— А также вы говорили с ней о Ларри Зейфеле?
— Естественно. Она влюблена в него по уши, и я думаю, что Ларри тоже влюблен в нее. Не знаю только, хватит ли у него смелости признаться в этом. Но вы не ответили на мой вопрос.
— Вы хотите получить правдивый ответ, а я затрудняюсь дать его вам. Передо мной никогда и не возникал вопрос о женитьбе. Я слишком много занимаюсь другими и не успеваю позаботиться о себе. К тому же я хорошо помню союз своих родителей. Я иногда служил для них буфером, иногда — посредником. Я очень тяжело пережил Большую Депрессию и, возможно, именно поэтому выбрал своей профессией социологию. Желание помочь другим, если вы меня понимаете. В те времена это было своего рода религией для молодых людей. У меня не было ни настоящего детства, ни настоящей юности. Только после войны я стал понемногу присматриваться к окружающей меня жизни. Чтобы закончить наконец как-то затянувшийся ответ, будем считать, что я просто задержался в своем эмоциональном развитии.
— Вы серьезно так думаете?
В ее глазах зажглись огоньки.
Я пожал плечами и промолчал. Мне действительно нечего было сказать.
— В сущности, — заговорила она, — вы просто компенсируете отсутствие личной жизни помощью другим. Я же была медсестрой, но это вовсе не мешало мне переживать свои увлечения и всяческие невзгоды.
Я продолжал смотреть на нее. Она не опустила глаз.
— Не знаю, почему вы вышли за Абеля Джонсона, — наконец сказал я. — Если это не был брак по любви, то вы совершили ошибку.
Ее лицо окаменело.
— Какое право вы имеете утверждать это! — воскликнула она.
— Никакого права у меня нет. Но мне кажется, что ваше замужество было неудачным.
После долгой паузы она ответила:
— Я любила его… По-своему. Скажем лучше, особым образом. Конечно, я знала, что он богат. До замужества мне пришлось много и тяжело работать, но замуж я вышла не из-за денег.
— О какого рода чувствах вы говорите?
— Вы опасный человек, — сказала она, отворачиваясь.
— Не я, а факты. Поверьте, я хочу вам только добра. Может быть, то, что случилось сегодня, поможет вам наладить свою жизнь.
— Я жалела Абеля. Он умолял меня стать его женой и ухаживать за ним. Он чувствовал себя очень одиноким и боялся смерти. И он очень хотел иметь сына… Но я должна признать, вы правы: брак был ошибкой.
— Почему?
— Он был намного старше меня. Эта возрастная разница очень угнетала его. Он старался бодриться, но у него ничего не получалось. Даже Джемми был ему в тягость. Абель был для своего сына, скорее, дедом. Он обожал Джемми, но не мог долго держать его на коленях. Вот почему я позволяла Майнерам, особенно Фреду, заниматься мальчиком… Да, самая ужасная ошибка из всех, что я совершила. А сколько их у меня было!
— Не вы одна. Ваш муж тоже совершил их немало. Ответственность лежит не только на вас.
— Мне бы не хотелось говорить об этом, — она вдруг удивленно, будто очнувшись, осмотрелась вокруг. — А что вам удалось узнать?
— Я разговаривал с неким Бурком, хозяином сыскного агентства в Голливуде.
Она сделала глубокий вдох, и лицо ее стала заливать яркая краска. Несколько рыжих прядей упали ей на лоб. Она была действительно красивой женщиной. Очень красивой.
— Я не изменяла Абелю, — наконец произнесла она сдавленным голосом. — Странно, что я говорю вам об этом. Я никогда ни с кем на эту тему не разговаривала. Вероятно, с моей стороны было неосторожным разрешать Ларри сопровождать себя. Но я никогда не подозревала, что Абель зашел так далеко. Он был очень скрытным и никогда не проявлял ревности, но я знала, что он ревновал меня.
— На его месте ревновал бы любой.
— Любой старик, — она подчеркнула второе слово. — Теперь, когда Абеля уже нет, я больше не испытываю к нему жалости. Она исчезла уже некоторое время назад, но я не отдавала себе в этом отчета до вчерашнего дня, когда Абель признался, что нанимал человека следить за мной.
— Он сказал вам об этом сам?
— Да. Вернувшись из морга, я описала ему человека, которого я там видела, потому что мне пришло в голову, что Абель мог встретить его в районе вокзала. И действительно, Абель видел его, но не около вокзала. Это был тот самый частный детектив, которому было поручено в свое время следить за мной, — Эллен встала, подошла к окну и прижалась лбом к стеклу. — Только перед самой смертью Абель понял, что он не должен был поддаваться своей необоснованной ревности. Он сам ввел этого человека в нашу жизнь. Если бы он доверял мне, ничего этого не случилось бы… А вы в самом деле подозревали, что я виновна в смерти Абеля, как сказал Ларри?
— Ларри сделал неверное заключение из моих слов, но такое подозрение действительно мелькало в моей голове.
— Ну так вы ошиблись. Абель сам убил себя. Он просто не мог больше жить — угрызения совести стали для него невыносимы. Он сказал мне об этом за несколько минут до смерти.
— Значит, он покончил с собой?
— Не в общепринятом смысле этого слова. Он не воспользовался пистолетом и не принимал яда. В его состоянии это было излишним. Он просто встал с постели и стал голыми руками ломать мебель в спальне. Он угрожал, что убьет меня, если я попытаюсь ему помешать или даже просто войду в комнату. Такое физическое напряжение убило его. Я вошла в спальню, когда шум в ней прекратился. Он лежал посреди этого разгрома без сознания и почти сразу умер, не приходя в себя.
— Вы должны прилечь отдохнуть, Эллен. День был действительно ужасным.
— Я знаю, но я не могу спать.
— У меня есть снотворное. Если хотите…
— Нет, — перебила она меня, — у меня тоже есть, но я не хочу спать. Знаю, что это глупо, но мне все время кажется… вдруг мне придет в голову, где может находиться Джемми…
— Вы его очень любите?
— Я обожаю его. Ведь это мой сын.
— Я уверен, что он вместе с Майнером где-то в пустыне.
Я рассказал ей о записях на конверте Лемпа, который остался у Фореста.
— Вы не знаете такого места в пустыне, куда бы Майнер мог отвезти мальчика?
— Нет, Фред ненавидел пустыню… — Эллен задумалась. — У нас есть нечто вроде шале там, но Фред вряд ли решился бы отвезти туда Джемми.
— Проверим. Может, он как раз и рассчитывал, что вы догадаетесь об этом. Там кто-нибудь живет? Шале охраняют?
— Нет, мы просто запираем его. Летом там слишком жарко.
— А где ключи?
— Они обычно лежат в столе у Абеля. Пойду принесу.
Эллен вышла из комнаты, но очень скоро вернулась, вид у нее был обескураженный.
— Там нет ключей.
— Где расположено шале? Там есть телефон?
— Конечно.
Мы вышли в прихожую, где стоял телефон, Эллен сняла трубку и заказала разговор. Было уже три часа утра, а в это время ждать соединения долго не приходится. В трубке зазвучали длинные гудки, после четвертого на том конце провода сняли трубку и голос телефонистки произнес:
— Вас вызывает Пасифик Пент.
Наступило долгое молчание.
— Вас вызывает Пасифик Пент, — повторила телефонистка. На другом конце положили трубку. — Ваш абонент не отвечает, — сообщила телефонистка, помолчав.
— Но ведь там снимали трубку? — уточнил я.
— Совершенно верно. Хотите, чтобы я снова позвонила?
Эллен прошептала:
— Да, да! Нужно попробовать еще раз. Теперь я уверена, что они там. Никого больше там быть не может.
— Нет, спасибо, — сказал я телефонистке и положил трубку.
Эллен схватила меня за плечи и начала трясти.
— Но ведь они там! Я уверена в этом! Вызовите шале снова! Я должна поговорить с Фредом!
— Нет, можно возбудить его подозрения. Я и так боюсь, что мы совершили ошибку, позвонив туда.
Реакция Эллен была столь же неожиданной, сколь и бурной.
— Вы правы! — воскликнула она. — Мы должны поехать туда! Сейчас же! Немедленно!
— Мы?
— Больше я никому не доверяю.
Я протянул руку к телефону.
— Я должен предупредить Фореста.
Эллен вцепилась в меня.
— Никого не предупреждайте! Я не желаю новых осложнений. Если Фред Майнер вернет мне Джемми, я не стану преследовать его, даже не попрекну. И он может оставить себе деньги, если захочет.
— А это далеко?
— Примерно два часа езды на машине. На «линкольне» мы доедем даже быстрее.
— А ФБР может туда добраться еще быстрее на самолете.
— Это изменит всю ситуацию! Я не хочу рисковать, Я хочу найти своего сына живым.
Спорить с ней было бесполезно, и я капитулировал.
— А где Зейфель? — спросил я. — Он может быть нам полезен, если возникнут осложнения.
— Он пошел приготовить себе выпивку.
На кухне я нашел ведерко со льдом, открытую бутылку виски и стакан, из которого пил Зейфель, но никаких признаков его самого обнаружить не удалось.
Я нашел его в ванной, держащего голову под струей холодной воды. Через приоткрытую дверь в спальню Джонсона я увидел картину, которую мне никогда не забыть. Эллен не преувеличивала — от кровати остались одни обломки, валявшиеся вместе с обрывками постельного белья по всей комнате. Занавески были сорваны и разодраны в клочья, зеркало разбито.
Зейфель поднял отекающую водой голову и стал искать полотенце. Я подал его ему.
— Я был совершенно не в себе, — извинился он. — Теперь мне лучше. Не надо было мне мешать напитки.
Он вытер голову и принялся причесываться. Увидев в зеркале свое отражение, он поморщился.
— Ну, в путь! — сказал я. — Мы отправляемся в путешествие.
— В путешествие? Куда?
— Сейчас я вам все объясню. Хватит вам причесываться, вы и так хорошо выглядите. Пошли.
— Секундочку, Кросс. Прежде всего я должен сказать вам одну вещь с глазу на глаз.
Я уже было подумал, что он снова собирается напасть на меня, но он просто заявил:
— Я хочу извиниться перед вами за происшедшее. Я слишком много выпил, а Эллен была слишком жестока со мной. Впрочем, вы правы — я вспомнил о Кэрри Сноу. Вернее, вспомнил его имя, потому что я никогда не видел этого человека. Я действительно сообщил о нем властям в 1946 году.