– Ну и что? Что из этого? – торопил Шишов.
– А то. Мне кажется, что мать Милочки винила в смерти своей дочери Костеренко. Если совсем честно, то… Видишь ли, я раньше думала, что у Костеренко нет автомобиля, поэтому… в общем, я не…
Шишов с шумом хлебал щи и щедро угощал себя хлебом с маслом.
– Да ты говори, говори. Хотя я понял: ты теперь думаешь, а не сам ли Толик и прикончил надоевшую любовницу, так?
– Ну да, – кивнула Серафима. – И возможно, мама девушки так же думала. И еще неизвестно, как она себя вела. Может быть, именно она помогла Анатолию на тот свет убраться…
Серафима видела, что Шишову снова не нравится ее версия, и стала говорить еще азартнее:
– Да ты посмотри: убили-то Костеренко чисто по-женски! То есть не застрелили, не ножом саданули, а посто по головушке бабахнули. Я думаю, его сначала с ног сбили, а потом просто добили поленом. И сделать это вполне могла женщина не первой молодости. Справилась бы…
Шишов отложил ложку.
– И что? Теперь будем мать Милочки караулить?
Серафима в задумчивости стала убирать посуду. Шишов, в сущности, и еще не прочь был бы перекусить, но Сима с такой сосредоточенностью мыла посуду, что он только хмуро пялился в ее спину.
– Я думаю, – повернулась к нему Серафима, – надо просто с ней поговорить. И в разговоре выяснить, где она находилась – ее Натальей зовут – в момент гибели Костеренко.
– А потом проверить алиби, да? – Шишов с довольным видом шлепнул о стол сразу обеими руками. – Нет, ну ты посмотри, Семафора! Тебе же не напарник, а брильянт достался! Чистой воды изумруд! Такую идею тебе подкинул, а? Нет, ты бы без меня пропала, точно тебе говорю… Так, что ты там намыла? Давай-ка, налей мне еще тарелочку, тебе все равно, куда девать похлебку, а моему желудку в радость. Глядишь, я и еще чего-нибудь придумаю!
Серафима налила еще тарелку.
Выкушав еще щец, Шишов вскочил, поправил на брюках стрелочки и задержался у зеркала.
– Ты скоро? – поторопил он Серафиму, старательно укладывая на пробор негустую шевелюру. – Мы ночью, что ли, в гости пойдем?
Серафима уже стояла рядом, как верный конь, – в полной боевой готовности.
– Все, едем! – оценил себя в последний раз Сеня и выскочил в подъезд.
Они уже подъехали к нужному дому, а Серафима выходить не спешила.
– Ты чего, Кукуева? – толкнул ее в бок коллега. – Уснула?
– Понимаешь… – задумчиво скривилась Сима. – Я, конечно, уже приехала и спать здесь с тобой не собираюсь, но… Надо же что-то говорить, черт возьми! Вот как ты придешь, постучишь и скажешь… Что ты скажешь?
Шишов только на минутку задумался и тут же выдал:
– Скажу, что я бывший друг Милочки. Пойдет?
– Да что ж у этой Милочки, получается, не сердце, а дом престарелых? – всплеснула руками Сима. – Не пойдет, другое надо.
Сеня в бешенстве закрутил зрачками.
– Ну, Кукуева! Ну, знаешь… Дом престарелых? – И он выскочил из машины.
– Стой! Я ее должна допрашивать, я же… – Кукуева понеслась следом за Шишовым, нимало не волнуясь, закрыт ли драгоценный транспорт.
Сеня доскакал до подъезда в три прыжка, после чего затормозил – квартиры он не знал.
– Пойдем, горе мое, – подоспела Серафима. – Но сначала сделай печальную мордию. Ой, да не такую! А, ладно, иди как есть…
Серафима потащила Сеню на нужный этаж и возле серой двери остановилась. Еще раз взглянула на Шишова, с досадой сморщилась и позвонила.
Дверь открыли сразу, даже не спросив «кто?». Перед напарниками стояла женщина среднего возраста, в фартуке, с обыкновенной стрижкой. Руки женщины были в муке, и она не знала, куда их пристроить.
– Вы ко мне? – спросила она.
– А вы Наталья Карасева? – на всякий случай уточнила Серафима.
– Ну, значит, ко мне. Проходите, я Карасева, – отступила в сторону женщина и проводила гостей в комнату.
Серафима изо всех сил старалась выглядеть измученной и пришибленной несчастьем, а вот Шишов, поскольку роли своей не ведал, вел себя недостойно – не сводил потеплевших глаз с хозяйки, нежно вздыхал и старался усесться поближе к приятной женщине.
– Меня к вам привело горе… – еле выговорила Серафима.
Ох, и не хотелось ей ломать комедию, да ведь надо же было все как-то вызнать.
– У нас с мужем… несчастье…
Серафима с силой дернула к себе Шишова. Тот понял, что надо срочно перерождаться в «мужа», и тем же теплым взглядом принялся обливать Кукуеву. Однако актер из него был никакой, поэтому вид Сеня имел посто безнадежного идиота.
– Понимаете, – продолжала Серафима, – дочка у нас, мы в соседнем дворе живем. И вот наша Ирочка увлеклась пожилым мужчиной.
Шишов был не подготовлен. Услышав о дочери такое, он забыл про все на свете:
– Сима, это чего – Ирка наша, пожилым? Нет, погоди, а…
Сима посмотрела на него, как любящая мать.
– Мужу не хотели говорить, вот сейчас пришлось… – пояснила она Карасевой и метнула зверский взгляд на «супруга». – Господи! Если бы вы знали, как я страдала… Я Ирину ругала, не пускала на свидания, но… А вчера мне приснилась ваша Милочка.
Наталья Карасева сложила руки под грудью и боялась пропустить даже слово. С еще большим вниманием Кукуеву слушал Шишов. Он склонил голову набок и все шире раскрывал глаза и рот.
– Снилось, будто бы я иду домой, а навстречу мне Милочка, в таком зеленом плащике… Вот прямо по дороге идет, идет, идет… – тут она вывесила театральную паузу.
– Дальше-то что? – не выдержал Шишов.
– Подходит ко мне, – продолжила Серафима, – и говорит: «Нельзя так с нами, с детьми. Вы сходите к моей маме, узнайте, что со мной случилось. После этого вы совсем другой станете». И ушла. Я хотела ее догнать, саму расспросить, а ее и нет!
Шишов сориентировался мгновенно:
– А еще, помнишь, ты мне говорила, дескать, Милочка тебе сказала: «Передайте моей маме, что мне хорошо здесь, пусть не сильно горюет. Я знаю, что она меня любит, и все она сделала правильно. Я вижу ее и радуюсь».
– Да, так и сказала, – подтвердила Серафима. – Так что… вы уж простите, но… расскажите, как все произошло?
Наталья после шишовской поправки улыбнулась сквозь слезы легко, свободно и вдруг захлопотала:
– Ой, батюшки! Гостей принимаю, а стол пустой! А у меня сегодня кулебяка, девочки должны приехать, вот я их и встречаю. У меня живут Сашенька и Оля, а была еще Мариночка, но она собралась замуж, у жениха сейчас проживает. Вы знаете, они такие душевные, я вас с ними познакомлю. Они через часика два вернутся, вы подождете?
С Олей встречаться Серафиме было бы нежелательно. Она уже имела с ней подробную беседу, и при повторной встрече от такого назойливого внимания девчонка могла насторожиться. Поэтому Кукуева только грустно покачала головой.
– Боюсь, никак не получится. Вы меня поймете – мне надо поговорить сегодня с дочерью. Я и пришла расспросить: что же все-таки случилось с Милочкой?
Наталья вскочила с дивана и принесла кулебяку. Помимо нее на столе появились чашки, сахарница и пузатый фарфоровый чайник. Нарезав пирог толстыми ломтями, хозяйка пододвинула тарелочку к гостям. А уже потом, глядя в окно, заговорила:
– Да, я вас понимаю. Сама была такой же – любила свою дочь, а любить-то и не умела. Все мне хотелось каждый ее день по-своему расписать. У Милы в последнее время тоже был друг… Мужчина в возрасте. Конечно, я противилась их встречам изо всех сил. А Милочка ничего слушать не хотела. Только одно твердила: «Я с ним как сыр в масле кататься буду! На меня еще оборачиваться станут!» Глупенькая… Она у меня не красавицей была, но довольно приятная. Да вот! Посмотрите!
Наталья вскочила и показала потрет девушки.
– И чего такого некрасивого? – пожал плечами Шишов. – Вон, перед вами дама сидит – в три раза страшнее, а себя всегда красавицей мнит!
Кукуева выпучила глаза, сквозь плотно сжатые зубы пролепетала напарнику парочку пожеланий.
– Да? Вам нравится? – обрадовалась Наталья, услышав только приятное. – Вот и я всегда ее успокаивала, да только что молоденькой девчонке разговоры. Ей любви хотелось, свиданий, прогулок под луной. А сверстники просто не замечали Милу. И вовсе не из-за внешности, просто Мила очень трудно находила общий язык с ребятами. Скованная была, молчаливая, а может, ей ее человек просто пока не встретился. Но дочь считала, что все ее неудачи на любовном фронте именно из-за неброской внешности. И тут она познакомилась с мужчиной. Серьезным, самостоятельным, намного старше ее. Он увидел в Милочке прекрасную женщину, умницу, красавицу, да к тому же пообещал ее просто озолотить. У какой девчонки не закружится от такого голова? О, Милочка просто летала в то время! Порхала! А я… я каждый день устраивала ей скандалы. Деньгами у него и не пахло, хотя деньги – это не так важно. Самое главное – он был женат! Я сама воспитывала Милу без отца и не могла допустить… Женщина – точно роза, чуть постояла, и минуло ее время, увяла. А мужчина, как кактус, – с годами только опытнее, толще и коварнее.
– Точно, – буркнула Серафима. – Кому на фиг нужно кактусы рвать, вот и жируют.
– Нет, ну отчего же… – как умел, подбодрил женщин Шишов. – Если вот, например, розу засушить…
Серафима ткнула его в бок:
– Ой-й-й, молчи уже, сухостой! Наташа, так в чем же вы себя неправой считаете? – снова вернулась к разговору Сима.
Наталья пожала плечами.
– Вроде, везде права, а… Милу сбила машина. Она так и не узнала семейного счастья… А ведь тогда, с тем мужчиной, дочка была просто счастлива. Получается, что я не имела права ей мешать, нам ведь не дано знать, кому сколько отмерено. Выходит, я у своей дочери в последние дни жизни радость отнимала… – Женщина стыдливо смахнула слезу.
Серафима выпрямилась:
– Вы вот, Наталья, меня извините, но я… я не согласна! Это ж получается, если мы когда-нибудь умрем, нам можно сейчас творить что вздумается? Вот у Шишова в жизни «Мерседеса» не было, да и не будет никогда, а я, к примеру, возьму и накоплю. Так что же получается, ему можно сегодня идти и воровать у меня, потому что завтра он может скончаться? А мы и слова ему не скажи, потому что для него уж такое счастье в ту машину залезть? Нет, вы все правильно сделали. И не надо терзаться.