Сирена Романовна хотела было попросить, чтобы уединялись вместе с ней, и лучше если в ресторане, но дочь сурово прервала:
– А ты – к телевизору. Возможно, нас покажут в вечерних новостях.
Ничего толком не поняв, Сирена Романовна с чувством мотнула головой и побежала смотреть телевизор, даже забыв проводить гостей, – так боялась пропустить момент, когда их покажут в новостях.
Внизу, у подъезда, и в самом деле стоял шикарный джип. Гнездилов вежливо распахнул перед дамой дверцу и с самым несчастным видом спросил:
– Какой ресторан осчастливить собираетесь?
– Вот вам, мужикам, только бы по ресторанам… – заворчала Серафима, усаживаясь на переднее сиденье. – Вы еще меня в ночной клуб потащите! И вообще…
Она подождала, пока Гнездилов угнездится за рулем, и продолжала извергаться недовольством:
– И вообще! Я, конечно, понимаю, вы – состоятельный вдовец, вам требуются молоденькие, хорошенькие девочки, но сразу говорю – на меня даже не рассчитывайте! Я веду довольно скромный, тихий образ жизни, увлекаюсь домашним уютом, люблю вязать носки и читать детективы. А чтобы замуж… Боже избавь!
– Да и я, признаться, заехал к Сирене Романовне… Понимаете, хотел ее к своему старшему в гувернантки пригласить, очень она мне как педагог нравится. И платил бы щедро. Но чтобы сразу брачный контракт…
Серафима с облегчением выдохнула. Гнездилову тоже заметно полегчало. Даже как-то неприлично заметно. Он вдруг ни с того ни с сего начал подпрыгивать на сиденье и даже зачем-то предлагать Серафиме деньги. Однако она быстренько пресекла его недостойное поведение:
– Мне бы вот по этому адресу добраться, – ткнула она ему под нос бумажку с названием улицы. И сурово добавила: – Бесплатно.
– Легко! – дернул головой владелец рынка, и машина стала набирать ход.
На место прибыли без пятнадцати семь. Особняк Борисова был расположен недалеко, однако его так плотно обступали сосны и кедры, будто бы он находился в самом сердце тайги. Сейчас, в семь часов, здесь было бы совсем темно и неуютно, если бы не ярко освещенный дом.
– Вот черт! – оглянулась по сторонам Серафима. – Как же мне обратно добираться?
– А вы там долго? Минут сорок я могу подождать, – любезно предложил Алексей.
Кукуева в уме подсчитала, скольких людей она успеет опросить за этот срок. Получалось негусто.
– А знаете, я все равно здесь постою. Если вы успеете – довезу, а если нет, вызывайте такси, да и дело с концом! – просто решил проблему Гнездилов.
Серафима только вежливо улыбнулась, поправила шапочку и красиво вывалилась из джипа. К особняку от главной дороги вела дорожка, уставленная фонарями, и едва Кукуева дошла до середины, как произошло непонятное – перед ней со странным щелканьем стали взрываться небольшие фонтанчики из снега.
– Ложись, мать твою! – вдруг бешено заорал сзади из джипа Гнездилов.
Даже тогда до Серафимы не дошло. Она обернулась и вдруг увидела, как скромный работник торговли, прячась за капот автомобиля, целится куда-то в особняк из пистолета.
– Ложись, твою-то Сирену Романовну…
Ложись? Фигу! Серафима подскочила кузнечиком и со всех ног, рискуя поломать все каблуки, понеслась к машине. Она хотела только спрятаться за колесо, но что-то вдруг горячо толкнуло ее в плечо, и Серафима, выкинув руки вперед, во весь рост рухнула на дорожку. Засвистели тормоза. Рядом с джипом, вздымая снежную пыль, тормозили знакомый старенький автомобиль, а за ним здоровенный тупомордый монстр. Из машин стали высыпаться какие-то люди с черными головами. Нет, черные были не головы, а натянутые до шеи шапки с дырками для глаз. Теперь со стороны дороги огонь усилился. Но и в особняке, похоже, сдаваться не собирались – стреляли добросовестно. А до джипа было еще не близко.
– Мамочка… – пролепетала Сима и поискала глазами Гнездилова. – Леша, хрен с ними, поехали лучше в ресторан.
Кто-то с силой дернул Кукуеву за воротник, да так, что у нее чуть не оторвалась голова. Потом тот же «кто-то» подхватил ее под мышки и поволок к машинам.
– Слышь, мужик! На, спрячь ее куда-нибудь! – кричал Сеня Шишов Леше Гнездилову, заталкивая в джип поскуливающую напарницу. – Давай уезжай отсюда!
– Ща-а-ас! – озверело фыркнул Гнездилов. – Я к ним по-доброму, а они в меня… Еще и в эту вон попали! Вот только перезаряжусь, маасдам из них сделаю!
Сеня Шишов (Серафима не могла понять, откуда он взялся) пытался уложить ее на заднее сиденье и приговаривал:
– Слышь, дряква, а ты себе нормального мужика нашла, стоящего… Это не я… Сим, слышь, ты это… должна выздороветь. Как себя чувствуешь-то?
Куда и чем ей попали, Серафима не знала, но куртка ее становилась все тяжелее, а голова, как раз наоборот, все легче.
– Ты, Сим, если что… Ирку мою пристрой, ладно? Она у меня глупая какая-то и страшненькая. И кошат тоже…
В голове Кукуевой мутилось, в глазах прыгали мухи, а уши закладывало от пятиэтажных матов стрелков. И Сеня еще что-то минорное наговаривает…
Отчего именно такой пессимизм у друга, она поняла, когда увидела, как рванула с места его машина. Туда, к особняку, на огонь.
– Куда его несет?! Эй! Подожди, я сейчас… – орал Леша, целясь в очередной фонарь.
Совсем рядом диким голосом орал в телефон какой-то видный господин:
– Какого хрена вы по мне лупите, дебилы конченые?! Что вы устроили из моего дома?! Всех разорву! К стене! Всех!..
Дальше пошла совсем нелитературная речь. Да Серафима ее и не слушала – все смотрела, как шишовский автомобиль прошиб ворота и встал как вкопанный. А потом стало темно-Леша расстрелял-таки последний фонарь.
Огонь из особняка прекратился так же неожиданно, как и начался. Когда глаза привыкли к темноте, стало видно, как из ворот несутся мужчины и машут руками над головой. Снова крики… Мужики бежали к господину с телефоном, а он хватал их за грудки и уже просто хрипел:
– Я… Я убью вас, сссуки! Тебя первого! Тебя, сука, два раза!
Потом все как-то перемешалось – народ побежал в дом. Леша тоже побежал, потом вернулся:
– Как ты? Ну, ни фига себе! Ты так понимаешь тихий домашний уют? И она мне втирала про вязаные носки! Слышь, я побегу, мужика того найти надо. Куда он полез-то?
И убежал. Серафима тоже выбралась из машины и, зажимая плечо, уже не торопясь доплелась до дома. Больше никто ей препятствий не чинил.
В доме все носились и натыкались друг на друга.
– Где она?! – орал знакомый мужик с телефоном, как Серафима поняла, сам Борисов. – Достать мне ее живой или мертвой!
Увидел Серафиму и ткнул пальцем в плечо:
– Это – что?
– И он еще спрашивает! – всхлипнула та. – Нет, мне говорили, конечно, что вы не очень-то общаетесь с посторонними, но чтобы сразу и расстреливать…
– Эй, Евгений Сергеич! Нашли ее, за плитой на кухне сидела! – крикнул кто-то, и к Борисову подвели растрепанную, зареванную женщину.
Борисов, сдерживая гнев, процедил:
– Тамара, это твой фейерверк? Когда расплачиваться начнешь?
Тамара только издала слоновий трубный стон.
Кукуева смотрела во все глаза на незнакомую тетку и не переставала гадать – это она, Серафима, случайно угодила на разборку хозяина с прислугой, или весь недавний тир был устроен по ее, кукуевскую, душу? Хотелось думать, что Серафима ни при чем. Однако ж разум упрямо подсказывал – очень даже при чем! Недаром же Тамара звонила незадолго до встречи и узнавала, точно ли приедет Серафима. Интересно, чем так насолила Кукуева этой даме, что она… Стоп! А откуда дама вообще узнала телефон Серафимы?
Все встало на свои места, когда появилась следующая пара.
– Евгений Сергеич, гляньте! К вам еще гости! – раздался крик.
Серафима выскочила вместе с остальными. По бурому, истоптанному снегу двора шел, спотыкаясь, Шишов и тащил за руку Лильку Федорову.
– А эт-то еще кто?! – раздраженно протянул Борисов. – Ну, мужика я знаю, а баба?
– Это та, которая… вашу дочь похитила, – негромко ответила ему Серафима.
Вот уже несколько минут в кабинете Борисова сидела куча народу, и все ждали, когда перевяжут Серафиму, чтобы разобраться со всеми делами сразу. Шишов тоже пострадал – ему поцарапало щеку, задело руку и в угаре кто-то порвал штанину, но он уже перетерпел прелести первой медицинской помощи и сидел рядом с Федоровой, не доверяя охране.
Когда появилась Серафима, на нее посмотрели с интересом – дама была, прямо сказать, не слишком юна, красотой не удивляла, однако ж Борисов, яростный любитель только прекрасных молоденьких женщин, бережно вел ее под ручку и трепетно заглядывал ей в глаза.
– Ну как, Серафима Петровна, вы себя уже лучше чувствуете? Можем начинать? – спрашивал он.
И они начали. Заговорил Шишов. Он, видимо, насмотрелся передач по телевизору про суды, потому что со всей силы долбанул кулаком по столу (ну, не было у него с собой молотка!) и сурово пробасил:
– Суд выносит свое решенье! Слушаем гражданку Федорову Лильку… Эй, как там тебя по паспорту?
– Ты еще возраст спроси, ага! – скривилась гражданка. – Фиг я тебе говорить стану. У меня, между прочим, дед партизаном работал, так что буду молчать, хоть вы меня режьте!
– А вот мы сейчас посмотрим, – стал угрожающе медленно подниматься Борисов. – Сейчас вот в подвальчик затащу, да пулю в лоб, будешь как индианка – с красной точкой во лбу! И твоя же сестра подтвердит, что ты пала жертвой перестрелки… Я говорю – сестра подтвердит!
И он упялился тяжелым взглядом в женщину, которая должна была ему возместить расходы, то есть на Тамару. Та охотно закивала головой.
– Ой, посмотрите на них, совсем люди без чувства юмора… – фальшиво хихикнула Лилька, стрельнула глазами на Кукуеву и, пробормотав: «Прости, дедушка», начала сбивчиво говорить.
История ее была вовсе не такая закрученная, самая банальная.
Все дело в том, что издавна Лилечка считала себя обладательницей уникального голоса. Ее даже в детстве хотели записать в хор, да только там взять отказались: – голос у девчонки действительно был – визгливый и сильный, а вот слух отсутствовал напрочь. И для музыкальной кучки детей это было сущим бедствием – едва девочка открывала рот, как все старания целого коллектива сводились к минусу. Однако любовь к пению Лилька бережно пронесла через всю жизнь. И вот когда ей исполнилось чуть за сорок, мелькнула искра надежды. Сейчас наука ушла так далеко вперед, что при большом желании и не меньших деньгах можно было без труда сотворить звезду даже из классического Герасима. И Лилька загорелась. Она теперь минуты не могла прожить, чтобы не представить себя на сцене. А с экранов всех телевизоров светились гламурные лица кумиров, а все газеты пестрели новостями о пикантных тонкостях личной жизни певцов и певиц, а их наряды сводили с ума, а уж молодость, которая вроде никогда и не собиралась покидать знакомые лица, и вовсе приводила в бешенство несчастного кондуктора… Это она, она должна так жить! Ни у кого нет такого сильного голоса, ни у кого из певцов не было таких выдающихся высоких нот – Лилька могла визжать целыми днями, и у нее даже горло не болело! А ведь такая жизнь доступна – надо только иметь мохнатую лапу и кучу денег. Куча долго не находилась, и наконец – о счастье! – Тамаре, родной сестре Лильки, которая всегда относилась к ней как к дочери, повезло устроиться к очень богатому господину садовницей. Вернее, это ее муж был садовником, а она только помогала ему. И еще помогала своей меньшей капризной сестренке. Борисов! Вот кто вынесет Федорову к славе! И началась обработка спонсора. Конечно, Лилька уже несколько раз бывала в доме у Евгения Сергеича и даже пыталась произвести на него впечатление, но тот упрямо останавливал свой глаз только на дамочках, чей возраст не зашкаливал за тридцатник. Лилька, которой перевалило за сорок, в область его обожания не втискивалась.