— Я понимаю. Ничего противоестественного — просто этот дар — предвидения — дается немногим. И тем не менее эти ее предсказания беспокоят меня…
— Не тревожьтесь, — мягко сказал Люк. — Теперь ведь все равно уже все позади. Не стоит мучить себя прошлым. Надо жить ради будущего.
— Да, конечно. Но, видите ли, есть еще кое-что… — Девушка запнулась. — Кое-что, касающееся вашей кузины.
— Моей кузины? Бриджит?
— Да. Мисс Пинкертон почему-то очень за нее беспокоилась. Всегда расспрашивала меня о ней… По-моему, она и за нее боялась.
Люк тут же обернулся, всматриваясь в склон горы. Его охватил беспричинный страх. Бриджит — наедине с этим человеком, у которого такие жуткие руки… трупного цвета! Стоп, хватит фантазировать! Эллсуорта — всего лишь безобидный дилетант, изображающий из себя бывалого коммерсанта.
Как бы прочитав его мысли, Роза спросила:
— Вам нравится мистер Эллсуорта?
— Ничуть.
— А знаете, Джеффри… доктор Томас… тоже его не любит.
— А вы?
— О, по-моему, он просто ужасен. — Она подошла еще ближе. — О нем ходят разные слухи. Мне рассказывали, что он устроил какую-то чудную церемонию на Ведьмином лугу — из Лондона понаехало много его друзей — все такие странные… А Томми Пирс был у них чем-то вроде служки.
— Томми Пирс? — оживился Люк.
— Да. Они велели ему надеть саккос[241] и сутану[242].
— Когда это было?
— О, довольно давно, — кажется, в марте.
— Я смотрю, ваш Томми Пирс везде поспевал.
— Он был страшно любопытный. Ему вечно все надо было разузнать, до всего докопаться.
— Похоже, в конце концов он переусердствовал, — мрачно заметил Люк.
Роза восприняла его слова буквально.
— Да, гадкий был мальчишка. Любил отрывать крылышки осам, дразнил собак.
— О таком сорванце вряд ли кто сильно жалел.
— Пожалуй, вы правы. Мать его, конечно очень переживала.
— Как я понял, шестеро оставшихся детей будут ее утешением. Кстати, язык у этой женщины, можно сказать, без костей.
— Страшная болтушка. Правда?
— Я зашел к ней купить сигарет, и она успела мне рассказать буквально обо всех в вашем городке, и очень подробно.
— Хуже места не придумаешь, — грустно сказала Роза. — Все друг про друга всё знают.
— Ну уж так-таки и всё…
Она вопросительно посмотрела на него, и Люк многозначительно изрек:
— Ни единому человеку не дано знать всей правды о другом человеке.
Роза даже легонько вздрогнула.
— Да, наверное, вы правы.
— Даже самому близкому и дорогому.
— Даже са… Ой, вы говорите такие ужасные вещи, мистер Фицвильям… не надо.
— Это пугает вас?
Она задумчиво кивнула и вдруг резко повернулась.
— Мне пора. Если… вам будет нечего делать — ой, я хочу сказать, если у вас будет возможность, заходите к нам. Мама… будет рада повидаться со знакомым старых папиных друзей.
И она тихонько побрела по дороге, понурив голову — то ли под тяжестью забот, то ли от растерянности.
Люк смотрел ей вслед. Его вдруг охватило желание защитить ее. Но от кого? Задав себе этот вопрос, он раздраженно покачал головой. Да, верно, Роза Шмеллинг недавно потеряла отца, но у нее есть мать, и она собирается замуж за очень привлекательного молодого человека, вполне способного о ней позаботиться. Почему же тогда у него возникло такое странное желание?
Ох уж эта сентиментальность! Она, видимо, неискоренима, подумал он. Мужчина-защитник! Образ, родившийся в викторианскую эпоху, властвовавший в годы правления короля Эдуарда VII[243]. Он и до сих пор нет-нет да и проявит признаки жизни, наперекор тому, что наш друг, лорд Уитфилд, называет «суетой и стрессом нынешней эпохи!»
«Что бы то ни было, — сказал он про себя, шагая по направлению к грозному массиву Эш-Ридж, — мне нравится эта девушка. Пожалуй, она слишком хороша для Томаса с его холодным высокомерием!»
У него в памяти всплыла прощальная улыбка доктора. Она явно была полна самодовольства!
Звук шагов впереди отвлек Люка от этих недобрых размышлений. Подняв глаза, он увидел молодого мистера Эллсуорта, спускавшегося по тропинке с холма. Он смотрел под ноги и улыбался сам себе. Эллсуорта не столько шел, сколько пританцовывал, как бы отбивая такт некой дьявольской жиги[244], звучавшей у него в мозгу. Люка неприятно поразило выражение его лица. В улыбке, кривившей его губы, непостижимо смешались ликование и коварство — в этом было нечто отталкивающее.
Люк остановился, и Эллсуорта чуть не налетел на него, подняв наконец голову. В первый момент злобные бегающие глазки глядели неузнавающе, но затем (или это просто Люку показалось?) произошла поразительная метаморфоза. Вместо танцующего сатира[245] Люк снова увидел перед собой томного хлыщеватого молодого человека.
— О, мистер Фицвильям, доброе утро.
— Доброе утро. Любовались красотами матушки-природы?
Мистер Эллсуорта протестующе взмахнул своими длинными бледными руками.
— О нет, Боже мой, нет. Я ненавижу природу. Это же грубая девка, начисто лишенная воображения. Ее надо уметь ставить на место, а без этого невозможно в полной мере наслаждаться жизнью.
— И как же вы собираетесь поставить ее на место?
— Есть кое-какие способы! В таком прелестном провинциальном уголке человек, не лишенный вкуса, всегда может найти восхитительные развлечения. Я люблю жизнь, мистер Фицвильям.
— Я тоже.
— Mens sana in corpore sano[246].— В тоне мистера Эллсуорта прозвучала мягкая ирония. — Я уверен, к вам это относится в полной мере.
— Это не самый худший из моих недостатков.
— Дорогой мой! Благоразумие — вещь невероятно скучная. Надо быть сумасшедшим — восхитительно безумным. И еще — слегка извращенным и испорченным… вот тогда жизнь предстанет перед вами в новом, чарующем свете.
— Это что же, как взгляд из лепрозория?[247] — предположил Люк.
— Прелестно, весьма, весьма остроумно! А в этом, знаете, что-то есть. Интересный ракурс… Однако не смею вас задерживать. Вы ведь совершаете моцион — необходимо регулярно совершать моцион — такова одна из заповедей привилегированных учебных заведений!
— Именно так, — сказал Люк и, холодно кивнув, продолжил подъем.
«И что это мне сегодня мерещится всякая чертовщина, — разозлился он на себя. — Этот малый просто болван, вот и все».
И однако, какая-то подспудная тревога заставила его ускорить шаг. Эта коварная торжествующая улыбочка на лице Эллсуорта… Она-то ему не почудилась… И почему ее будто губкой стерли, когда этот малый наткнулся на него?
«Бриджит… с ней все в порядке? — с растущим беспокойством подумал Люк. — Они ведь шли вместе, а возвращается он один».
Когда Люк разговаривал с Розой Шмеллинг, выглянуло солнце. Сейчас оно снова скрылось за облаками. Хмурое небо таило угрозу, резкими порывами налетал ветер. Люку снова казалось, что он попал в особый, заколдованный мир — мир, который все время напоминал о себе… с первого же дня, как он очутился в Вичвуде.
Тропинка свернула и вывела его на ровную, поросшую травой лужайку. Это и был Ведьмин луг. Именно здесь, если верить легендам, ведьмы справляли свои шабаши в Вальпургиеву ночь[248] и накануне Дня всех святых[249].
Бриджит… Она сидела, прислонившись спиной к скале и обхватив щеки руками, Люк облегченно вздохнул и чуть не бегом устремился к ней. Поросшая свежей травой земля приятно пружинила под ногами.
— Бриджит! — окликнул он.
Она медленно отняла руки от лица. Его выражение встревожило Люка. Казалось, будто она только что очнулась от транса и никак не может понять, где она и с кем.
— Послушайте… с вами все в порядке? — немного невпопад спросил Люк.
Она ответила не сразу — как будто не совсем еще вернулась из того далекого мира, в который только что была погружена. Люк почувствовал, что его слова дошли до нее с трудом.
— Конечно. А в чем, собственно, дело? — наконец отозвалась она. Голос ее звучал резко и почти враждебно.
— Будь я проклят, если знаю, — усмехнулся Люк. — Я вдруг страшно за вас испугался.
— Но почему?
— Думаю, главным образом из-за поистине мелодраматического настроения, в котором я пребываю в последнее время. Сие состояние заставляет меня воспринимать все в каком-то странном свете. Если я не вижу вас час или два, мне начинает казаться, что вскоре я обнаружу ваш окровавленный труп в какой-нибудь канаве. Прямо как в дешевой пьеске.
— Ну это вы зря, в дешевых пьесках героинь не убивают.
— Разумеется, но…
Люк вовремя остановился.
— Что вы хотели сказать?
— Да так, ничего.
Слава Богу, у него хватило ума не продолжать. Не слишком-то вежливо взять да и брякнуть молодой привлекательной женщине, что она отнюдь не героиня…
— Их похищают, — продолжала Бриджит, — или заключают в тюрьму, а еще оставляют умирать в клоаке[250] или затопленном подвале — они всегда в смертельной опасности, но чтобы умереть — никогда!
— Они даже не стареют, — добавил Люк и тут же спросил: — Значит, это и есть Ведьмин луг?
— Да.
— А вам не хватает только помела, — любезно заметил он, глядя на нее сверху вниз.
— Благодарю за комплимент. Мистер Эллсуорта сказал приблизительно то же самое.
— Я только что его встретил.
— Вы говорили с ним?
— Да. Между прочим он пытался поддеть меня.
— И ему это удалось?
— Он вел себя немного по-детски. — Люк помолчал, а затем вдруг выпалил: — Чудной он все-таки. То вроде бы кажется безнадежным глупцом, а потом вдруг такое сказанет, начинаешь думать, что он вовсе не такой уж и простак.