Она засуетилась на стуле, провела платком по лицу уже без тени кокетства, как будто обрела человеческие черты, платок стал из белого кирпично-красным. Сглотнула слюну и сказала:
– Эти деньги… Сдается мне, что они не честно заработаны… Слишком много. И так сразу.
– Может быть, он выиграл на скачках, – сказал комиссар, стараясь не выдать иронию.
Очнувшись и словно цепляясь за эту благопристойную подсказку, мадам Комбрэ спросила с надеждой:
– На скачках? И правда, это как в лото, можно выиграть бешеные деньги, как уверяет реклама. В таком случае в Йере ему повезло, здесь ему дважды привалила крупная сумма!
Наивность или верх стяжательства? Комиссара так и подмывало добавить, что в Йере же удача изменила Жюльену – здесь его и убили.
Жардэ выложил вторую карту:
– Вам знакомы эти лица?
Он протянул ей фотографии двух девочек, которые, по его расчетам, должны были подтолкнуть расследование, если бы кто-то их опознал.
Мадам Комбрэ взяла фотографии, взглянула на вытянутой руке и положила на стол.
– Разрешите?
Вытащив из сумки обычные, самые заурядные очки, она снова взяла фотографии и молча стала рассматривать. Комиссар внимательно следил за ее реакцией. Выражение ее лица изменилось, но она быстро взяла себя в руки. В момент, когда Жардэ сказал себе, что она наконец нашла ответ на его вопрос, он понял, что она ничего не скажет и что его маленькое представление закончится ничем.
– Нет, – сказала она наконец. Затем, окончательно взяв себя в руки:
– А фото не первой свежести!
– С чего вы взяли?
– Посмотрите, как причесаны и одеты девочки, жалко, фото не очень разборчиво. Вряд ли сегодня какая-то девочка согласится носить подобные воротнички!
– А что с воротничками?
Она недоуменно взглянула на него.
– Кружевные воротнички ручной вязки! Лет десять назад это еще сгодилось бы. Но теперь!
Потом обеспокоенно:
– А почему вы мне их показываете?
– Их нашли в вещах вашего сына.
– Можно еще посмотрю?
Он снова протянул фотографии.
– Нет, эти лица мне решительно ничего не говорят. Перевернув фотографии, она продолжала:
– Это не любительские карточки, а профессионалы обычно ставят штамп со своим именем и адресом. На этих – ничего. Но не думаю, что ошибаюсь, эти фото сделаны в Алжире, в Мостаганеме, у Шарли. Представьте себе, у него мы снимали всех наших. Погодите, у меня с собой должна быть карточка Жюльена, маленького.
Она порылась в сумке, вытащила чехол из потертой черной кожи и протянула комиссару фотографию довольно милого ребенка с прилежными кудряшками. Ошибки быть не могло – та же бумага, та же зернистость, такое же освещение и та же манера запечатлевать пустые взгляды. У Жардэ не было ощущения, что он добыл капитальное свидетельство. Он решил осторожно развить сюжет на следующей встрече, потому что теперь чувствовал, как мать Жюльена становится все более настороженной. Он забрал фотографии и положил назад в папку.
– Вот так, – произнес он, – вы уже распорядились насчет похорон сына?
Она взглянула на него ошарашенно, пораженная очевидностью, которую не осознала до конца:
– Совсем потеряла голову. Извините меня. Конечно же, я должна заняться этим. Полагаю, тело уже в морге? Я могу его увидеть?
Жардэ показалось, что она спрашивает в надежде, что ей откажут. Нет, уж ей придется играть роль матери до конца, хотя таковой она себя совсем мало ощущает.
– Вы можете его увидеть. Держите меня в курсе ваших дел и сообщите о времени похорон. Где вы хотели бы его похоронить?
Внезапно, без видимых прелюдий, мадам Комбрэ разразилась рыданиями. Слезы оставляли светлые дорожки на ее лице, смывая остатки косметики. И на этом лице вдруг проступило такое отчаяние, что Жардэ стало жаль ее.
– Я попрошу, чтобы кто-то из служащих помог вам с формальностями.
Ее заискивающий взгляд поразил его. «Поистине, – сказал он себе, – люди весьма странные животные».
Венсану было ужасно неловко входить в комнату Бертрана. Вещи друга, собранные уже в два больших чемодана, подчеркивали нежилой, безликий вид этого помещения, где лишь останавливаются ненадолго. Тем не менее даже ему, сердившемуся, если его называли сентиментальным, не верилось, что Бертран навсегда покинул эти стены. Он прямо-таки маячил в глазах на фоне постеров с изображениями любимых джазистов, перед своим проигрывателем, всегда готовым к действию.
Присутствие комиссара Жардэ не комкало воспоминаний о Бертране. Беспорядок, в котором ночной визитер оставил два чемодана, как бы подчеркивал присутствие хозяина комнаты.
– Я ничего не касался, как вы просили, – сказал Венсан. – Вор ничего не успел взять, у него было мало времени.
– То есть?
– Пять-шесть минут… Знаете, когда ты на грани, минуты кажутся смертельно длинными.
– Зачем, по-вашему, порывшись в чемодане, он открыл дверь, за которой прятались вы?
– Откуда мне знать?
– Могли бы вы обрисовать мне нападавшего?
– Термин не совсем точен, потому что он меня не тронул. Но, в общем-то, мог. Есть все основания думать, что он считал дом пустым. В принципе я должен был вернуться из Монпелье только на следующий день.
– Свидетельство того, что человек был в курсе ваших передвижений.
– Вы не отказались от поисков на стройке, комиссар, если я верно понимаю?
– Мы не отказались от любых поисков.
– Боюсь, там вы идете по ложному следу. Вернемся к вашему вопросу: я ничего не видел, потому что меня ослепили фонарем. Насколько могу судить, человек был мощный, массивный. Именно массивный. В некоем роде гигант, вы понимаете, что я хочу сказать.
– Как раз не понимаю…
– Некто больше и шире в плечах, чем средний человек.
– Вы посмотрели, недостает ли чего в чемоданах?
– Инспектор Бакконье просил дождаться вас. На первый взгляд все на месте. Пойди узнай! Я, в общем-то, инвентаризации вещей Бертрана не делал. Хотите, посмотрим вместе?
Привыкший ничего не отдавать на волю случая Жардэ просил криминалистов снять отпечатки пальцев, оставленные ночным посетителем на оконной раме, ставнях, на ручках и замках чемоданов – поэтому почти повсюду был виден налет серебристой пудры.
Венсан методично вытаскивал содержимое чемодана – туфли, транзистор и прочие предметы, которые человек неизбежно накапливает вокруг себя в местах обитания, даже там, где не задерживается подолгу. Жардэ внимательно изучил содержимое бумажника Бертрана при первом обыске, поэтому лишь бросил на него беглый взгляд. Так же лишь для порядка, он пролистал книги, почти целиком заполнившие второй чемодан: фотографий в них не было.
– Ничего, – сказал он, – или гость нашел то, что искал, или этого здесь не оказалось. Нет ли каких-нибудь вещей, которые вы не уложили в чемодан?
– Нет, – ответил Венсан после секундной заминки. – Пардон, есть! Вам покажется это глупым, дядя Бертрана по телефону попросил меня привезти для похорон самый красивый костюм племянника. Я знаю, что во многих семьях еще придают большое значение убранству гроба. И поэтому привез в морг темно-синий костюм Бертрана, почти ненадеванный…
– А что вы сделали с одеждой, которая была на убитом?
– В морге мне не хотели ее отдавать. Надо было предъявить доверенность.
– Ох уж эти административные выверты! Поехали со мной!
Через четверть часа автомобиль комиссара с обычным номером вполз во двор морга. Жардэ показал свою карточку, подписал накладную и забрал пластиковый пакет у сонного служащего: прежде чем получить мешок, пришлось вытерпеть монотонное составление описи. Венсан смотрел на Жардэ и не узнавал его: возбужденный, как зверь, почуявший наживу, комиссар казался помолодевшим и, как ни странно, более человечным.
– Идем в мой кабинет, хорошо? Это в двух шагах!
В сопровождении Венсана он поднялся, прыгая через ступеньки, и вывалил содержимое мешка на стол.
– Если ваш гость искал эту одежду, – приговаривал он, – значит, он рассчитывал что-то найти. Карманы, обыскать карманы!
Маленькую, сложенную вчетверо бумажку обнаружил Венсан. В куртке из белой ткани. Не разворачивая, он протянул находку комиссару.
– «Аллея В, в глубине, налево, участок 38». Это почерк вашего друга?
– Да, – подтвердил Венсан, пытаясь разобрать грубо начерченный план с короткими пояснениями. – Художник из него – никакой!
– Какого черта ваш друг мог искать на кладбище?
Для порядка он обшарил другие карманы одежды Бертрана, но ничего там не нашел, кроме мелочи, нескольких мятых франков, носового платка и расчески.
– Едем на кладбище, – решил Жардэ. В машине Венсан сказал:
– Я тоже гадаю: что Бертран мог делать на кладбище? Мы работаем здесь всего три месяца, никого не знаем в городе и сомнительно, чтобы кто-то назначил ему любовное свидание на кладбище. И притом в восемь утра – ведь он умер между половиной восьмого и восьмью утра. Когда же еще он мог сюда наведаться?
– Чистое предположение, господин инженер. Опыт учит, что надо все проверять до самых мелочей, даже если они кажутся абсурдными или маловажными.
Местное кладбище, вытянутое в форме ножа, белело на солнце светлыми плитами могил. Двум посетителям не пришлось прибегать к услугам сторожа, чтобы найти аллею В и номера захоронений, выгравированных на каменных и мраморных надгробиях. Кроме того, что аллея В находилась сразу у входа, а не в глубине, нумерация ее заканчивалась на цифре 27.
– Я так и думал, – сказал Венсан. – Мы ошиблись кладбищем. А нет ли кладбища в Кро?
– Есть. При выезде из города в сторону Соллиеса.
– Которое примыкает к шоссейке?
– Оно самое. Поехали? В машине Венсан сказал:
– Мои рассуждения, возможно, абсурдны, но столько абсурда во. всем этом кошмаре! Вопрос: усадьбы, расположенные в долине Верно, относятся к коммуне Йера или Кро?
– Южные к Йеру, северные – к Кро.
– Предположим, что усадьба, куда Бертран провожал девушку, входит в Кро…
– Ну и что?