очень даже симпатичный и выглядит еще лучше, чем мне нарисовала память — с темными взъерошенными волосами, резко очерченной челюстью и мягким и серьезным взглядом за стеклами очков. А когда он улыбается, его харизма буквально разливается по залу, выплескиваясь на улицу.
— Привет, Злючка, — подойдя ко мне, говорит он.
Обнять его совершенно не ощущается чем-то неуместным.
Он обнимает меня в ответ, и меня бросает в дрожь, когда я чувствую его твердое тело всем своим.
— Рад тебя видеть.
Только без грязных мыслей. Только без грязных мыслей.
— Я тебя тоже, — отвечаю я.
Объятие не прекращается, словно мы давние друзья, встретившиеся после долгой разлуки. И это не ощущается странно — просто комфортно, как и все наше с ним общение.
Я знаю, что отношения — это работа. Мама говорит мне об этом постоянно — как и о балансе, необходимом, чтобы соединить жизни двоих в одну. Но меня не оставляла в покое мысль, что поначалу они не должны быть работой. Много позже — да. Я понимаю, что по окончании медового месяца стоит приложить ряд усилий, особенно когда приходится признаться самой себе, что оставленные на диване носки и шумное хлюпанье молоком в миске с мюсли действительно раздражают. Но в самом начале должно быть ощущение легкости и естественности.
Такое сильное влечение я не чувствовала никогда и ни к кому; Картер здесь исключение. От близости к нему все тело словно вибрирует, и я не перестаю улыбаться. От него так приятно пахнет, и обнимает он меня так крепко. Сжав сильней напоследок, Картер меня отпускает.
Выпрямившись, он оглядывает мое лицо.
— Кажется, я забыл, какая ты красивая.
— Я тоже.
Минуточку. Что это я несу?
— Ой-ой, — со смехом говорит он. — А мне нравится, что ты считаешь меня красивым.
Сплетя наши пальцы, он ведет меня к стойке хостес. Его рука большая и надежная — так плотно обхватывает мою — от чего я не могу перестать фокусироваться на своих ощущениях. Все-таки это не обычная встреча с коллегой.
Держаться за руки — самый простой способ обозначить близость и влечение, но ощущения моей ладони в руке Картера никак нельзя назвать простыми.
Говорят, на кончиках пальцев у нас больше нервных окончаний, чем на губах, и пока мы идем через зал к нашему столику, честное слово, я чувствую каждый миллиметр контакта между нами.
А когда он отпускает мою руку, чтобы мы сели, становится холодно всему моему телу.
Он сглатывает, и я завороженно смотрю на его шею, слежу за движением его адамово яблока и за тем, как медленно приподнимаются уголки его губ.
— Ты молчишь, — говорит Картер.
— Я очень рада быть здесь, — отвечаю я. Такая подчеркнутая вежливость мне совершенно не свойственна, но ничего не могу с собой поделать. Видимо, по дороге от входа к столику что-то произошло с моей манерой говорить.
— Я тоже, — соглашается он и поворачивается к подошедшему официанту, который, рассказав нам о специальных блюдах, принял заказ на напитки.
— Я буду «Ред Булл» с водкой, — заявляет Картер, и я фыркаю. Еле заметно удивившись, официант тем не менее начинает записывать, но Картер тут же его останавливает. — Вообще-то, нет. Извините. Я пошутил. Этакая шутка только для своих. Дурацкая, м-да. Я буду IPA [крафтовое пиво — прим. перев], какой у вас есть.
Без тени улыбки официант уточняет:
— «Стоун» или «Лагунитас»?
— «Лагунитас», — отвечает Картер и кончиком языка проводит по нижней губе.
Я не могу отвести от него взгляд.
Официант поворачивается ко мне.
— Бокал «Престон Барбера».
Когда официант уходит, Картер опирается локтем на стол.
— Твои плечи.
— Я… Что?
Он кивком показывает на мое платье.
— Я про платье. И плечи, — откашлявшись, он тихо добавляет: — Ты выглядишь… просто потрясающе.
— Спасибо, — шепотом отвечаю я и делаю большой глоток ледяной воды, чтобы остудить разгоряченные мозги. — Есть свежие новости из Картер-ленда?
В ответ на смену темы он ухмыляется.
— Работаю. Игнорирую звонки родителей. Переписываюсь с одним симпатичным агентом. В общем, сама знаешь.
Я краснею и снова выбираю нейтральную тему.
— Игнорируешь звонки родителей?
— Они хотят, чтобы я прилагал больше усилий в отношениях с братом, но на самом деле так проявляется их нескончаемое недовольство моим переездом сюда.
— Ох.
Но он отмахивается.
— Мама уверена, что я закончу свои дни бомжом, покупающим метамфетамин у парня, живущего в коробке на свалке где-нибудь в Скид Роу. Я пытался сказать, что в доме, где я живу, есть швейцар, а где находится Скид Роу даже понятия не имею, но ее не переубедить.
Официант приносит нам напитки и хлеб и достает блокнот, чтобы записать заказ.
— Мои родители сейчас живут в Бёрбанке, — как только мы снова остаемся одни, говорю я, — поэтому я вижусь с ними несколько раз в месяц, но вполне могу себе представить, как беспокоилась бы мама, живи я на другом конце страны.
— Да, но мой брат переехал сюда в свои восемнадцать, и тогда никаких истерик не последовало.
Я отламываю кусочек хлеба.
— Кажется, я ничего про это не знаю.
— Джона, — отхлебнув пива, говорит он, — просто взял камеру, немного одежды и уехал. В один из первых своих уик-эндов попал на вечеринку и сделал несколько фото, которые появились в Rolling Stone,
— Да ладно.
— Ага. Потом был Elle, потом People. Родители решили, что в одно генеалогическое дерево дважды молния не ударит, а значит я обречен на провал.
Я хотела ответить, что все родители всегда будут беспокоиться за своих детей, и если есть место, где количество провалов зашкаливает, — то это как раз Голливуд, но тут до меня доходит, о ком именно он говорил.
— Погоди-ка, твой брат — Джона Аарон?
— Ну… да, — его глаза округляются, а рука с кусочком хлеба замирает на полпути ко рту. — Пожалуйста, только не говори, что ты с ним спала.
Кашлянув, я смеюсь.
— Нет. Но почему-то мне думается, что моя подруга Амелия — да, — сделав глоток вина, я начинаю вспоминать. — Кажется, они познакомились на вечеринке Vanity Fair или где-то еще.
Картер отвечает мне печальной полуулыбкой.
— Наверное, мне стоит найти ее и извиниться от имени всей своей семьи, — когда я снова смеюсь, он понимает, что сейчас сказал. — То есть нет, — поправляется он, нахмурив брови. — Секс с мужчинами из семьи Аарон первоклассный. Лучший в жизни любой женщины. Я просто не мог не пояснить… Теперь давай дальше. Как дела на работе?
Когда из меня снова вырывается хохот, я прижимаю салфетку к губам.
— Очень хорошо. Формирую пакет наших услуг — кажется, он довольно объемный, — в Картере есть что-то такое, отчего мое инстинктивное желание держать информацию о своих делах при себе тает, и я еле сдерживаю себя от того, чтобы не разболтать все детали.
Но если он и заметил, что я чуть было не потеряла контроль, то вежливо не стал подавать виду, а только постучал по столу.
— Ты суеверный? — интересуюсь я, но он воздерживается от ответа, когда к нам подходит официант с едой.
Запив кусок стейка пивом, Картер ставит стакан на стол.
— Отвечая на твой вопрос: я бы никогда не назвал себя суеверным, потому что это к неудаче. Поэтому скажу, что это просто одна из не самых привлекательных моих черт.
Усмехнувшись, я накалываю на вилку брокколи.
— В основном, я считаю это своим закидоном, — говорит он. — У меня есть счастливый галстук. Постучать по дереву — в числе любимых. Бросаю рассыпавшуюся соль через левое плечо. И все знают, что я часто желаю всем удачи и не беру трубку до второго звонка.
— Такие очаровательные пунктики, — говорю я.
— А ты чем можешь похвастаться?
— Уверена, друзья про меня скажут, что закидонов у меня пруд пруди.
Картер откидывается на спинку стула и жестом просит продолжить.
— Свою способность запоминать сюжеты фильмов я уже успела продемонстрировать.
— Не знаю, идет ли это в зачет — учитывая специфику твоей работы. Давай что-нибудь позакидонистей, Злючка.
Я улыбаюсь.
— Я не ем в буфетах — и это проблема, потому что на большинстве мероприятий шведский стол. Обычно смотрю на ни в чем не повинную ложку и все, о чем могу думать, — это как много немытых рук ее хватали. Всегда смотрю двадцатичетырехчасовой марафон Рождественских историй и помешана на кремах для рук. Люблю, когда хорошо смазано.
Он замирает с вилкой у рта.
— Ты же сейчас не о том, что пронеслось у меня в голове, да?
Я легонько пинаю его под столом, но он ловит мою ногу и удерживает ее между своих ступней.
— Когда я говорю по телефону или просто сижу за рабочим столом и что-нибудь обдумываю, то всегда, совершенно не задумываясь, хватаюсь за тюбик. И чем дольше длится звонок, тем больше крема я намазываю. А под конец даже трубку в руках не могу удержать.
— Вот это уже годится, — потирая ладони, говорит Картер. — Давай я поделюсь с тобой еще одним фактом, чтобы ты не чувствовала себя в перевесе со своей боязнью микробов и кремами для рук. Без утреннего кофе я даже дышать не могу. Знаю, так многие говорят, но в моем случае это почти заболевание. Без него я не раз чистил зубы кремом для бритья, а однажды опорожнил мочевой пузырь в горшок с маминой любимой пальмой.
— На твоем месте я бы не стала делиться последним эпизодом, — шепотом отвечаю я.
Вытерев рот, Картер кладет салфетку перед собой.
— У тебя очень хулиганистая улыбочка, Злючка.
— У меня? — я показываю на себя. — Видел бы ты свою.
Он подается вперед.
— Это потому что мне нравится быть с тобой. Такое же будоражащее чувство меня охватывает, когда я вижу твит кого-нибудь из клиентов без единой грамматической ошибки.
Это ужасно смешно, потому что я прекрасно понимаю, о чем он говорит.
— Будоражит, согласна.
Втянув нижнюю губу в рот, он внимательно смотрит на меня.
Не могу припомнить, чтобы в нашу первую встречу Картер был так невероятно сексуален. Может, потому что тогда мои плечи были закрыты или мы оба были по-детски одеты, но сейчас он безмерно горяч.