Игорь спросил:
— Если нас здесь увидят, здорово попадёт?
— Увидеть — этого мало, — сказал Дунин. — Надо ещё поймать на месте преступления. Я нырну в можжевельник, лови меня там. А непойманный — не вор.
Вдруг впереди что-то заскрежетало, и из-за поворота дороги выкатилась чёрная «Волга».
— Полундра! — крикнул Дунин осипшим голосом. — Машина начальницы лагеря!
— Что будем делать?! Игорь повернулся к Дунину. Дунина не было.
Дунин провалился сквозь землю.
Скрипнув тормозами, чёрная «Волга» остановилась.
Рядом с шофёром сидела Марина Алексеевна. Локоть её лежал на открытом окошке двери. Немигающие и пронзительные синие глаза начальницы в упор смотрели на Игоря.
Он не выдержал и перевёл взгляд на заднее сиденье машины. Увидел балетмейстершу Валентину Алексеевну, а рядом с ней была девочка с таким красивым лицом, что Игорю захотелось смотреть на это лицо всегда и непрерывно.
Он забыл и про исчезнувшего Дунина, и про Марину Алексеевну, и про жаркое солнце, стоял и смотрел на лицо девочки.
Услышал голос Марины Алексеевны:
— Как ты здесь очутился?
Неохотно, с трудом оторвал взгляд от девочки, опустил глаза на колесо машины и сказал:
— Гуляю.
— А ты знаешь, что за такие «гуляния» у нас отправляют гулять уже насовсем, с чемоданом?
— Везде свои правила, — не стал он спорить.
— Как фамилия? Какой отряд?
— Игорь Судаков, седьмой отряд, — ответил он.
— Чем занимается отряд?
— Слушает беседу «Гайдар и его книги».
— Вот видишь! Отряд делом занимается, а ты что? Почему не слушаешь беседу?
— Я пляж убирал, — сказал Игорь. — Это тоже дело.
— Кто тебя послал?
— Никто не посылал, — честно сказал Игорь. — Я сам попросился, а Захар Кондратьевич меня взял, но сперва я сказал Андрею Геннадиевичу, что Захар Кондратьевич меня вызывает, а уже потом Захар Кондратьевич разрешил мне работать...
— Хватит, не запутывай дальше, — махнула на него рукой Марина Алексеевна. — Однако пляж отсюда довольно далеко.
— Ну, я убирал, убирал, а потом устал и пошёл гулять в лес. Подумал, что там два отряда работают, они без меня справятся.
— Сам бы ты до такого не додумался. — Прищуренные глаза Марины Алексеевны превратились в узкие щёлочки. — Признавайся: с Дуниным в лес сбежал?
— Если бы я с Дуниным сбежал, вы бы меня с Дуниным и поймали, — сказал Игорь, по его мнению, очень умно и догадливо.
Валентина Алексеевна рассмеялась и подала голос:
— Дунина с пограничной собакой не поймаешь. Он неуловимый!
— Ладно, садись в машину, я по пути подумаю, как тебя наказать, — решила начальница. — Лариса, открой ему дверь.
Девочка открыла дверь. Игорь неуклюже влез и уселся рядом с ней. Тело его напряглось, а сердце очень сильно колотилось, и, кажется, покраснели щёки. Ему стало изнутри жарко. Непослушные глаза старались скоситься влево, и приходилось трудным усилием возвращать их в прямое положение.
— Езжай, Вася, — сказала Марина Алексеевна шофёру. Машина тронулась.
Марина Алексеевна обернулась:
— Лариса, дай лучше мне свою грамоту, а то ещё потеряешь. У меня она лучше сохранится, я в кабинете повешу. А после смены возвращу.
Лариса широко раскрыла глаза, потом плотно закрыла их и полезла в сумку, стоящую между ней и Валентиной Алексеевной, долго там копалась, чуть ли не засовывая в сумку голову. Достала бумагу, свёрнутую трубочкой, и протянула начальнице. Глаза её были открыты нормально.
— Возьмите, — проговорила она.
Марина Алексеевна развернула грамоту. Игорь, навострив глаза, прочитал некоторые слова: «...занявшей ПЕРВОЕ место на республиканском конкурсе классических и народных танцев...»
Валентина Алексеевна заметила вполголоса:
— Наверное, ей хочется подругам показать.
— Ты не ерунди, — возразила начальница. — Что значит «подругам»? Что эти подруги понимают? Захватают грязными пальцами, шоколадом перемажут. А у меня в кабинете министры бывают, профессора, писатели. Что, подруги не могут зайти посмотреть? Грамота будет висеть на стене, доступно для обозрения. Разве плохо?
— Нет, ничего, — глядя в окошко, согласилась балетмейстерша.
Машина подъехала к воротам, и два дежурных пионера кинулись открывать. Разошлись решётчатые створки. Медленно прокатившись по лагерным дорожкам, машина остановилась около столовой.
Пока они высаживались, набежала толпа народу.
В толпе раздавались возгласы:
— Лариса вернулась!
— Лариса из Киева приехала!
— Лариска, привет!
Марина Алексеевна подняла над головой грамоту:
— Ребята! Лариса завоевала на республиканском конкурсе в Киеве первое место! Ещё раз прозвучало в столице славное имя Ласпи! Ура нашей Ларисе!
Все закричали «ура». А Игорь не кричал. Стоял и смотрел на Ларису. Потом девочку совсем окружила толпа пионеров, и осталась видна только макушка её головы. В макушке ничего особенного не было, кроме одного очень красивого, выбившегося из причёски завитка волос. Игорю стало грустно, захотелось уйти подальше от этого места, а потом, когда все разойдутся, прийти обратно...
Он спросил Марину Алексеевну:
— Вы уже придумали, как меня наказать? Та обернулась к нему, удивлённо глядя:
— А ты кто?..
— Судаков Игорь, седьмой отряд, из Ленинграда, — сказал он.
— Ах, Судаков, прости, пожалуйста... — Марина Алексеевна положила руку ему на плечо. — Такой здоровенный, красивый парень, смелый, умный, а живёшь сам по себе и сам для себя, убегаешь из отряда, разве это хорошо? Молчишь, стыдно ответить. Вижу, что стыдно. Графиня, что нам с этим бродягой делать? Гнать?
Валентина Алексеевна улыбнулась:
— Может, и стоило бы. Зачем нам эгоисты? У нас коллектив, все делаем вместе — едим, работаем, гуляем, играем вместе...
— И Лариса вместе со всеми заняла первое место на конкурсе, — вставил Игорь.
Женщины переглянулись.
— Да, вместе со всеми, — с нажимом сказала Марина Алексеевна. — Кто её воспитал, кто ей создал условия для развития таланта, кто её, в конце концов, послал на конкурс? Коллектив! Да где уж тебе понять, ты только о себе думаешь...
Как раз в этот момент Игорь думал о том, разрешил ли Захар Кондратьевич купаться пионерам, которые убирали пляж.
Поэтому он с полным правом надулся:
— Вовсе нет.
— Кстати, о Ларисе, — сказала Валентина Алексеевна. — Она поручила мне передать вам её просьбу: не очень наказывать Игоря.
— Неужели понравился? — прищурилась начальница. Валентина Алексеевна засмеялась:
— Вряд ли, Ларисе нравятся ребята весёлые, компанейские, заводилы! Но если вы мальчика выгоните, то получится вроде из-за неё. Потому что, если бы не поехали её встречать, Игорь бы не попался.
— Ладно, — смилостивилась Марина Алексеевна, — не буду портить девочке праздник. Передай вожатому, что ты лишён трёх купаний.
В этот момент подошла замначальницы Верона Карловна со своей записной книжкой. Она сделала в книжке короткую запись и сказала голосом, похожим на треск разламываемой доски:
— Вместо купания будешь подметать дорогу от Фестивальной площади до Зелёного театра. Не забывай каждый раз докладывать об исполнении.
Игорь представил себе дорогу, идущую вверх от Фестивальной площади к Зелёному театру, и подумал, что подметать снизу вверх неразумно, особенно если оттуда будет ветер.
— А можно, я буду наоборот подметать: от Зелёного театра до Фестивальной площади? — спросил он.
— Это безразлично, мальчик, — сказала замначальницы, не поняв смысла просьбы. — А твои потуги на юмор здесь неуместны.
— Слушаюсь, Воро... то есть Верона Карловна, — сказал он.
— Безобразник, — буркнула замша и, надувшись, отошла.
— Марина Алексеевна, — сказал Игорь. — Лишите меня, пожалуйста, шести купаний.
— Что за новости? — поразилась начальница.
— Я ровно шесть раз купался без разрешения. Марина Алексеевна притянула его к себе, подёргала за ухо и тихо сказала:
— Иди. Ничего я тебя не лишаю, и дорогу подметать не надо, особенно снизу вверх. Забудь!
Глава четвёртая
Отрядная жизнь шла своим порядком, по плану, написанному в «Дневнике вожатого» у Андрея Геннадиевича. Игорь активно влился в эту жизнь, стал проявлять инициативу, дни его наполнились важными делами, но тут же начались споры и конфликты, так сказать, борьба мнений, ну и замечания тоже не заставили себя долго ждать. Потому что, когда ты что-то делаешь по собственной инициативе, ты в большинстве случаев делаешь не так, как сделал бы другой по собственной инициативе, а вожатый сделал бы и вовсе иначе, и почему-то он всегда ожидает, что ты сделаешь так, как ему этого хотелось бы. В общем, странно.
— Что-то ты к Дунину ходить перестал, — заметил Андрей Геннадиевич. — Что случилось?
Вопрос был для Игоря неприятен, он не хотел, чтобы кто-то в такие его дела вмешивался.
— Да как-то разладилось, — ответил он обтекаемо.
— Разладилось... — хмыкнул вожатый. — Надо думать, предал он тебя или надул. Я тебе сразу сказал, что это не пример для подражания и не тот кадр, с которым полезно дружить.
Игорю вдруг стало тошно, он разозлился и брякнул:
— Что вы всё учите и учите, будто без вас никто сам ничего не знает! — Опомнившись, он извинился: — Вы, конечно, простите, пожалуйста...
— Я, конечно, прощу, — вздохнул Андрей Геннадиевич, — и даже отвечу на твой дерзкий вопрос. Я вас учу не потому, что вы не знаете сами, а потому, что вы не умеете применить свои знания в жизни и часто забываете о том, что знаете. Знание бессмысленно хранить в подвалах мозга, надо держать его в руках и применять, как инструмент.
Дружба с Дуниным в самом деле рассыпалась, как галечный домик, построенный на пляже малышами из четырнадцатого отряда. Дунин извинился, что тогда в лесу бросил Игоря, даже не дёрнув за руку, но это извинение уже не имело значения.
— Всё равно Марина Алексеевна догадалась, что мы с тобой вместе были, — сказал Игорь.