Голограмма нервно облизала губы. «Ну, что ж, — неуверенно сказал Альберт, — вероятно, вы захотите проверить хардвер».
— Совершенно верно, — сказала Эсси и протянула руку, чтобы достать из гнезда его информационный веер. Могу поклясться, что увидел беглое выражение паники на лице Альберта, выражение, которые бывает у человека перед анестезированием для серьезной операции. И вдруг это выражение исчезло вместе с самим Альбертом. — Продолжайте разговаривать, — приказала Эсси, вставляя лупу в глаз и начиная осматривать поверхность веера.
Но о чем разговаривать? Мы смотрели, как она изучает все изгибы веера. Пошли за ней, когда она, хмурясь, унесла веер в свою мастерскую, и молча смотрели, как она трогает веер своим кронциркулем и другими приборами, вставляет в испытательное гнездо, нажимает кнопки, поворачивает ручки, читает результаты на шкалах. Я стоял, потирая живот, который снова начал приносить мне неприятности, а Оди прошептал: «Что она ищет?» Но я не знал. Царапину, трещину, ржавчину. Но она ничего не нашла.
Встала вздыхая. «Ничего нет».
— Хорошо, — заметил я.
— Хорошо, — согласилась она, — потому что серьезную поломку я бы не могла здесь ликвидировать. Но и плохо, Робин, потому что в программе явные сбои. Она научила меня скромности.
Долли сказала: «Вы уверены, что он неисправен, миссис Броадхед? Пока вы были в другой комнате, он вел себя вполне разумно. Может, чуть странно».
— Странно! Даши, знаете, о чем он говорил все время, пока я его проверяла? О гипотезе Маха и недостающей массе. О черных дырах, чернее других. Не нужно быть настоящим Альбертом Эйнштейном, чтобы понять… Эй! Он что, разговаривал с вами?
И когда услышала подтверждение, села с плотно сжатыми губами и какое-то время думала. Потом встряхнулась.
«Вот дьявольщина! — в отчаянии сказала она. — Гадать нет смысла. Единственная личность, которая знает, что с Альбертом, это сам Альберт».
— А что, если Альберт не захочет сказать? — спросил я.
— Неверная постановка вопроса, — ответила она, вставляя веер. — Правильная: «Что, если Альберт не может ответить?»
Он выглядел нормально — ну, почти нормально. Сидел в своем любимом кресле и вертел сигару — кстати, кресло и мое любимое, но в тот момент я не настроен был с ним спорить. «Ну, Альберт. — мягко, но решительно сказала Эсси, — ты знаешь, что в тебе неполадки, верно?»
— Немного отклоняюсь от нормы, да, — виновато ответил он.
— Я думаю, довольно сильно отклоняешься! Вот что мы сделаем, Альберт. Вначале зададим тебе несколько вопросов о фактах — не о мотивах, не о трудных теоретических проблемах, только такие вопросы, которые могут быть проверены объективными фактами. Ты понимаешь?
— Конечно, миссис Броадхед.
— Хорошо. Во-первых. Я поняла, что ты разговаривал с гостями, пока мы с Робином были в капитанской каюте.
— Это верно, миссис Броадхед.
Она поджала губы. «Мне такое поведение кажется необычным. Ты их расспрашивал. Пожалуйста, скажи, какие вопросы ты задавал и какие ответы получил».
Альберт неловко изменил позу. «Меня в основном интересовали объекты, которые обследует Вэн, миссис Броадхед. Миссис Уолтерс была так добра, что указала мне их на карте, — он указал на экран, и, конечно, на нем сменялась серия карт. — Если посмотрите внимательней, — сказал Альберт, указывая своей незажженной сигарой, — то увидите определенную профессию. Сначала он проверяет простые черные дыры, которые на картах хичи обозначаются знаками, похожими на рыболовные крючки. Это в картографии хичи знаки опасности».
— Откуда ты это знаешь? — спросила Эсси, а потом: — Нет, сотри этот вопрос. Вероятно, у тебя есть основания для такого предположения.
— Да, миссис Броадхед. Я был с вами не очень общителен на эту тему.
— Ага! К чему-то подходим. Продолжай.
— Да, миссис Броадхед. Эти простые черные дыры всюду обозначены двумя знаками. Потом Вэн обследовал обнаженную сингулярность — невращающуюся черную дыру, ту самую, в которой много лет назад Робин попал в тяжелое положение. Там Вэн нашел Джель-Клару Мойнлин. — Изображение дрогнуло, появился голубой призрак, потом снова вернулась карта. — У этой дыры три знака, что означает большую опасность. И наконец, — взмах руки, на экране появился другой участок карты хичи, — вот здесь находится объект, к которому, как утверждает миссис Уолтерс, Вэн сейчас направляется.
— Я этого не говорила! — возразила Долли.
— Да, миссис Уолтерс, — согласился Альберт, — но вы говорили, что он часто смотрел на него, обсуждал с Мертвецами и что этот объект пугал его. Я считаю, что он направляется именно туда.
— Очень хорошо, — зааплодировала Эсси. — Первый тест ты прошел замечательно, Альберт. Приступим ко второй части. На этот раз без участия аудитории, — добавила она, взглянув на Долли.
— Я к вашим услугам, миссис Броадхед.
— Конечно. Теперь. Фактические вопросы. Что означает термин «недостающая масса»?
Альберт выглядел обеспокоенно, но ответил сразу: «Так называемая недостающая масса — это масса, необходимая для объяснения галактических орбит, но не обнаруженная».
— Прекрасно! Теперь, что такое гипотеза Маха?
Он облизал губы. «Мне не очень хочется обсуждать проблемы квантовой механики, миссис Броадхед. Мне трудно поверить, что Бог играет в кости со вселенной».
— Никто не спрашивает о твоей вере. Придерживайся правил, Альберт. Я только прошу определить широко известный физический термин.
Он вздохнул и изменил позу. «Хорошо, миссис Броадхед, но позвольте представить это в понятных выражениях. Есть основания считать, что существует какое-то вмешательство в очень больших пределах в циклы расширения-сокращения вселенной. Расширение обращено в противоположном направлении. Сокращение, как кажется, будет происходить до одного атома — как это было до Большого Взрыва».
— И что это такое? — спросила Эсси.
Он беспокойно поерзал. «Я сильно нервничаю, миссис Броадхед», — пожаловался Альберт.
— Но ведь ты можешь ответить на вопрос. В существующих терминах.
— Существующих в какой момент, миссис Броадхед?
Сейчас? Или, скажем, как считали в дни до Хокинса и других специалистов по квантовой механике? Существует хорошее положение относительно сотворения вселенной, но оно скорее религиозное.
— Альберт! — угрожающе сказала Эсси.
Он слегка улыбнулся. «Я только собирался процитировать Святого Августина из Гипона, — сказал он. — Когда его спросили, что делал Бог до сотворения вселенной, Августин ответил, что он создавал ад для людей, задающих такие вопросы».
— Альберт!
— Ну, хорошо, — раздраженно ответил он. — Да. Считается, что до определенного времени — не позже доли секунды, равной единице, деленной на десять в сорок третьей степени, — современные физические законы больше неприменимы и должна быть внесена некая «квантовая коррекция». Я очень устал от этих школярских разговоров, миссис Броадхед.
Я не часто видел Эсси пораженной. «Альберт!» — воскликнула она иным тоном. Не предупреждающим. Удивленным. И ошеломленным.
— Да, Альберт, — сердито ответил он. — Которого вы создали и который и есть я. Прекратите это, пожалуйста. Будьте добры выслушать меня. Я не знаю, что произошло до Большого Взрыва! Знаю только, что где-то существует некто, считающий, что он знает и может контролировать происходящее. И это меня очень пугает, миссис Броадхед.
— Пугает? — выдохнула Эсси. — Кто запрограммировал тебя пугаться, Альберт?
— Вы, миссис Броадхед. Я не могу с этим жить. И не желаю больше обсуждать.
И он исчез.
Не нужно было ему это делать. Мог бы и пощадить наши чувства. Мог бы сделать вид, что выходит в дверь, или исчезнуть, когда на него никто не смотрел. Ничего подобного он не сделал. Просто исчез. Как будто настоящий человек, рассердившийся и хлопнувший за собой дверью. Слишком рассерженный, чтобы думать о своем поведении.
— Он не должен срываться, — в отчаянии сказала Эсси.
Но он сорвался. Однако настоящий шок мы испытали позже, когда убедились, что ни экран, ни приборы пилотирования не действуют.
Альберт их перекрыл. Мы с постоянным ускорением направлялись неизвестно куда.
20. Нежеланная встреча
В корабле Вэна звонил телефон. Ну, не совсем телефон и не совсем звонил; сигнал свидетельствовал, что кто-то шлет на корабль сообщение по радио быстрее света. «Прочь! — раздраженно закричал проснувшийся Вэн. — Не желаю ни с кем разговаривать! — Но тут совсем проснулся и удивился. — Оно было выключено», — сказал он, гладя на радио быстрее света, и выражение его лица прошло весь спектр изменений, от раздражения до страха.
Я думаю, этот рак страха, который постоянно разъедает Вэна, делал его более переносимым. Небо видит, он грубиян. Он раздражителен. И, конечно, вор. Он не думал ни о ком, кроме себя самого. Но это только значит, что он был таким же, какими бываем мы, пока нас не воспитают родители, товарищи, школа и полиция. Никто не воспитывал Вэна, и потому он оставался ребенком. «Я ни с кем не хочу разговаривать!» — крикнул он и разбудил Клару.
Я вижу, какой была тогда Клара; вообще сейчас я вижу многое, что тогда было от меня скрыто. Она устала, раздражена, она больше не может выносить Вэна. «Тебе нужно ответить», — сказала она, и Вэн посмотрел на нее, словно она сошла с ума.
— Ответить? Конечно, я не стану отвечать! Какой-то бюрократ хочет сообщить, что я не следовал законной процедуре…
— Сообщить, что ты украл корабль, — поправила она спокойно и направилась к радио. — Как отвечать? — спросила она.
— Не будь дурой! — завопил он. — Подожди! Стой! Что ты делаешь?
— Вот этот рычаг? — Его вопль послужил достаточным ответом. Он прыгнул к ней через маленькую каюту, но она крупнее и сильнее его. Она уклонилась. Сигнальный звон прекратился, вспыхнул золотой огонек, и Вэн, неожиданно успокоившись, громко рассмеялся.
— Хо, какая ты дура! Никого нет! — воскликнул он.
Но он ошибся. Послышался какой-то свистящий звук, затем слова — понятные слова. Резкий, странного оттенка голос произнес: