– Не вешай нос, Петрович! – Лида хлопнула Гордеева по коленке. – Просто мне не очень понравилось, что это на бегу…
Гордеев не хотел терять ни минуты, и поэтому они почти без остановок, меняя друг друга, приближались к неведомой станции…
Шахово оказалось скопищем одноэтажных домиков, большей частью деревянных. Впрочем, в отдалении маячили кварталы трех-четырехэтажных зданий – строения последних десятилетий. Высилось несколько фабричных труб. Словом, городишко без особых примет.
«Форд» Юрий Петрович оставил на улочке близ базарной площади, которая одновременно была и привокзальной. По случаю субботы здесь наблюдалось некоторое оживление, собралось довольно много автомобилей, очевидно, жителей окрестных сел. Однако современных моделей почти не было: «Москвичи» шестидесятых годов, две-три «Волги» оттуда же, ветхие «бобики» из колхозного прошлого. Здесь «форд», на взгляд Гордеева, смотрелся почти естественно – этот лимузин, как и остальные рыдваны, явно был экзотикой, только несколько иного рода. Но, впрочем, для других, разумеется, появление американского чуда с наворотами не могло остаться незамеченным.
Однако пора было прощаться с имуществом товарища Константинова. Заперев двери, надо было уйти, без искушения возвратиться. Конечно, и запирать «форд», непонятным – или слишком понятным – путем приобретенный молодым следователем провинциальной прокуратуры, и оставлять его, не зная расписания поездов, не очень-то хотелось, но надо было благодарить высшие силы уже за то, что они добрались без особых приключений до железной дороги.
Вокзальчик представлял собой маленький, собственно, одноэтажный кирпичный домик с пристроенным к нему крохотным залом ожидания, явно непригодным для здешних морозов. Ближайший проходящий пассажирский поезд был, на радость Гордееву и Лиде, всего через сорок минут. Он шел до Петродара, довольно крупного города, из которого явно были рейсы на Москву. Гордеев купил два билета в плацкартный вагон – а других, собственно, им и не предложили.
В ожидании они прошлись с Лидой по не очень богатым вещевым рядам, а затем купили у женщин, с кастрюлями и корзинками ожидающих поезда, горячей картошки с укропом и пирожков с рисом и с повидлом. Торговали здесь и жареными курами, и рыбой, и еще многим, но господин адвокат как-то не совсем привык покупать еду у незнакомых людей. Вероятно, и Лида была воспитана подобным образом. Хотя, судя по числу торговок, пассажиры проходящих поездов шаховским харчем отнюдь не брезговали.
Перекусив и запив свой дорожный обед местным квасом, Гордеев и Лида вышли на перрон и едва уселись на скамейку, как по немилосердно шипящему радио объявили о прибытии их поезда.
– Ну вот, Лидия Борисовна, – улыбнулся Юрий Петрович, – теперь вверим свои судьбы славным труженикам МПС.
Все дорогу от озера до Шахово они молчали о происшедшем там. Но теперь, когда многообразные напряжения дня стали отступать, ощущалось, что каждый возвращается к тем минутам, когда они плавали то в ласковых, то в знобких водах Суташсу. Гордеев почувствовал, что Лида хочет что-то сказать, и придвинулся к ней ближе, чтобы слова не произносились громко…
– Товарищи, – вдруг раздался сзади довольно высокий, ломкий голос, – это вы приехали на «форде»?
Беглецы из Булавинска обернулись.
Возле скамейки стоял сержант милиции.
Молодой-молодой, никак не старше Лиды.
Глава 45. ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В МОСКВУ
Они шли вверх по крутой тропе…
Когда задают вопрос о машине, которая попала к тебе при обстоятельствах, замысловато связанных с нарушениями действующего законодательства, лучше всего на первый взгляд сделать вид, что ты ни при чем.
Однако когда ты находишься далеко от Москвы, в городке, который видишь в первый и, вероятно, в последний раз в жизни, дальновиднее придумать нечто, близкое к правде.
– Конечно, – ответил Гордеев сержанту. – А что, он еще не уехал?
– Нет, стоит, – несколько растерянно ответил милиционер. – А что?
– Нет, ничего; значит, еще по рынку гуляет.
– Кто?
– Да тот, кто привез нас сюда. Константинов Слава. Есть какие-то проблемы?
Милиционер мгновение помедлил:
– Предъявите документы.
– Пожалуйста. – Гордеев достал адвокатское удостоверение и паспорт. – Я член Московской городской коллегии адвокатов.
Лида тоже вытащила свой студбилет.
– И что же вы, москвичи, у нас делаете?
– Примерно то же, что гости столицы делают в Москве, – ответил Гордеев. – Знакомимся с достопримечательностями.
– Ну и как вам наши края? – То ли милиционер тянул время, то ли ему было просто скучно в этот субботний солнечный день.
– Прекрасно, даже уезжать неохота. – Гордеев начинал терять терпение.
– Так погостили бы еще, – шаховский страж порядка огляделся по сторонам.
– Так с радостью бы, да в понедельник на работу.
– Успеете? – На веснушчатом лице парня обозначилась заботливость.
– А что делать?
Вдали раздался гудок тепловоза.
– Ну, нам пора, – протянул Гордеев руку за документами.
– Ну что же, прощайте, – милиционер как бы нехотя возвратил книжки. – До Петродара?
– До него.
– А потом?
– Ясное дело, в Москву.
– Да, в Москву. – Сержант махнул ладонью у козырька фуражки. – Ну извините за беспокойство. Но, сами понимаете, уж больно машина ваша для здешних мест… нечастая. И номера басаргинские. Тетки-то мне сразу на вас показали, а вот приятеля вашего – как вы сказали, Константинов? – что-то не приметили…
– А мы из Булавинска приехали, – не совсем впопад, но вполне расчетливо ответил Гордеев. – Славик сказал, что у вас здесь харчи хорошие… Наверное, прикупает что-то.
– Насчет харчей это верно. Здесь экология хорошая, почти промпредприятий нет, только мебельная фабрика, да и та второй год стоит…
К счастью, поезд уже замедлял ход, и Гордеев с Лидой с облегчением погрузились в вагон под взглядом милиционера, сосредоточенно смотревшего на скромный багаж московских гостей – портфель Гордеева и невеликую сумку Лиды.
– До свидания, – Гордеев сделал сержанту ручкой, выглядывая из-за спины проводницы. – Если увидите Славика, скажите ему, что мы уехали.
– Передам, – кивнул милиционер…
В вагоне было довольно много свободных мест, и Гордеев с Лидой даже отыскали свободный отсек.
– Ну вот, – сказал Юрий Петрович. – Даже если этот парень проявит излишнюю бдительность, все равно что-то во времени мы выигрываем. А при первом удобном случае я сделаю добровольное признание, можно сказать, явку с повинной по телефону. Насчет «форда» и о Константинове на чердаке. А там, глядишь, назавтра этот замечательный работник прокуратуры уже заберет свою тачку… Вот только надо выбрать, кому признаваться. Мещерякину – слишком жирно будет, если не сказать – глупо, а Генпрокуратура – далековато. – Гордеев потянулся. – Впрочем, это меня волнует меньше всего. Куда актуальнее отдохнуть сейчас, поскольку непонятно, как долго придется торчать в аэропорту…
Прижавшись к крутому гордеевскому плечу, Лида продремала там почти до самого Петродара. Лицо ее было спокойным, на рельефных губах сохранялась полуулыбка-полуусмешка. Что ей виделось, что грезилось?
Однако в Петродаре фортуна вновь показала им свое капризное личико. Субботний рейс на Москву уже улетел, следующий был только на понедельник, и у них оставался небольшой выбор: пересаживаться на другой поезд в сторону Москвы или вылететь на Ростов-на-Дону.
Как современный человек, Гордеев выбрал последнее, хотя денег уже оставалось в обрез. Но, как известно, скупой платит гораздо больше, чем дважды, и, начав движение, неразумно задерживаться. Перед самым отлетом он, по настоянию Лиды, все же позвонил в Булавинск Баскаковой и сообщил о лежащем на чердаке Константинове. Гордеев был уверен, что Лариса Матвеевна придумает наилучший вариант, как вызволить подлеца, самой не замаравшись. Если, конечно, какая-то случайность уже не вернула этому постылому свободу…
Сумасшедшая гонка, начавшаяся утром в Булавинске, все чаще напоминала Гордееву состояние человека, который на полном бегу вдруг споткнулся и вот летит, летит, не ощущая под собой твердой поверхности, но все же надеясь, что не только не расшибется, но даже не переломает ноги.
Господину адвокату казалось, что им с Лидой очень помогло это удивительное купание в лесном озере, где они так приблизились друг к другу, сумев при этом удержаться от последнего шага, за которым далеко не всегда, к сожалению, человека ждет только радость.
Теперь, чем дальше они оказывались от Булавинска, тем острее чувствовали, каких опасностей уже избежали. Их бренная, хрупкая плоть наконец перестала чувствовать себя только вместилищем души и вспомнила силу земных желаний, страстей, может быть, не менее прекрасных, нежели грешных.
Все чаще Гордеев и Лида касались друг друга, все чаще их пальцы сплетались вместе, а когда они оказались в самолете, взявшем курс на Ростов, то, оказавшись в конце салона, среди пустых кресел, долго и жарко целовались… Они почти ничего не говорили друг другу, они чувствовали, что в словах нет или почти нет смысла, который они ищут, они начинали понимать друг друга без слов еще в Булавинске, а теперь, когда судьба вела их вперед, в неведомое, к новым испытаниям и новым схваткам за спасение отца Лиды – и человека, который становился для Гордеева не просто коллегой, не просто очередным клиентом, – теперь они седьмым или еще каким-то ненумерованным, неописуемым чувством понимали: это должно произойти, это новый, решающий рубеж в их судьбах, – судьбах, которые беда свела однажды…
В Ростове, где оказались уже вечером, они бросились в одну гостиницу, в другую… В новые времена и с местами здесь стало получше, только деньги плати, однако вот охрана традиционных принципов нравственности пересмотрена не была – в один номер их поселить не соглашались, а снять два, и хотя бы один из них – одноместный, плюс еще билеты до Москвы, на это – банальный исход! – у господина адвоката уже не хватало денег.