Она поняла, что его пальцы начали расстегивать верхнюю пуговку. Длинные пальцы его больших рук. Она хотела запротестовать — ему никогда не расстегнуть эти крошечные пуговицы, ей нужно позвать горничную и попросить помочь.
Но она почувствовала, что первая пуговица уже расстегнута. Его губы целовали ее шею, она ощутила, как его волосы касались ее кожи, вдыхала его аромат. Она бы повернулась к нему, чтобы поцеловать его, повторить тот чудесный глубокий поцелуй, который он подарил ей после свадьбы, но он не позволил ей, а его удивительно проворные пальцы продолжали расстегивать пуговицы.
Но, как и в случае с его размеренными шагами, он снова не спешил. Он наслаждался этим моментом, прижимаясь губами к коже ее обнаженной спины, а его пальцы двигались все ниже, пока не достигли ее поясницы, где он как будто прикоснулся к секретной точке, от прикосновения к которой все ее мышцы сжались. Его руки были далеко от ее груди, но она чувствовала, как они напряглась и как соски превратились в пули.
Платье уже свободно болталось на ней.
— Тебе не обязательно расстегивать все, — проговорила она и сама удивилась, как хрипло прозвучал ее голос.
Он тихонько рассмеялся.
— В твоем голосе слышится нетерпение, моя принцесса.
И он не ошибся. Его голос звучал на октаву ниже, чем обычно.
— Ведь ты же не хочешь, чтобы я торопился в эту особенную ночь твоей жизни.
Она хотела, но никогда бы в этом не призналась.
Она была на грани обморока, когда он расстегнул последнюю пуговичку. Она почувствовала, как его руки скользнули по ее ягодицам, затем поднялись к груди. У нее перехватило дыхание. Наконец-то!
И тогда, только тогда он повернул ее к себе и приподнял ее подбородок. Губы их встретились. Дыхание смешалось. И это было похоже на возвращение в сказку, в которой сбывались все ее мечты.
Она застонала, протестуя против того, что он отстранился. Но он сделал это только лишь для того, чтобы высвободить ее руки из рукавов и позволить платью свалиться на пол вокруг ее ног.
— Господи, — сказал он, глядя на крошечный кружевной бюстгальтер, едва прикрывавший ее грудь, и маленький треугольник трусиков. Довершали картину чулки с кружевной отделкой. — Ничего себе! Весь день напролет под этим платьем ты была почти голая!
Роза почувствовала свою власть над ним.
— Тебе нравится? Я сшила все это сама.
По огню, загоревшемуся в его глазах, она поняла, каким будет его ответ.
— Нравится, — проговорил он, проводя пальцами по золотому узору кружев.
— Это кружево изготовлено гильдией кружевниц Андахштайна. Я специально его заказала.
Он посмотрел на нее.
— А они представляли, что ты хочешь с ним сделать?
Он говорил так, словно у него в горле стоял ком, мешавший ему говорить. Она снова улыбнулась.
— Как ты думаешь, они не будут возражать?
— Не уверен, но у меня есть подозрение, что вы только что совершили преступление против моральных устоев андахштайнского общества.
— И ты предъявишь мне обвинение?
— Нет, но только при одном условии.
— Каком же?
— Ты позволишь мне все это с тебя снять.
Она улыбнулась, и в ее сердце закралась надежда.
— Я боялась, ты никогда об этом не попросишь.
Он издал торжествующий рев, подхватил ее на руки и прежде, чем сбросить с себя парадную форму, отнес ее на кровать. Туфли и другие предметы его одежды полетели в разные стороны, и вот он предстал перед ней обнаженным. Она ахнула. Воспоминания подвели ее. В ее снах ему не было отдано должное. Он был просто великолепен.
Теперь он склонился над ней, целуя губы, запуская руки в ее волосы, гладя по щеке, плечу, ища и находя застежку бюстгальтера.
Он его снял и слегка отклонился назад. Шумно выдохнул воздух, прежде чем накрыть ее сосок своим горячим ртом. Это было так возбуждающе. От этого ее спина выгнулась дугой, ее накрыла волна наслаждения. А затем, когда он обратил свое внимание на другую грудь, это случилось с ней снова.
— Как красиво, — сказал он, опуская руки ниже, на изгиб ее живота и на бедра.
Она тяжело дышала, когда он опустил голову и поцеловал то место, где был их нерожденный ребенок. Так нежно. Так бережно. Но она хотела большего. Ей нужно было больше.
Но он пропустил все уголочки ее тела, зовущие обратить на них внимание. И вместо этого занялся ее туфлями на высоком каблуке. Освободив ее от них, он начал медленно целовать ее ноги, внутреннюю строну бедер до тех пор, пока она не почувствовала всепоглощающее желание.
— Витторио! — вскрикнула она.
— Я знаю, — сказал он, берясь за тонкие кружевные трусики, последнее, что их разделяло. — Я чувствую то же самое, — проговорил он, медленно снимая их с нее.
Она вся горела еще до того, как он просунул руку между ее бедер и раздвинул их. Она сгорала от нетерпения еще до того, как он просунул один палец между ее половых губ и провел им по месту, где сосредоточены нервные окончания, доводя ее до лихорадочного состояния.
— Ты такая горячая, — простонал он.
— Витторио!
— Знаю, знаю, — снова сказал он, успокаивая ее. Затем он опустился на колени между ее ног, его большие руки ласкали ее тело, грудь, руки, живот, ноги, как будто он не мог насытиться этими ощущениями. Он склонился над ней, поцеловал глубоко и крепко, как изголодавшийся человек.
Она хотела, чтобы он ее взял. Вскрикнула от его прикосновения, от агонии и экстаза, от разочарования и обещания. Снова вскрикнула, когда он вошел в нее, наполняя ее, остановился, прежде чем выйти и снова войти. Это было прикосновение кожи к коже в самом интимном из всех соприкосновений, и в этом была настоящая магия.
Она была уже почти на пике наслаждения, когда он начал целовать ее напрягшийся сосок. В ее глазах промелькнула падающая звезда, превратившаяся в две, а затем рассыпавшаяся мириадами звезд, и все вокруг превратилось в свет, в огонь и весь мир окрасился в самые яркие цвета.
Она все еще парила над землей, чувствовала себя особенной, когда произнесла эти слова.
И в этом не было ее вины — почти не было. Просто ей было так хорошо в объятиях Витторио, чьи сильные руки все еще обнимали ее, а ноги были переплетены с ее. Поэтому эти слова казались самыми естественными, самыми подходящими.
Она поцеловала его грудь, почувствовала, как он слегка сжал ее плечо.
— Я люблю тебя.
Она почувствовала, как он напрягся. Почувствовала, как окаменели все его мускулы. Почувствовала, как он отодвинулся от нее.
— Витторио?
— Нет, — попросил он, отодвигаясь дальше. — Не говори так. Я не просил говорить эти слова.
Только после этого она поняла, что произнесла вслух то, что было у нее на сердце.
— Почему? Что не так? Я знаю, что все происходит слишком быстро. Но я так чувствую. — Она протянула руку к его плечу, видя, что он отстраняется все больше и больше. — Я не могу ничего с этим поделать, я так чувствую.
Он вскочил с кровати.
— Я просил, чтобы ты меня любила? Не надо, — сказал он. — Никогда не надо любить меня. Потому что я не смогу ответить тебе взаимностью.
— Витторио.
— Ты что, забыла? Я был негодяем во время карнавала. Я использовал тебя.
— Но это все в прошлом. Зачем сейчас об этом вспоминать?
— Потому что ты всегда должна помнить, что я за человек. Роза, я не люблю людей.
— Но теперь… Когда мы стали мужем и женой…
— Ты же знаешь, почему я женился на тебе. Если бы не твоя беременность, не было бы этой свадьбы. Любовь тут совсем ни при чем.
Его слова задели ее за живое. А что, если он говорил правду? Именно его отношение надрывало ей душу.
— Но нет ничего невозможного. Что мешает мне любить тебя, а тебе любить меня? Это нормально. Это естественно.
— Но не в моем мире! — крикнул он. — Ты что, думаешь, можно просто щелкнуть выключателем и влюбиться? Так что не люби меня. Никогда не говори мне, что любишь меня. И ничего от меня не жди. Этого никогда не случится.
— Но мы только что занимались любовью…
— Это был секс. Просто секс. Пора бы тебе уже это понять. И это все, что между нами будет.
Он выскочил из комнаты через боковую дверь, сильно ею хлопнув. Она услышала шум воды в душе. И почувствовала, что сегодня он не вернется в ее постель.
Потрясенная до глубины души, она чуть не плакала. Ее брачная ночь превратилась в кошмар, все надежды и мечты пошли прахом. Но она старалась не сдерживать слезы. Она жадно глотала воздух до тех пор, пока ей не удалось подавить желание заплакать. Слова Сирены так и звучали у нее в ушах.
«Он никогда вас не полюбит. Такие, как он, на это просто не способны».
Чего так боялся Витторио? Его реакция на ее слова была такой, словно она пыталась наслать на него проклятие. Ужасную болезнь, от которой нет лекарств, а смерть является единственным избавлением. Но ведь любви нечего бояться.
Он был не прав, она была в этом убеждена. Он способен любить. Мужчина, выросший из того мальчика, который спас тонувшего котенка. Мужчина, который помогал бездомным и беззащитным. Любовь не могла быть ему чуждой.
Он просто не знал, как ее выразить.
Или он просто не знал, как выразить ее по отношению к ней. Возможно, он любил свою первую жену так сильно, что до сих пор не мог оправиться после ее смерти.
Роза боялась спросить. Не такого разговора ей хотелось в первую брачную ночь.
Новобрачная шмыгнула носом, и в ее голове зародилась новая идея. Она знала, как шить. Она знала, как из разрозненных кусочков ткани сшить что-то стоящее. Поэтому она решила собрать воедино разорванные клочья своих надежд и мечтаний и сшить их.
Потому что несмотря на то, что Витторио велел ей сделать, она ни за что не собиралась отказываться от своих надежд.
Глава 19
Новая принцесса Андахштайна с головой ушла в исполнение своих обязанностей. Она посещала начальные школы и читала детям сказки. Все дети ею были просто очарованы. Она выступала перед учащимися коллежей, в свои речи она включала недавно обретенные знания об истории и гордом наследии Андахштайна.