулся.
Трошкина покраснела, Кулишевская позеленела и выпалила:
– У меня нет других любовников! Иначе зачем бы я подставляла эту Трошкину?! Поймите, я просто воспользовалась случаем устранить соперницу. Если бы невесту Казимира посадили за убийство, он мог бы вступить в брак с более достойной женщиной!
– Очень кстати оказавшейся вдовой, – ехидно вякнула Трошкина.
– Кстати, да! – Кулишевская выпрямилась. – Все пытаюсь вам сказать, что вы не понимаете, с кем имеете дело. Как вдова Маковеева, я унаследовала все его имущество, в том числе и эту галерею, и даже этот кабинет!
– А это разве Маковеев? – Я недоверчиво присмотрелась к шатену на портрете. – Когда это он так выглядел, в шестнадцатом веке?
Смеловский тихо захихикал:
– Нет, это директор галереи, он не является ее собственником. Помнишь, я рассказывал тебе? Это тот самый Либерман.
– Который свой «Ролекс» дерьмом замарал? – тоже захихикала я.
– Каким еще дерьмом? – холодно поинтересовалась новая владелица респектабельной галереи и помпезного кабинета.
Какой еще «Ролекс», она не спросила – часы последователь Рембрандта прописал на полотне очень тщательно.
Жора Горохов закашлялся, явно намереваясь заглушить ожидаемый ответ.
– Может, не надо об этом? – обеспокоенно шепнул мне Зяма.
– Да ладно вам, это уже секрет Полишинеля! – отмахнулась я.
Никогда не могла удержаться от того, чтобы не рассказать благодарной публике новый анекдот или свежую сплетню.
– Какой-то недобрый шутник спрятал в сейфе Либермана пропавшие банки с нашим бесценным художественным дерьмом. А Либерман не знал, что в них! Увидев их в сейфе, он решил, что это какое-то сокровище, и принялся добывать его голыми руками!
– Вот сволочь! – выругалась Кулишевская. – Это он узнал, что по завещанию все мне отошло, вот и полез чистить сейф, пока я ключи не забрала!
– То есть сейф принадлежал Маковееву? – уточнил дотошный майор Кулебякин. – А Маковеев знал о ваших отношениях с Казимиром?
– Подозревал, – потупилась она. – И требовал, чтобы ноги его в нашем доме не было.
Тамара Руслановна подняла глаза и посмотрела на Зяму. Впервые за время этой бурной дискуссии вдовица выглядела виноватой:
– У тебя репутация ловеласа, Казимир.
Зяма было приосанился и расцвел, но под пристальным взглядом Трошкиной снова увял.
– Петя потребовал, чтобы я отказала тебе от дома и никаких дел с тобой не имела, – продолжила Кулишевская. – Обещал, что в противном случае тебе плохо придется!
– Так не Петя ли ваш умыкнул наши банки?! – звонко хлопнул себя по коленке Горохов. – За их сохранность как раз Казимир поручился, и его профессиональная репутация оказалась под угрозой!
– Петя мог, – кивнула Кулишевская. – У него, как у владельца, от всего тут свои ключи были – и от галереи, и от кабинета, и от сейфа.
Бронич сурово засопел. Я проследила направление его взгляда и убедилась, что он смотрит на картину.
– Такой костюмчик говнищем испортили! – в сердцах воскликнул шеф, не выбирая выражений. – Один пиджачок кучу денежек стоит, а еще рубашечка, запонки, часики! Несчастный директор!
– Несчастный, это точно, – согласился майор Кулебякин.
Интонация у него была какая-то странная – оригинальная смесь суровости, удовлетворения и язвительного веселья. Я вопросительно похлопала ресницами. Денис отодвинул портьеру, выглянул в окно и поманил меня пальцем.
– Что? – Я подошла и посмотрела на улицу.
Уже стемнело. В конусе желтого света под фонарем красиво серебрился фургончик с зарешеченным окошком. Два коротко стриженных парня, в одном из которых я узнала Денискиного приятеля из «убойного» отдела, под руки вели к фургону кудрявого щеголя в дорогом костюме. Аккурат под лампой красавчик задергался, и его пышные локоны запылали, как костер.
– Да он же рыжий, как морковка! – машинально отметила я и оглянулась на портрет, автор которого притушил ослепительный цвет волос Либермана.
Тициан от такого кощунства должен был перевернуться в гробу!
– Как лисичка, – многозначительно поправил меня Денис.
– Ага, – согласилась я.
И тут до меня дошло.
– Лисичка? Так это Либерман – Лисичка?!
Мою щеку обдуло ветром: к окну примчалась Трошкина.
– Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой! – с неуместным весельем процитировал детский стишок Кулебякин.
– Черт побери! – с большим чувством вскричала Трошкина и стукнула по мраморному подоконнику кулачком. – Ну, конечно! Колобок был геем, значит, его возлюбленная Лисичка – мужик! Так это он убил Маковеева?
Денис кивнул – такой довольный, что мне тоже захотелось замарать руки кровью.
– Он.
– А не она? – я кивнула на Кулишевскую.
– Нет, не она.
Трошкина разочарованно вздохнула:
– А жаль. Сама бы в тюрьме посидела, поняла бы, какое это свинство – невинных людей подставлять!
– Меня нельзя в тюрьму, я будущая мать! – сообщила вдовица и томно посмотрела на Зяму.
– Э-э-э… – проблеял мой братец-козленочек.
– Ну, кто отец ребенка – это еще разобраться надо! – не отказалась от борьбы за свое женское счастье мужественная Алка.
– Да, кстати, а как разобрались, кто убийца? – Я поспешила сменить тему.
Кулебякин пожал плечами:
– Да очень просто. Поговорили с нежным юношей, к которому Либерман хотел уйти от Маковеева, обрисовали ему перспективы личной жизни в заключении и узнали много интересного.
– А кто он, этот нежный юноша? – уточнил любитель подробностей Смеловский.
– Один такой, – Денис манерно оттопырил ножку, втянул щеки, выпучил глаза и пририсовал себе длинные крутые локоны.
И тут я вспомнила ту пару эльфов в отеле-замке Русляндии – чернокудрого и рыжеволосого. То-то физиономия Либермана на картине показалась мне знакомой!
– Василь. Василь его зовут, – сказала я, улыбнувшись Трошкиной. – Вася-Василек, любитель шелкового нижнего белья пастельных расцветок.
– Откуда ты знаешь, что он Василек? – спросил Кулебякин.
– Откуда ты знаешь, какое у него белье? – спросил Смеловский.
Денис оглянулся на него и присоединился к вопросу:
– Да, откуда знаешь про белье?
– Подумаешь! Я даже знаю, что они с Либерманом любили заниматься сексом под ирланский фолк-рок! – ухмыльнувшись, сказала я и подмигнула Трошкиной, приятно удивленной моей осведомленностью. – Не надо думать, что частные сыщики позорно проигрывают полиции по всем пунктам!