– Мы вызывали Лакдара Гариба, – осторожно продолжил комиссар, – но мне сказали, что его нет в поместье.
– Вызов пришел уже после того, как он уехал к своим родным в Алжир на пару недель.
– К родным?
– Да. У него братья в Тизи-Узу.
– И когда он вернется?
– Если не пропустил пароход, то должен был прибыть сегодня утром в Марсель.
– В чем конкретно состоят его обязанности в вашем доме?
– Я узнал Лакдара, когда он был еще ребенком, его отец работал в нашем имении. Не могу считать его приятелем моей племянницы, ибо какая дружба может быть между девочкой вроде Анжелины и неграмотным крестьянским мальчишкой, к тому же арабом. Это было нечто другое, трудно поддающееся определению. Товарищ по играм, хотя они вовсе и не играли вместе, мальчик для битья, если не вкладывать в это выражение унизительный смысл. Постоянное присутствие, абсолютная преданность, к которым моя племянница – девочка трудного характера – была чувствительна. Когда она пропала, именно он без устали вел поиски и в конце концов обнаружил ее растерзанное тело в овраге неподалеку от имения.
– Как произошел этот несчастный, случай?
– Вы заставляете меня вспоминать события, причиняющие мне большую боль, господин комиссар. Моя племянница только что отпраздновала свой день рождения и после полудня пребывала в веселом расположения духа. Мне сказали, что Анжелина ушла гулять одна, как это с ней уже случалось, – покладистой ее нельзя было назвать. Мы всполошились только к вечеру, когда девочка не явилась к ужину. Я отправил часть моих людей на розыски. Безрезультатно. Лишь на следующее утро Лакдар нашел ее, растерзанную, в овраге. Горе мальчика было таким же большим, как и наше. Он чувствовал за собой вину, что не сопровождал ее хотя бы на расстоянии. После этого он еще больше привязался к нам, почему мы и взяли его с собой во Францию. Более преданного существа я не знаю.
– Я спрашивал, в чем конкретно заключаются его обязанности в доме?
– Если бы это слово не имело уничижительного оттенка, я назвал бы его человеком на все случаи в Гренуйер. Он занимается цветами в саду, бассейном, сопровождает мою жену, когда она ездит за покупками в Тулон или Йер, отвозит меня, когда нужно, в аэропорт – профессиональные обязанности вынуждают меня часто разъезжать, помогает на кухне, когда мы принимаем гостей. Я абсолютно доверяю ему.
– Опишите его наружность.
Делакур ничем не выдал своего удивления:
– Высокий, мощный, даже огромный, лицо свирепое, что, впрочем, не мешает ему быть красивым.
– Наподобие вашего управляющего?
– Покрупнее, чуть шире в плечах, но гораздо стройнее!
Зазвонил телефон, и Жардэ снял трубку. Лицо его не выразило никаких чувств, но по едва уловимому дрожанию голоса опытный наблюдатель мог бы догадаться, что произошло нечто важное:
– Хорошо, иду. Господин Делакур, прошу прощения, но я должен ненадолго отлучиться.
Бакконье ждал его в своем кабинете, держа в руках два листка бумаги, исписанные корявым почерком.
– Недостающие страницы из тетрадки Жюльена Комбрэ, – сообщил он.
– Где вы их нашли?
– В сундучке Жюльена, в одной из книжек – единственное место, куда я раньше не заглядывал, хотя обшарил весь сундучок.
– Ну и?
– Здесь описано то, что произошло в день рождения Анжелины. Читайте! – Пока шеф читал, Бакконье не отрываясь смотрел, как дрожат листки в руке комиссара. Через минуту Жардэ бережно положил бумажки на стол Бакконье.
– Лакдар Гариб должен был сегодня прибыть пароходом в Марсель. Надо непременно перехватить его по дороге в Гренуйер.
– Что будем делать с кланом Делакур?
– Продолжайте собирать показания как ни в чем не бывало, чтобы никого но спугнуть. Хорошенько допросите старую даму, пусть не думает, что ее пригласили зря. Поговорите с ней о Лакдаре, о его работе в Гренуйер. Постарайтесь выиграть время, это главное. Я помчался к судье!
Не прошло и часа, как мэтр Фонтэно дал комиссару добро, а неприметная патрульная машина уже разместилась неподалеку от Гренуйер.
– Только, ради бога, не привлекайте к себе внимания! – напутствовал Бакконье своих людей. – Пусть ваше наблюдение выглядит как обычный патруль.
Машины у Лакдара Гариба не было, так что прибыть в Йер он мог только вечерним поездом, в 19.15 или автобусом из Тулона. Незадача состояла в том – во всяком случае для караулившего его полицейского, – что автобусы на линии Тулон – Йер шли через Кро каждые сорок минут, и никто не мог знать, где сойдет Лакдар, тем более что вблизи Гренуйер остановки не было.
Один в своем кабинете Жардэ, уставившись в телефон, с трудом сдерживал тормоза. Что-то ведь должно было происходить… Но что? Когда Бакконье возобновил допросы, Делакур должен был догадаться, что произошли какие-то события – слишком умен, чтобы не ощутить перемену ветра. От него наверняка не ускользнуло, что Жардэ получил какие-то важные улики. То ли он пренебрег сообщением инспектора и потому остался спокойным, то ли, наоборот, реалистически оценил их истинное значение и тогда – жди худшего. Худшего. Жардэ вспоминал потом, что с того момента, как ему стало известно содержание двух недостающих листков из тетради, он знал, что надо ждать худшего. И он к нему приготовился – нервы на пределе, но внешне – спокойствие.
В 19.17 поступило донесение из «скорой помощи»: неизвестный водитель только что сбил какого-то араба по дороге на Кро. Пострадавший находится в тяжелом состоянии. Больница предупреждена.
– Еду! – крикнул Жардэ. – Надеюсь, Бакконье уже там?
Рискуя столкновением на каждом перекрестке, он через несколько минут прибыл на место происшествия. Санитары уже занимались своим делом.
– Проходите! Проходите! – раздраженно крикнул он начавшим скапливаться любопытным.
В человеке, распростертом на обочине, Жардэ сразу узнал Лакдара. Рядом валялся его потертый, раскрывшийся при падении чемодан. По виску гиганта медленной струйкой стекала кровь, губы попытались изобразить какой-то звук, похожий на вздох или детский всхлип. Смуглое неподвижное скуластое лицо с закрытыми глазами почти сливалось с травой, пучки которой кто-то успел подложить ему под голову. Возле раненого хлопотал врач, санитары раскладывали носилки. Подоспевшего на всех парах Бакконье Жардэ встретил вопросами.
– Разумеется, никаких следов ни машины, ни водителя? Немедленно удостоверьтесь, все ли обитатели Гренуйер вернулись домой, и, если потребуется, осмотрите бамперы и кузова всех машин в поместье!
– Вы полагаете, что…
– Я не полагаю, а проверяю! И лечу в больницу в Йере, чтобы послушать раненого, как только он сможет говорить, если сможет!
Пострадавший прямиком был доставлен в реанимационное отделение и через час уже прооперирован. Жардэ подождал хирурга у выхода из операционной:
– Ваш прогноз?
– Скорее пессимистический. Пациент, конечно, крепок, но, кроме переломов голени и бедра, сильно поврежден череп, поэтому ничего с уверенностью сказать не могу.
В состоянии ли он ответить на мои вопросы?
– Это исключено, во всяком случае в данный момент.
– Доктор, поймите, это имеет решающее значение для следствия. В Йере и наверняка где-то еще совершены преступления, и я уверен, что раненый может дать нам ключ хотя бы к двум из них. Даже если нельзя поговорить, не разрешите ли мне его увидеть?
– Только на несколько секунд. Я пойду с вами. Но, признаться, я не понимаю…
На этот раз смуглое лицо Лакдара резко выделялось на белоснежной простыне. Огромная повязка вокруг головы, походившая на тюрбан, напомнила комиссару мавританских воинов из сказок его детства. Но в отличие от сказок этот воин-мавр неподвижно распростерся на больничной кровати. Лишь хрипловатое дыхание и едва заметные движения простыни вверх-вниз свидетельствовали о том, что он еще жив. В сказках воин-мавр в конце концов одолевал врагов. Было непохоже, что так случится и на этот раз. Хирург сделал знак, и Жардэ последовал за ним в соседний кабинет.
– Очень хотелось бы вам помочь, комиссар, но не вижу, что я мог бы сделать.
– Главное для меня быть здесь, когда он очнется. Мне приходится сейчас соревноваться со временем, поверьте на слово. Наготове целый механизм, который включится, если только больной заговорит и расскажет то, что знает. Если же он ничего не скажет, то мне, возможно, придется все начинать сначала, почти с пуля.
– Ну ладно, комиссар, не вижу иного выхода, кроме как освободить вам свой кабинет и просить дежурных предупредить вас, если больной окажется в состоянии говорить. Располагайтесь.
– Разрешите позвонить?
Жардэ связался с комиссариатом, где пока еще не получали никаких сведений касательно Гренуйер. Ему сообщили, однако, что Бакконье сделал срочный запрос на предмет опознания личности.
– Я в больнице, в кабинете доктора Галлибера… если понадоблюсь…
Жардэ устроился на длинном узеньком диване, стоявшем у стены напротив стола. Им овладело странное оцепенение – никаких мыслей, никаких реакций, как в шоке. Он подложил под спину еще одну подушку и вытянул ноги. Почти в ту же секунду раздался длинный телефонный звонок, и ему потребовалось усилие, чтобы выйти из нахлынувшей некстати сонливости. Звонок не смолкал, и Жардэ решил снять трубку. Безликий женский голос произнес:
– Вы комиссар Жардэ? Ждите у телефона.
Он не сразу узнал приглушенный голос инспектора.
– Бакконье, – пробормотал комиссар, приходя в себя, – откуда вы?
– Из кафе. Все тихо. Черный лимузин Делакура видели на дороге в Кро за несколько минут до несчастного случая. Машина направлялась в Кро. Свидетель подтвердил, что за рулем сидел сам Делакур.
– Он вернулся домой?
– В том-то и дело, что нет. И это меня беспокоит. Мы только что обнаружили, что в поместье есть два других выхода.
– Далеко он не может уйти, ясное дело. И потом, это на него не похоже. Гордыня этого человека безмерна. Даже низринуться с высоты он предпочтет эффектно.
Жардэ сообщил инспектору о состоянии Лакдара.