«Вспомни то время, когда ты любила Роланда, — приказала она самой себе. — Не то, чем все обернулось потом, а начало, когда он был добрым, а ты — невинной».
Конечно, герцог Бейнтон вовсе не был похож на ее покойного мужа, научившего Сару ненавидеть супружескую постель. Ненавидеть то, что мужчина может сделать с женщиной.
Сара была уверена, что Бейнтон не может быть грубым… Но все же он будет ждать от нее подчинения — того, чего она обещала себе никогда больше не допускать.
Однажды ее мать, избитая одним из любовников, сказала ей, что любой мужчина может быть грубым. Сара не хотела ей верить, пока Роланд не подтвердил правдивость этих слов.
Сара положила обе руки на живот, туда, где когда-то рос внутри нее малыш. Дитя, о котором она никогда не переставала горевать, хотя ей и не довелось качать его на руках.
«Тогда ты думала, что твоя жизнь окончена, — мягко напомнила себе Сара. — Но ты выжила».
Это была хорошая мысль. Она выживет снова. Подумать только, что ей уже пришлось пережить.
Но ее губы не перестали дрожать, и напряжение в глазах не прошло. У нее очень выступающие скулы. За последние несколько месяцев она сильно похудела. Может, она слишком тощая?
Но дух ее еще крепок, и воля не сломлена.
Бейнтон получит то, чего хочет, но диктовать условия будет она. По дешевке она свое тело не продаст.
Сара шагнула к двери и открыла ее.
Гостиная была залита ярким светом — здесь явно никто не заботится об экономии свечей. В очаге не было огня, но вся комната сияла радостью и приветливостью, которых в душе у Сары не было и в помине.
На столе стоял поднос с несколькими накрытыми тарелками. Почувствовав аромат поджаренного мяса и свежеиспеченного хлеба, она чуть было не опустилась на колени.
Но, заставив себя оторвать взгляд от соблазнительных блюд, Сара обернулась к сидящему в комнате человеку и от изумления чуть не открыла рот.
Герцог сидел на стуле за письменным столом и читал какие-то бумаги. Пиджак он снял, узел галстук чуть ослабил. Мужчина в домашнем уединении.
Но больше всего ее поразили очки в золотой оправе на его благородном носу. Она привыкла считать его выше остальных, постоянно полным сил, безупречным. Даже тщеславным… Пока не увидела эти очки. Они придавали его лицу человечности.
Бейнтон тоже был поражен.
Одним взглядом он охватил все детали ее внешности: складки простыни, волосы, изгибы тела, а затем опустил глаза, словно ища босые пальцы ее ног.
Сара заговорила первой.
— Гадаете, что же еще у меня обнажено? — спросила она. Голос ее прозвучал уверенно и спокойно.
— Думаю, я это знаю, — ответил он с хрипотцой в голосе.
Однако вместо того, чтобы сразу приступить к делу, он снял очки и постучал одной из их дужек по бумагам, которые перед этим читал.
— Очень хорошо написано.
Только тут Сара поняла, что он читает ее пьесу. На столе в открытой кожаной папке лежали листы ее «Беспокойной вдовы».
Ее сердце дрогнуло. Она думала, что в приступе отчаяния выбросила «Вдову» под дождь вместе с другими пьесами. Должно быть, он спас ее от нее самой. Она потеряла не все. Эта пьеса, в которую она вложила часть своей души, была цела, а вместе с ней и ее мечты и надежды.
Однако Сара почувствовала, что Бейнтон посягнул на ее права, и рассердилась.
— Не помню, чтобы я разрешала вам читать мою работу.
Он уронил очки и поднял вверх руку, мягко останавливая ее.
— Я не хотел вас обидеть. Мне было интересно, и потом, в этой комнате больше нечего было почитать.
Она осмотрелась, словно проверяя правдивость его слов, хотя на самом деле старалась прийти в себя и успокоиться. Она вспылила.
— Обычно я не читаю пьес, — признался он, и, отметив место, где остановился, закрыл папку. — И не хожу в театры.
— Да, я знаю. Лишь иногда, если ставят Шекспира.
Это были его слова, которые он произнес, когда они пустились в погоню за Шарлен.
Он кивнул, признавая ее правоту.
— Знаю, что мое мнение для вас ничего не значит, но мне понравилось. Отличная работа, миссис Петтиджон.
Она изменила свое отношение к тому факту, что он без разрешения читал ее пьесу.
— Вы дошли до места, где они дерутся на дуэли, сражаясь за ее руку? — поинтересовалась она.
— Нет, я остановился на том, как он сидел в шкафу, пока герцог Бамбл, который, надо полагать, олицетворяет в этой пьесе злодея…
— Он шут.
— Именно. Он ведет себя, словно занудный всезнайка.
Таким она его описала.
Эту часть она вставила в пьесу после возвращения из Шотландии. Герцог Бейнтон так основательно ее разозлил, что ей пришлось использовать его образ в качестве персонажа.
Узнал ли он себя?
По его спокойному взгляду ничего нельзя было понять.
Интересно, что же он подумал, когда прочел описание Бамбла как необыкновенного красавца? Она вовсе не планировала ничего такого, но слова словно сами стекли с ее пера и стали важной частью сюжета — если только она не перепишет всю пьесу.
— В его характере требовать, чтобы все было так, как он хочет, — сообщила Сара. — Я имею в виду этого герцога из пьесы.
Бейнтон сменил тему.
— Я не знал, что вы любите, поэтому взял на себя смелость заказать лучшие блюда, какие здесь подают. — Он встал, подошел к столу и поднял крышку ближайшего к нему блюда. — Это кролик. Его здесь отлично готовят. А это… — проговорил он, поднимая вторую крышку, — это ростбиф, божий дар Англии. Здесь работает повар-француз. Однажды я попытался нанять его, но он предпочитает свою кухню в этой гостинице.
Все пахло очень соблазнительно.
— Выбирайте, — предложил он. — Мне все равно. О, есть еще вино и сидр — на ваш выбор.
Сара благородно решила ни за что не приниматься за еду, пока они не обсудят, что между ними будет. Но она была совершенно не способна собраться с мыслями и сформулировать какие-то требования на голодный желудок.
— Кролик подойдет.
Сара села за стол, взяла вилку и постаралась не слишком набрасываться на еду.
Бейнтон, очевидно, тоже очень проголодался. Он галантно налил Саре сидра, а потом воздал должное своему бифштексу. Сара же опустошила тарелку и почувствовала, что если бы не присутствие герцога, то она слизала бы с нее весь соус.
Еда отлично ее подкрепила.
Отставив тарелку, Сара сложила руки на коленях, чтобы показать, что она собрана и владеет собой, насколько это возможно для человека, одетого в простыню вместо одежды, и сказала:
— Я хочу сообщить вам мои условия.
Бейнтон отреагировал так, словно она сделала предупреждающий выстрел. Откинувшись на спинку стула, он положил руку на стол и произнес:
— Очень хорошо.
Сара уставилась на свою пьесу, лежавшую на столе. Хоть раз в жизни она не продаст себя задешево.
— Вы предложили мне дом, — сказала она.
— Да.
— И помощь с поиском Джеффа и Чарльза.
— Перкинс занимается этим делом прямо сейчас, пока мы с вами беседуем.
— Я бы хотела, чтобы труппе заплатили.
Герцог наклонил голову.
— Труппе?
— Актерам и рабочим, которые принимали участие в постановке «Ревю». Многие из них в худшем положении, чем я.
Она бросила на него быстрый взгляд, стараясь определить, что он об этом думает.
У Бейнтона был вид человека, который обдумывает, взвешивает… И Саре стало неловко. Она никогда не умела требовать.
— Я уверен, — наконец сказал он, — что если нам не удастся вернуть все, что им задолжали Джефф и Чарльз, то для них найдется щедрый благодетель.
Сара с удивлением осознала, что ожидала его ответа, затаив дыхание. Переведя дух, она сказала:
— Благодарю вас.
— Это все? — спросил он.
— Нет. — Она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза. — Моя мать начинала как актриса. Она была хорошей актрисой, по крайней мере, все уверяли меня в этом. Но театр — ненадежная и изменчивая профессия. Мама получала все менее значительные роли и в конце концов сказала, что чувствует, будто ее жизнь кончена.
Бейнтон внимательно слушал, и Сара отвела глаза. Умение уделять одному человеку все свое внимание — один из талантов герцога, подумала она. Но иногда это внимание слишком пристально.
Она перевела дух и продолжила.
— Ее первым покровителем был лорд Твиндейл, мой отец, хотя он и не соизволил признать меня своей дочерью. Мужчины бывают двух видов: одни щедры ко всем своим детям, законным или нет, а другие притворяются, будто их внебрачные дети просто не существуют.
Саре не удалось скрыть горестную улыбку. Когда-то для нее стало сокрушительным ударом то, что отец отказался ее признать. Теперь же ей казалось, что это лишь одно из событий ее жизни.
— Когда Твиндейл отвернулся от мамы, у нее появилось несколько любовников, сменявших друг друга до ее смерти. Некоторые были добры к нам, другие — нет. Были и такие, от которых я пряталась.
Понимает ли он, о чем она говорит?
— Моя сводная сестра Джулия — она родилась в браке и была матерью Шарлен — взяла меня к себе, когда мне было тринадцать. Она даже дала мне некоторое образование, но у нее самой было полно хлопот с Дирном. Этот человек проматывал все, что у него было, за игорным столом.
— Я слышал о нем.
— Он губил себя. — Сара покачала головой. — Но Джулия научила меня тому, что у женщины может быть достоинство. Что бы ни случилось, она всегда была сильной и милосердной, и я поклялась, что буду такой же, как она. Я не хотела зарабатывать на жизнь постелью, как делала моя мать.
Бейнтон заерзал на стуле.
— Моя прямота смущает вас, ваша светлость? Хорошо, — сказала она, не дав ему ответить. — Я хочу, чтобы вы знали, чего мне стоит согласие стать вашей любовницей. Мы говорим о моей душе, ваша светлость. Обо всем, во что я хотела верить в самой себе.
Бейнтон наморщил переносицу, но ничего не сказал.
Сара продолжила.
— Мы подошли к сути дела. Я желаю поставить мою пьесу. И хочу, чтобы вы мне помогли.