Внедорожник Сергея медленно подкрадывался к байкерской тусе, как чужак к стае. Кирилл с Русланом ехали следом так же осторожно. А Валерий, коротко выдыхая через рот, ощупывал взглядом темное пространство вокруг. Чернота, редкие фигуры в кожаных косухах, пустые скамеечки у подъездов под фонарями стандартных дворов, бутылка пива у мусорного бака. Сергей чуть повернул, ища парковку, и у самого бара Валерий вычленил глазами светлые волосы, косу на плече — девушка стояла, опираясь спиной о кирпичную стену, подняв лицо к небу. Тень с вывески падала так, что черты было не разглядеть. Девушка в голубой куртке и джинсах тут же оттолкнулась от своей опоры, но не пошла прочь, а, аккуратно нащупывая левой рукой кирпичи, спустилась в подвал. Сердце бешено заколотилось, разбивая сомнения на тысячу мелких осколков. Расширив глаза, в которых внезапно что-то зачесалось, Черкасов вцепился в предплечье Сергея.
— Тормози!
— Больно же, — вырвал руку Ларин.
Автомобиль еще не остановился полностью, а Валерий выскочил на асфальт, крикнув в салон:
— За мной не следовать! Я сам!
Я так и не заснула больше. Голова кружилась от бессонницы и усталости, но в висках стучала молоточками тревога. После видения о Матхураве, покой вернуть не удавалось. Сердце стучало так, будто я выпила три здоровенные кружки кофе и заела плиткой горького шоколада. Тяжело вздохнув, я вновь побрела спасаться от духоты, запаха чужого секса и табачного смрада каморки на улицу. Но у ночной свежести была обратная сторона медали, впрочем, как у всего на свете, — там я быстро замерзла.
— Чего маешься? — послышался голос Деда сквозь взревевшие аккорды Iron Maiden. — Иди к нам.
Я пожала плечами, улыбнулась смущенно.
— Iron Maiden хорошая группа, но, как по мне, громковато.
— О-па! Мокрый прикрути. Такие пай-девочки разбираются в хэви-металле? — поразился Дед, и в его голосе проскользнуло особое уважение.
— У меня брат рок-музыкант. Приходится разбираться.
— Прям разбираешься? Тогда скажи, это что? — спросил заинтересованно Мокрый.
Народ попритих, обратив внимание на занятный экзамен. Я узнала с первого такта:
— Группа «Accept», песня «Balls to the Wall», восемьдесят третий год.
— Круто! А это?
— Мэссив Аттак.
— Во даешь! А это?
Достаточно было пяти лиричных нот, чтобы я отгадала:
— Старые добрые «Uriah Heep», песня из альбома семидесятого года «Уйди, Мелинда».
Со всех сторон полетело одобрение. Кто-то даже захлопал. Музыка затихла, бармен задумался видимо, чем меня огорошить. А мне стало жаль, что грустные гитарные переборы британских рокеров прекратились, уж очень они были созвучны моему настроению.
И вдруг знакомый баритон из-за спины выкрикнул:
— Варя?!
Мое сердце чуть не остановилось.
— Варя! — снова позвал Валера. Прозвучало это его голосом, но совершенно непривычно: объемно и глубоко.
Я обернулась, пытаясь совладать с нахлынувшими эмоциями, ведь я уже оплакала нашу встречу заранее, как невозможную… Но в паре метров от меня в темноте вырисовался его контур.
— Варя, пожалуйста, давай выйдем на улицу, — взволнованно произнес Валера. — Я знаю, я обидел тебя. Но, пожалуйста, давай поговорим, это очень важно!
Сердцу в груди было мало места, но я молчала, закусив в смятении губу — ведь одно фальшивое, неверное слово, и я снова услышу в ответ раздражение. Горло перехватило: зачем он пришел?
— Я понял, — рядом со мной возник Дед. — Судя по твоему лицу, это тот самый козел, что тебе синяков наставил.
— Погоди, Дед, — прошептала я, коснувшись его руки.
— Что тут годить? Кулаки чешутся репу расквасить этому уроду, — попер на Валеру байкер, что-то деревянное проехало по стойке. Бита? Бильярдный кий? — Ты что, говно модное, решил, что самый крутой?! А ну пошел отсюда!
— Хочешь драться? Давай! Я все равно с ней поговорю! — рыкнул Валера и шагнул навстречу, явно нарываясь на удар.
Я опешила. Между контурами двух крупных мужчин багряные волны агрессии покатили одна на другую, нарастая до потолка и грозя устроить шторм, в который наверняка затянет всех присутствующих.
— Не надо! — крикнула я.
Дед меня не послушал, и, размахивая чем-то, шагнул к Валере. Я растерянно оглянулась. Судя по вспыхнувшим по залу пятнам, другие байкеры решили присоединиться. Это требовалось остановить. Сейчас же!
Отбросив ощущение, что я уставшая, слабая девушка, я вспомнила Матхураву. Почувствовала его так живо, что даже пышные усы показались реальными, челюсть больше, и почудился тяжелый, за поясом, меч. Черт меня побери! Я собрала всю свою волю из живота и выбросила ее через горло с низким, несвойственным мне командным взрёвом:
— Я сказала «Нет»! — и встала, заслонив собой Валеру.
Это было так громко, что бас-гитара, отставленная музыкантами, ответила вибрацией. Отозвались барабаны нарастающим внутри бас-бочки гулом.
Дед опешил. Валера тоже. Разговоры в баре затихли, и все уставились на меня. Склонив голову и по-бычьи сверля слепыми глазами байкеров, я ощущала себя Матхуравой, здоровенным мужчиной, умеющим обращаться с мечом и кинжалом. Неизвестно откуда взявшаяся в мышцах и в голосе сила позволила мне говорить уверенно и твердо:
— Никто здесь его не тронет.
— Не надо, — возмутился Валера, — я сам…
Я подняла ладонь:
— Молчи.
И он замолк. Словно послушная Сона. Я прорычала:
— Здесь никто никому ничего не должен. Пусть так и останется, — и чуть мягче, но все еще по-мужски обратилась к Деду: — Ты реально крутой чел, Дед, с большим сердцем. Больше всего на свете ты ценишь искренность и справедливость, чтобы было без фальши, так?
— Откуда ты… — пробормотал байкер.
— В точку. Это про тебя, Дед, — раздалось со столиков.
— Я говорю искренне. И ты это чувствуешь, — сказала я. — И я говорю тебе, что в этой драке справедливости не будет. Просто поверь мне. Ты и так силен, прояви мудрость.
Дед молчал, соображая. Пауза стала материальной, весомой, как туман в лощине, оседающий каплями на лицо. Наконец, байкер отступил к стойке, опустив биту или что там у него было в руках.
— Черт, ладно. Тебе видней.
— Спасибо, Дед, — сказала я и обратилась ко всем присутствующим, сидящим и повскакивавшим с мест. — И вам, ребята, спасибо! За то что настоящие. Для меня большая честь побывать у вас.
— Крутая девчонка. Мы тебя тоже рады видеть рядом. Чувиха с характером. Да это не телка, это риал мэн. Иди к нам за столик. Пива будешь? Угощаем, — полетело отовсюду добродушное.
Еще чувствуя в себе Матхураву, я с достоинством приложила ладонь к груди и чуть склонила голову.
— Благодарю. — Коснулась плеча Деда. — Нам действительно нужно поговорить.
— Ладно, — буркнул он примирительно, — но если что, я здесь.
— Это круто, Дед. Ты крутой. — И я, наконец, обернулась в Валере. — Пойдем.
— Хорошо.
Я пошла вперед уверенно, не слишком выставив руки, потому что успела запомнить количество шагов от стойки до выхода. Нащупала дверной косяк. Валера поспешно открыл дверь и подержал меня под локоть.
— Я могу выйти сама, но спасибо, — кивнула я, вставила носок до предела в ступень и рукой коснулась кирпича в стене.
Мы быстро вышли на улицу. Озябнув, я засунула в карманы джинсов руки и выдохнула, отпуская прочь Матхураву. Тело сразу стало легче, ослабло, вспомнив об усталости. Совсем другим, обычным своим голосом я спросила мягче:
— Утро, наверное, скоро? Что там, на небе?
— Скоро, — ответил Валера и, сглотнув, добавил тихо. — Ты какая-то совсем другая. Там. И теперь снова… Разная совсем.
Я пожала плечами.
— Иначе бы Дед меня не услышал.
— Я могу сам за себя постоять.
— Я знаю.
Мы оба молчали, каждый боясь сказать не то. Где-то мимо пронеслась скорая с сиреной. «Зачем ночью будить город, машин и так не много?» — подумала я. Валера стоял в шаге от меня, и я слышала его взволнованное дыхание, чувствовала доносимое прохладным сентябрьским ветром его тепло. Казалось, с нашей последней встречи прошел месяц или несколько жизней.
— Ты хотел поговорить, а теперь молчишь.
— Оказывается, это трудно, — он снова замялся.
— Что?
— Попросить у тебя прощения. За всё, — он на самом деле волновался.
— Скажи «Прости меня».
— Прости меня, Варя.
— Хорошо, я прощаю.
— Так просто?
— Да.
И мы опять замолчали, прислушиваясь к дыханию друг друга.
— На самом деле, я за тобой, Варя, — выдохнул, наконец, он. — Тебе угрожает опасность. Тебя хотят убить.
— Я знаю. Уже пытались, — сказала я кратко.
А сердце зашлось. Возможно, от того, что он пришел за мной, захотелось расплакаться, как маленькой, рассказать все, что я пережила, что передумала. Но слова так и остались комом в горле. Валере это не надо…
— Но как ты спаслась?
— Нарочно не придумаешь, — улыбнулась я, скручивая в жгут свои слабости. — В лесу вышел на дорогу лось, и машина, в которой меня везли убивать, перевернулась. Все мертвы, кроме меня. И лося. Ирония судьбы, да?
— Варя… Это какое-то чудо… Я чего только не передумал за эту ночь! Но как ты, не видя, добралась почти в центр Москвы? — он шагнул ко мне, но не решился даже протянуть руку. С одной стороны, после всего это было правильно и говорило о какой-то перемене в его отношении ко мне, но с другой — больно. Причем нам обоим. Ему от вины, мне…
— Дед подвез. Знаешь, Валера, — задумчиво проговорила я, — бывают на свете простые люди, бывают счастливые, а мы с тобой два кармических инвалида.
— Почему инвалида?!
— Потому что столько раз друг друга ранили, что уже никто из нас не знает, как поступить нормально. А всё, что ни делаем, получается вкривь и вкось.
— Я ничего не знаю про карму, но если тебе нравится верить в эти кришнаитские штуки, пожалуйста. Я просто хочу увезти тебя туда, где безопасно.
— Штуки не кришнаитские, буддистские. Думаешь, у тебя получится? — Я подняла к нему голову с вызовом. — С договором ничего не вышло. Плохая оказалась затея.