Я не встречался с Джель-Кларой Мойнлин до случая с черной дырой. В те дни Робин не мог позволить себе приобрести такую совершенную информационную систему, как я. Но в течение ряда лет я много о ней слышал от Робина. В основном, какую вину он испытывает за ее смерть. Они вдвоем вместе еще с несколькими отправились в научный полет в корабле Корпорации «Врата», чтобы исследовать черную дыру; их корабли оказались захваченными; Робин сумел освободиться.
Для того, чтобы испытывать чувство вины, логической причины не было. Больше того, Джель-Клара Мойнлин, вполне привлекательная женщина, не оказалась незаменимой — Робин довольно быстро заменил ее целым рядом женщин, установив наконец долговременные отношения с С. Я. Лавровой, не только привлекательной женщиной, но и моей создательницей. Хотя я запрограммирован угадывать мотивы и побуждения человека, в его поведении есть нечто, чего я никогда не пойму.
Я не знал Джель-Клару Мойнлин, когда Робин был с ней связан. Кстати, и самого Робинетта Броадхеда я тогда не знал, потому что он был слишком беден для такой сложной программы. Хотя я непосредственно не могу испытывать физическую храбрость (поскольку не испытываю и страха), я высоко оцениваю их мужество. И так же высоко — их невежество. Они не знали, что движет их кораблями. Не знали, как действует навигационная система, как работают приборы. Не умели читать карты хичи. Поразительно, как много можно достичь с такой ничтожной информацией.
16. Возвращение на врата
Врата дали мне мои миллионы, но от них же все мои беды. Прилететь сюда — все равно что встретиться с самим собой. Я встретил себя, молодого, растерянного, пришедшего в ужас, отчаявшегося человека, у которого было только две возможности: отправиться в полет, где можно погибнуть, или остаться там, где никто не хочет жить. Вот последнее не изменилось. Тут по-прежнему никто не хочет жить, хотя люди живут и все время прилетают и улетают туристы. Когда мы причаливали, я сообщил своей программе Альберту Эйнштейну, что сделал философское открытие, а именно, что все уравновешивается. На Вратах стало безопасней, зато на Земле гораздо опасней. «Может, существует закон сохранения несчастья, который определяет среднее количество несчастий на каждого человека, и мы можем лишь отклоняться в том или ином направлении».
— Когда вы начинаете так рассуждать, Робин, — вздохнул он, — я думаю, так ли хороши мои диагностические программы. Вы уверены, что у вас нет болей от последней операции? — Он сидел, вернее, казался сидящим на краю стула и при этом руководил посадкой нашего корабля, но я знал, что вопрос его риторический. Разумеется, он все время следит за моим состоянием.
Как только корабль сел, я достал информационный веер Альберта, сунул его в карман и направился на свой новый корабль. «Не хочешь оглядеться? — спросила Эсси с тем же выражением, с каким смотрел на меня Альберт. — Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?»
— Мне просто хочется взглянуть на новый корабль, — ответил я. — Можем встретиться позже. — Я знал, что ей не терпится побыстрее посмотреть, как работают здесь ее любимые предприятия быстрой пищи. Конечно, я тогда не знал, с кем она встретится.
И вот ни о чем особом не думая, я вошел в люк своей новой, построенной людьми личной космической яхты, и будь я проклят, если не волновался при этом. Сбывались мои детские фантазии. Становились реальностью. И все это мое, и здесь все есть.
Вернее, почти все. Большая каюта с прекрасной анизокинетической кроватью и настоящий туалет за соседней дверью. Забитый продуктами холодильник и что-то очень похожее на настоящую кухню. Два рабочих кабинета, один для Эсси и один для меня, а в их стенах дополнительные койки, если мы захотим общества. Первый построенный людьми двигатель для полета быстрее света, вообще это первый гражданский корабль, способный совершать такой полет, ну, конечно, некоторые части хичи, снятые с исследовательских кораблей, но в основном все сделано людьми. И двигатель очень мощный. Есть место и для Альберта — гнездо для информационного веера с его выгравированным именем. Я поставил его на место, но не активировал, потому что наслаждался одиночеством. Множество вееров с музыкой, спектаклями, книгами, справочниками, со специальными программами, способными сделать все, что мне захочется — и Эсси тоже. Экран, скопированный с одного из больших экранов транспорта «С.Я.», в десять раз больше маленьких нечетких экранов исследовательских кораблей. На корабле есть все, о чем я только мог подумать, и нет у него только одного — имени.
Я сидел на краю анизокинетической кровати — странное ощущение: давление направлено вверх, а не с боков, как в обычной кровати, — и думал об этой проблеме. Хорошее место для таких размышлений, потому что я хотел назвать корабль именем женщины, которая будет делить со мной эту постель. Но ведь я уже назвал ее именем транспорт.
Конечно, это препятствие можно преодолеть. Я могу назвать корабль «Соня». Или «Эсси». Или «Миссис Робинетт Броадхед», хотя это очень глупо.
Дело срочное. Мы готовы к вылету. Нас ничего не удерживает на Вратах, но я не могу лететь в безымянном корабле. Я отправился в рубку управления и сел в кресло пилота. Оно сконструировано для человеческого зада, и это огромное усовершенствование по сравнению со старым стилем.
Ребенком на пищевой шахте я часто сидел в кухне перед микроволновой печью и воображал себя пилотом корабля хичи в каком-нибудь далеком углу вселенной. Сейчас я делал почти то же самое. Я протянул руку, коснулся колес курсового набора, сделал вид, что нажимаю сосок двигателя, я фантазировал. Все в том же отчаянном беззаботном стиле, как ребенок, представлял себя несущимся в космических просторах. Кружил вокруг квазаров. Летел на огромной скорости к соседним галактикам. Проникал в силиконовое облако вокруг центра. Встречал хичи! Входил в черную дыру…
И тут фантазия рухнула, потому что слишком близко подошла к действительности, и я понял, как назову корабль. Моя находка прекрасно соответствует Эсси, но не повторяет название «С.Я.»
«Истинная любовь».
Превосходное имя!
Но почему я так сентиментально, меланхолично настроен? Словно страдаю от неразделенной любви.
Об этом я не хотел думать. Теперь, когда название выбрано, надо кое-что сделать. Отметиться в регистре, проверить правильность заполнения страховочных документов, — мир должен быть извещен о моем решении. Лучше всего это сделать, поручив Альберту. Поэтому я потрогал веер, чтобы убедиться, что он надежно вставлен, и включил его.
Я не привык еще к новому Альберту, и он удивил меня, появившись не в своей голографической рамке и даже не во аре веера, но в дверях главной каюты. Он стоял, опираясь локтем в ладонь другой руки, в свободной руке трубка, и мирно оглядывался, словно только что вошел. «Прекрасный корабль, Робин, — сказал он. — Поздравляю».
— Я не знал, что ты можешь так бродить повсюду.
— В сущности, я и не брожу, мой дорогой Робин, — дружелюбно заметил он. — В мою программу входит максимальное приближение к реальности. А появляться словно джинн из бутылки — совсем не реалистично.
— Ты аккуратная программа, Альберт, — признал я, и он, улыбаясь, ответил:
— И к тому же я все время настороже, если можно так сказать, Робин. Например, я полагаю, что ваша добрая жена в данный момент направляется сюда. — Он сделал шаг в сторону — что совсем необязательно, — и вошла Эсси, тяжело дыша. Выглядела она так, словно пыталась скрыть свое замешательство.
— В чем дело? — спросил я, сразу встревожившись.
Она не сразу ответила. «Ты, значит, ничего не слышал?»
— спросила она наконец.
— О чем?
Она выглядела одновременно удивленно и облегченно. «Альберт? Ты еще не установил связь с информационной сетью?»
— Я как раз собираюсь это сделать, миссис Броадхед, — вежливо ответил он.
— Нет! Не делай этого! Вначале нужно внести некоторые поправки относительно Врат… — Альберт задумчиво поджал губы, но промолчал. Я был не столь молчалив.
— Выкладывай, Эсси! В чем дело?
Она села на место коммуникатора, обмахиваясь. «Этот негодяй Вэн, — сказала она. — Он здесь! По всему астероиду о нем говорят. Удивительно, что ты не слышал. Фу! Я так бежала! Боялась, что ты расстроишься».
Я снисходительно улыбнулся. «Операция была несколько недель назад, Эсси, — напомнил я ей. — Я не настолько изнежен — и вообще не понимаю, почему я должен расстраиваться из-за Вэна. Ты должна быть больше во мне уверена».
Она пристально взглянула на меня, потом кивнула. «Это правда, — согласилась она. — Я вела себя глупо. Ну, что ж, пора за работу, — продолжала она, вставая и направляясь к двери. — Но помни, Альберт: никакой связи с сетью, пока я не вернусь!»
— Подожди! — воскликнул я. — Я хочу сообщить тебе новость. — Она остановилась, и я гордо сказал: — Я нашел название для корабля. «Истинная любовь». Как тебе нравится?
Она думала долго, и на лице ее совсем не было радостного выражения. Потом сказала: «Да, очень хорошее название, Робин. Боже, благослови этот корабль и всех, кто полетит на нем. А теперь мне нужно идти».
Прошло двадцать пять лет, но я по-прежнему не вполне понимаю Эсси. Я сказал об этом Альберту. Он удобно сидел перед туалетным столиком Эсси, разглядывая себя в зеркало. Пожал плечами. «Может, ей не понравилось название? — спросил я. — Очень хорошее имя!»
— Я тоже так считаю, Робин, — согласился он, отворачиваясь от зеркала, чтобы померцать мне. — Я полагал, что я не вполне понимаю, потому что я машина, а она человек. А что же в вашем случае?
Я смотрел на него слегка раздраженно, потом улыбнулся. «Ты очень забавен с этой своей новой программой, Альберт, — сказал я ему. — Почему ты делаешь вид, что смотришь в зеркало? Я ведь знаю, что ты видишь не так».
— А что вы видите, глядя на «Истинную любовь», Робин?
— Почему ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? — ответил я, и он вслух рассмеялся. Раньше Альберт тоже мог смеяться, даже шутить, но всегда было ясно, что смеется изображение, картинка. Можно было считать это изображением реальной личности, если угодно — посмотрим правде в глаза: я так обычно и считал, — как, например, изображение в П-фоне. Но не было… как бы это назвать… присутствия. Теперь оно было. Я не мог обонять его. Но его присутствие в комнате ощущалось не только зрением и слухом. Температура? Ощущение массы? Не знаю. Но все равно я чувствовал, что в комнате еще кто-то есть.