Двадцать восьмое декабря
1
— Пилар, по-моему, тебе лучше пожить у нас, пока твое положение окончательно не определится.
— Большое спасибо, Лидия, — тихо ответила Пилар. — Вы очень добры и легко прощаете людей, не делая из этого большого шума.
— Я по-прежнему называю тебя Пилар, — улыбнулась Лидия, — ибо до сих пор не знаю твоего настоящего имени.
— Меня зовут Кончила Лопес.
— Кончита тоже красивое имя.
— Еще раз большое спасибо, Лидия. Только не стоит обо мне беспокоиться. Я выхожу замуж за Стивена, и мы уезжаем в Южную Африку.
— Что ж, весьма удачное завершение этой кошмарной истории, — снова улыбнулась Лидия.
— Раз уж вы так добры ко мне, — робко сказала Пилар, — разрешите нам когда-нибудь… если можно, именно на Рождество, приехать к вам, когда будут и фейерверк, и печеный изюм, и еще украшенная игрушками елка и снеговички?
— Конечно же приезжайте, увидите, каким бывает настоящее английское Рождество.
— Чудесно! А в этом году Рождество оказалось таким грустным.
— Да, это было очень грустное Рождество, — вздохнула Лидия.
2
— Прощай, Альфред, — сказал Гарри. — Не думаю, что буду часто тебя тревожить. Я уезжаю на Гавайи[194]. Всегда мечтал там жить, только у меня не было на это денег.
— Прощай, Гарри, — отозвался Альфред. — Надеюсь, тебе понравится на Гавайях.
— Извини, что действовал тебе на нервы, старина. Проклятая привычка над всеми подтрунивать.
— Наверное, и мне пора научиться понимать шутки, — все-таки выдавил из себя Альфред.
— Всего хорошего, — с облегчением произнес Гарри.
3
— Дэвид, — сказал Альфред, — мы с Лидией решили продать этот дом. Может, ты хочешь взять что-нибудь из вещей, принадлежавших нашей матери: например, ее кресло и скамеечку для ног. Ты всегда был ее любимцем.
— Спасибо, Альфред, — помолчав, ответил Дэвид, — но знаешь, я, пожалуй, ничего не возьму. С прошлым лучше рвать раз и навсегда.
— Я понимаю тебя, — отозвался Альфред. — Что ж, может, ты и прав.
4
— До свиданья, Альфред, — сказал Джордж. — До свиданья, Лидия. Какой ужас мы пережили! Еще предстоит суд. Наверное, весь этот позор выплывет наружу? Ну, насчет того, что Сагден… сын моего отца… Вряд ли удастся его убедить, что лучше бы ему заявить, что он убежденный коммунист и убил отца во имя идеи — потому что тот был… м-м… как они там пишут? Гнусной пиявкой на теле рабочего класса… или что-нибудь в этом роде, а?
— Дорогой Джордж, — возразила ему Лидия, — неужели ты думаешь, что такого человека, как Сагден, смогут тронуть наши переживания, что он станет лгать ради нас?
— Ты права. Я совершенно с тобой согласен. И все-таки этот малый… нет, он конечно же не в своем уме… Ну что ж, еще раз до свидания.
— До свидания, — сказала Магдалина. — На следующее Рождество, может быть, все вместе поедем на Ривьеру[195] или еще куда-нибудь и повеселимся на славу.
— Посмотрим, каким будет курс фунта, — добавил Джордж.
— Не будь таким скупым, милый, — проворковала Магдалина.
5
Альфред вышел на террасу. Лидия разглядывала каменную вазу. Увидев его, она выпрямилась.
— Все уехали, — вздохнул он.
— Какое счастье, — отозвалась Лидия.
— Пожалуй, — согласился Альфред. И спросил: — Ты рада уехать отсюда?
— А ты нет?
— Если честно, я тоже рад. На свете так много интересного, целый мир. А если мы останемся жить здесь, то будем обречены вечно вспоминать об этом кошмаре. Слава Богу, все кончилось!
— Благодаря Эркюлю Пуаро, — сказала Лидия.
— Да. Знаешь, просто удивительно: после его объяснений все сразу встало на свои места.
— Знаю. Как в головоломке, когда все эти непонятные кусочки вдруг находят свое место, и получается вполне четкая картинка.
— Одного только я так до конца и не понял, — признался Альфред. — Что делал Джордж после телефонного звонка? Почему он не сказал?
— Неужели не понимаешь? — засмеялась Лидия. — А я сразу догадалась. Он просматривал бумаги на твоем письменном столе.
— О нет, Лидия! Никто не решился бы позволить себе такое.
— А Джордж решился. Он проявляет большое любопытство ко всему, что касается денег. Но, разумеется, он не мог в этом признаться. Он скорее предпочел бы оказаться на скамье подсудимых.
— Что это, очередной садик? — спросил Альфред.
— Да.
— Чем удивишь на сей раз?
— Попытаюсь изобразить райские кущи. Но без змея-искусителя, а Адам и Ева будут не очень молодыми.
— Какой терпеливой ты была все эти годы… Моя дорогая, ты всегда была так добра ко мне, — нежно сказал Альфред.
— Потому что я люблю тебя, Альфред… — услышал он в ответ.
— Благослови и помилуй меня, Господи! — воскликнул полковник Джонсон. — Честное слово! — И повторил: — Благослови и помилуй!
Откинувшись на спинку кресла, он не сводил глаз с Пуаро.
— Лучший из моих людей! — простонал он. — Куда катится полиция?
— У полицейских тоже бывают личные проблемы. Сагден был очень гордым.
Полковник только покачал головой.
Чтобы разрядиться, он пнул ногой стопку дров, сложенную у камина. И сказал отрывисто:
— Всегда говорил — нет ничего лучше горящих в камине дров.
А Эркюль Пуаро, поеживаясь от сквозняка, холодившего его спину, подумал: «Pour moi[196], то я предпочитаю центральное отопление…»
УБИТЬ ЛЕГКОMurder is Easy 1939 © Перевод под редакцией М. Макаровой, А. Титова
Посвящается Розалинд и Сьюзен, первым критикам этой книги
Глава IПопутчица
Англия!
Сколько лет, сколько зим!
Какая она теперь? — спрашивал себя Люк Фицвильям, спускаясь по сходням на пристань. От этих мыслей его отвлекло ожидание таможенного досмотра. Но едва он вошел в экспресс, который подавался к прибытию парохода, он снова стал думать о старушке Англии.
Правда, он наезжал сюда в отпуск, но это — совсем другое дело. Когда ты в отпуске, можно сорить деньгами (а это немаловажная деталь), навещать старых друзей, встречаться с теми, кто, как и ты, приехали ненадолго. Беззаботное времечко, когда ты мог сказать себе: «Скоро опять уезжать назад. Отчего бы не пожить в свое удовольствие!»
Теперь все. Как говорится, с концами. Не будет больше жарких душных ночей, слепящего солнца и роскошной буйной тропической растительности, не будет одиноких вечеров, скрашенных чтением и перечитыванием старых номеров «Таймс»[197].
Отныне он — добропорядочный отставник с весьма скромным доходом. Не обремененный заботами и обязанностями джентльмен, вернувшийся восвояси. Чем бы ему теперь заняться?
О Англия! Этот июньский день, и серые небеса, и резкий жалящий ветер. В такие дни, прямо скажем, она не слишком привлекательна! А люди! Бог мой, сколько же их! Целые толпы. И у всех угрюмые, как это небо, лица, хмурые, озабоченные. А дома — торчат повсюду, как грибы. Мерзкие серые домишки! Отвратительные! Курятники, а не человеческое жилье — типичные английские деревеньки!
Люк Фицвильям заставил себя оторваться от вагонного окна и принялся листать только что купленные «Таймс», «Дейли клэрион»[198] и «Панч»[199].
«Дейли клэрион» был целиком посвящен скачкам в Эпсоме[200].
«Нет бы мне вчера приехать. Последний раз я был на дерби[201], когда мне было девятнадцать», — подумал Люк.
Он поставил на лошадь в клубном тотализаторе[202], и ему было интересно, что прочит ей корреспондент «Клэрион». Однако тот лишь небрежно ее помянул: «Среди прочих Джуджуб Второй, Маркс Майл, Сэнтони и Джерри Бой вряд ли смогут войти в первую тройку. К фаворитам явно не принадлежат…»
Но Люк не стал смотреть, кто явно не принадлежит к фаворитам. Его интересовали ставки. Шансы Джуджуба Второго расценивались более чем скромно: сорок к одному.
Он взглянул на часы. Без четверти четыре.
— «Значит, скачки уже закончились», — отметил он и пожалел, что не поставил на Клэриголда, считавшегося вторым среди фаворитов.
Закончились так закончились. Он раскрыл «Таймс» и погрузился в изучение более серьезных вопросов. Правда, ненадолго, поскольку свирепого вида полковник в углу напротив пришел в такую ярость от только что прочитанного, что ему было необходимо излить свое возмущение. Прошло добрых полчаса, прежде чем он притомился осыпать бранью «этих проклятых прокоммунистических агитаторов». В конце концов полковник все же угомонился и тут же уснул с открытым ртом. Вскоре поезд замедлил ход и остановился. Люк выглянул в окно. Они стояли на большой пустынной станции с многочисленными платформами. Несколько поодаль торчал газетный киоск с рекламной афишей. «Результаты дерби». Люк открыл дверь, выпрыгнул на перрон и побежал к киоску. Через минуту он с широкой ухмылкой всматривался в смазанные строчки экстренного сообщения.
РЕЗУЛЬТАТЫ ДЕРБИ:
ДЖУДЖУБ ВТОРОЙ МАЗИППА КЛЭРИГОЛД
Люк торжествовал! Можно будет промотать сотню фунтов! Молодчина этот Джуджуб Второй, «компетентные лица» явно его недооценили!
Продолжая улыбаться, он сложил газету, повернулся к своему поезду и… увидел пустую платформу. Победа Джуджуба Второго так взволновала его, что он не заметил, как поезд потихоньку покинул станцию.
— Когда, черт возьми, он успел отойти? — спросил Люк угрюмого на вид носильщика.