Гэвин сел за стол.
— Пожалуйста.
— Тальберт сказал мне, что вы выбирали ее сами. Это значит для меня больше, чем все остальное.
Она поставила перед ним стакан, но вместо того чтобы выпить, он пальцем отодвинул его от себя, вдруг вспомнив, как много он пил в последнее время.
И ему хотелось вовсе не виски.
Она взяла себе стул у стола, и Гэвин повернулся так, чтобы быть лицом к ней.
— Вы прекрасны, — сказал он, не думая о том, что говорит. Ни дипломатии, ни манипуляции — в его словах были только откровенность и ничем не сдерживаемые чувства.
Ее глаза округлились, а щеки чуть тронул румянец.
Гэвин восхищенно подался вперед.
— Вы ведете себя так, словно не ожидали от меня этих слов.
— Мы мало общались, — сказала она, — но это было общение сильных характеров.
— О да, мы пререкались, — согласился он, с улыбкой наблюдая, как она сморщила носик, произнося эти слова. — Если бы вы только слушались меня, — добавил он, поддразнивая ее, — то мы могли бы меньше ссориться.
Как он и ожидал, она тут же парировала:
— Как только я услышу разумные слова из ваших уст, то непременно послушаюсь.
— Возможно, придется немного подождать. День сегодня был ужасный.
— И до встречи с леди на лестнице?
— К сожалению.
Она бросила взгляд на нетронутый стакан.
— Мистер Тальберт настойчиво рекомендовал мне изучить ваши склонности и привычки.
— Он говорил вам это сегодня?
— Да, — сказала она и очень похоже изобразила отдающего приказы секретаря. — Сразу по возвращении из Сити и перед отходом ко сну его светлость любит выпить немного виски.
Гэвин посмотрел на стакан.
— Я становлюсь угрожающе предсказуемым.
— Вы хотите поговорить о сегодняшнем дне?
— Мне нравится ваше платье.
По правде говоря, ему хотелось его снять.
Казалось, она читает его мысли. Наклонив голову, она изучающе смотрела на него, и ему казалось, что одно его неверное движение — и она улетит.
Но ему хотелось знать: почему?
Она приняла его предложение сменить тему.
— Я благодарна вам за это платье и за множество других нарядов, которые шьет для меня миссис Хилсман. Однако в этом нет необходимости.
— Когда я вижу вас такой, как сейчас, то убеждаюсь, что это дело исключительной важности. Вы нашли театр?
— Тот, что вы предложили, ваша светлость. Бишопс Хилл, покинутый Джеффом и Чарльзом. Мистер Тальберт упомянул, что вы выделили для меня деньги, чтобы я могла начать подыскивать актеров.
— Когда вы начнете?
— Возможно, завтра утром, если вы не возражаете.
Утром. Завтра утром у него дуэль.
— Конечно, я не возражаю. Все, что вы пожелаете.
— Спасибо.
— Удалось ли вам найти подходящее жилье?
— Мы осмотрели один дом, но сначала я хотела бы обсудить оплату для моих друзей, актеров.
— О.
Она сложила руки на коленях, стараясь производить впечатление твердой и суровой, но милой и привлекательной воспитательницы:
— Это слишком.
— Таков был наш договор.
— И все же я думала, что вы будете ждать, пока Джефф и Чарльз будут привлечены к ответственности. Благодарю вас, — сказала она так искренне, что он почувствовал себя пристыженным. — Но это не ваша битва.
— Сара, это мелочи.
— То, что для вас — мелочь, для них жизненно важно. Я встречала в жизни мало открытости и доброты. Конечно… — Она запнулась, словно обдумывая, разумно ли будет продолжать.
Гэвин чувствовал ее недоверие. Он не хотел, чтобы этот искренний, открытый разговор оборвался.
— Конечно?.. — повторил он.
Она покачала головой.
— Желаете ли вы что-нибудь съесть?
— Если вы хотите знать, чего я желаю, то я хочу услышать продолжение вашей мысли. Договаривайте, Сара. Скажите мне то, что собирались сказать.
Она провела рукой по ткани платья, словно этим движением могла стряхнуть его с коленей.
— Конечно, не будем забывать о том, чего вы хотите от меня. О том, что могли взять прошлой ночью. Что я вам предложила.
Он мог бы поспорить, но не стал и откинулся на спинку стула.
— Но вы не стали этого делать, ваша светлость, — заметила она.
— Но вы не стали, Гэвин, — поправил он. — Я бы хотел, чтобы вы называли меня по имени. В конце концов, мы ведь выше некоторых формальностей, правда?
— Мне неловко.
— Это и будет неловко, если вы не привыкнете. Я бы попробовал.
Но тут она заупрямилась. Вместо того чтобы удовлетворить его небольшую просьбу, она сказала:
— Мы оба знаем, что вы чего-то хотите от меня, но я не уверена, что понимаю, чего именно.
Он и сам этого не понимал.
Да, он хотел уложить ее в постель.
Но он также жаждал ее внимания. Хотел, чтобы она не относилась к нему с подозрением. Хотел что-то значить для нее… Потому что Сара, хотя он еще не был в этом вполне уверен, очень много значила для него…
Гэвин вскочил на ноги. Эти мысли небезопасны. Есть границы, которые он не в силах переступить, но она все время искушает его. Он хотел большего, чем просто секс.
— Давайте выйдем отсюда, — предложил он.
— И куда пойдем?
«Куда угодно», — хотел сказать он, поняв, что не желает провести весь вечер в этой комнате, где она все время ждет, что он вот-вот на нее набросится.
— Скажите, куда бы вы пошли в такой июльский вечер?
— Куда бы я пошла? — переспросила она, удивленная таким вопросом.
Гэвин взял ее за руку и потянул со стула с неожиданным желанием выйти с этой женщиной на свежий воздух, где не будет этой чертовой преграды между ними.
— Да, — сказал он, — если бы у вас был свободный вечер и вы могли отправиться куда угодно, ради удовольствия, — куда бы вы пошли? Что бы вы хотели съесть? Чем насладиться?
— У меня не было денег ни на что, кроме работы, — сказала она.
— Но если бы вы могли куда-нибудь пойти, что бы вы выбрали?
— Воксхолл, — сказала она. — В такой летний вечер я бы отправилась в Воксхолл.
Гэвин никогда не был в Воксхолле. Отец говорил, что это место прогулок черни. Даже получая приглашения туда, отец всегда их отклонял, и Гэвин поступал так же — больше по привычке, чем от нежелания.
А теперь он понял, какую ужасную ошибку совершал. Неудивительно, что его считают образцом морали и нравственности. Он просто не обращал на себя внимания.
— Едем в Воксхолл, — объявил он. — Где ваша шляпка?
Он потянулся за своей шляпой, лежащей на столе.
— Вы шутите, не так ли? — спросила Сара, не двигаясь с места.
В ответ Гэвин прошел в спальню и, увидев ее шляпку рядом с умывальником, принес ее в гостиную.
Но даже надев шляпку и завязав ленты, Сара глядела на него неуверенно и удивленно. Взяв висевшую на спинке стула шаль, она спросила:
— Вы и вправду хотите поехать в Воксхолл?
— Не представляю места лучше, чем это, — сказал он, предлагая ей руку.
Там не будет никаких теней его отца. На один вечер он хотел стать таким, как все мужчины. Кто знает? Учитывая, что завтра у него дуэль, возможно, это его последний вечер. Он хотел насладиться им сполна.
Сара взяла Гэвина под руку, глядя на него так, словно видела его впервые в жизни.
Может быть, так оно и было.
Гэвин сам не понимал себя. Возможно, этот толчок дала ему предстоящая дуэль. А может быть, дело в том, что он устал быть верным псом на государственной службе и носить поноску для правительства? Быть может, все из-за того, что он хочет отдохнуть от всех обязанностей, формальностей, из-за того, что он хочет Сару Петтиджон?
Он чувствовал, как в ней, сидящей рядом с ним в нанятом для прогулки кебе, ослабевает напряжение и вместо того, чтобы обсуждать условия их треклятой сделки, она начинает получать удовольствие от окружающего. Уже одно это убедило герцога в том, что идея поехать в Воксхолл была просто озарением свыше.
Он понятия не имел, что его ожидает, но она знала. Вместо того чтобы переехать мост, она попросила остановить кеб на берегу реки. Тут они наняли лодку, чтобы переправиться на другой берег.
Гэвин не помнил, когда в последний раз был на воде. Он вспомнил свое поместье и понял, что уже много лет там не бывал. И вообще не уделял время ничему, что не было бы его долгом.
В садах по ту сторону реки кипела жизнь: звучала музыка, кувыркались акробаты, выступали жонглеры, бродили толпы гуляк — а они еще даже не вошли в главные ворота. Им встретилась большая группа людей, одетых в маскарадные костюмы. Сара, как настоящий театрал, внимательно рассматривала их, и Гэвину было радостно видеть ее интерес.
За главными воротами наступающие сумерки озарял яркий свет бумажных фонариков. Гэвин арендовал беседку, и они перекусили: это был худший, но самый веселый ужин в его жизни. Впервые они с Сарой разговаривали как друзья.
На маленькой сцене в саду выступал итальянский певец, его сменил музыкальный квартет. Съев холодную курицу и выпив несколько бокалов ледяного шампанского, Сара и Гэвин пошли гулять по тропинкам сада. Они были не одни — тут и там по саду бродило множество пар.
Сара непринужденно рассказывала герцогу о своих планах относительно пьесы. Гэвину нравился ее энтузиазм. Этого тоже так не хватало в его жизни.
Опустилась ночь. Они легко, раскованно болтали, поддразнивая друг друга. С Сарой он мог выражать все, что было у него в мыслях. И она тоже не сдерживалась, свободно высказывая свое мнение.
Когда она впервые сама, без его приглашения, коснулась его руки, Гэвин почти оледенел. Он ничего не сказал, а через несколько минут она похлопала его по руке, говоря о том, что, по ее мнению, Ливерпуль не всегда делает, что хочет, — и он был с этим согласен.
Сара удивительно тонко и проницательно судила о политике. Они даже устроили словесный поединок, когда разошлись во мнениях, но потом — чудо из чудес — она сказала:
— Я не понимаю, Гэвин, как вам удается выдерживать эти бесконечные заседания Палаты, слушать этих лордов, которые снова и снова повторяют одно и то же. Я бы сошла с ума.